Страница 16 из 19
— Лучше помоги собрать апельсины, Треор, — проворчала Ева, отряхиваясь.
Мальчик замешкался.
— М-м-м, сейчас, коней успокою только.
«И чего их успокаивать? — думала Ева, собирая фрукты с земли. — Стоят себе спокойно. Странный он какой-то».
Сложив все в сумку, Ева собралась было уйти, но Треор, не отходя от лошадей, окликнул ее вновь:
— Послушай! Извини, что так вышло. Я не думал, что ты… я просто не… просто тебя не увидел. Как тебя зовут?
— Ева.
— Сколько тебе лет?
— Что?! — опешила Ева. — Какое это имеет значение?
— Эм-м… — Треор выглядел взволнованным. — Ты похожа на одного человека, я подумал…
— Завтра мне исполнится двадцать, — бросила Ева.
— А-а-а…
Ева вопросительно посмотрела на мальчишку.
— Нет, я ошибся. Да, ошибся, — он нервно почесал нос-картошку.
Ева хмыкнула и уже ступила на дорожку, ведущую к дому, когда Треор прокричал ей вслед:
— Еще встретимся, Ева!
Она не спеша и нехотя обернулась, но повозки на мостовой уже не было.
— Почему ты уехала из Гланбери? — спросил Дарий. — Ведь твои родные остались там?
Стемнело. Ева сидела в кресле в гостиной, беседуя с призраком.
— Они остались, потому что у них там своя пекарня. Они завязаны общим делом с местным мельником и не могли уехать. А я… как ни странно, я уехала из-за одиночества.
— Это как?
— В городе меня считали… — Ева смутилась. — Считали сумасшедшей.
— Ты не похожа на сумасшедшую, — заметил Дарий.
— Это сейчас. А вот свое детство я почти не помню. Мама не любит обсуждать это, да и я побаиваюсь ее спрашивать. Знаю только: что-то случилось, когда мне было шесть, и родители обратились к местной знахарке. Точнее, ведьме. Та, по словам матери, спасла мне жизнь, но воспоминания о детстве стерлись, словно их не было. В городке со мной не общались, называли чокнутой, — Ева вздохнула. — Я всегда гуляла одна. Единственное место, где мне не было так одиноко — это кладбище. Мне нравилось думать, что надгробные камни — мои друзья.
— Звучит жутковато, — улыбнулся Дарий.
— Наверное, — Ева пожала плечами, — но мне было скучно. Я играла с ящерицами, которых на кладбище было очень много. Такие вот были у меня друзья, потому что люди меня избегали. Когда я выросла, то поняла, что не хочу заниматься выпечкой, хотя всегда помогала родителям на кухне. К тому же мое присутствие там отпугивало некоторых посетителей, портило репутацию пекарни. Хотя я все равно не понимаю почему, ведь Раснария, например, тоже странный, но это никого не смущает. Он говорил, в детстве над ним смеялись, но чтобы бояться?
— И из-за этого ты решилась переехать?
— Да! А как бы поступил ты? Вокруг тебя полно людей, но все либо делают вид, что не замечают, либо опасаются подходить к тебе близко. А за глаза зовут чокнутым.
— Последние несколько лет у меня похожая ситуация… Правда, меня действительно никто не видел до тебя. Но, пожалуй, ты права. Если бы такое было с детства, я бы уехал туда, где меня никто не знает.
— Так я и сделала. Мои друзья не знают, почему я покинула Гланбери. Ты единственный, кому я рассказала.
— И я сохраню твой секрет, — заверил призрак. — А лекарства, за которыми они поехали? Для чего они?
— Сколько себя помню, я пью их регулярно. Мать снабжает травами та знахарка. Ну, что спасла меня четырнадцать лет назад. Она говорит, что если я не буду их пить, то мне и другим людям будет угрожать опасность.
— Какая странная болезнь, — заметил музыкант.
— Похоже, это не просто болезнь, — вздохнула Ева. — Однажды мы с матерью вместе ходили к ведьме. Мне велели остаться на улице, я скучала, рисовала палкой на земле. На руку мне сел красивый жук: красный с черными круглыми пятнами на спинке. Я побежала в дом, чтобы показать маме, но, подойдя к двери, услышала, как ведьма говорила, что подготовила для меня свежие цветы, чтобы блокировать проклятье. Я сильно испугалась. По дороге домой я спросила маму об этом, но она велела мне молчать.
В этот раз они проболтали почти полночи, и часам к трем Ева почувствовала себя очень уставшей. Призрак остался в гостиной один. Он устроился в кресле, наблюдая за догорающими поленьями. Не знающий сна два десятка лет, он уже успел подумать обо всем на свете. Но с появлением новой подруги в его голове зароились свежие мысли. Что, если она согласится помочь узнать правду: почему Электа так поступила с ним? Ева казалась ему доброй и участливой. К тому же она прекрасно понимала тяжесть одиночества. Душа Дария ожесточилась за последние годы, и он отчаянно нуждался в друге и был благодарен судьбе за такой подарок. В задумчивости он провел остаток ночи, сидя в темной гостиной, в очаге которой яркими пятнышками светились тлеющие угли.
Ева проспала почти весь день. Проснувшись, она, по обыкновению, обошла сад, после чего вернулась в дом и до вечера раскладывала высушенные травы в баночки, прикрепляя к ним бирки. Ева нервно поглядывала на часы: по ее подсчетам капитан с Цербером — так Раснарию с намеком на «трехглавость» в шутку называл Стром — уже должны были вернуться. Они обещали быть с ней в ее день рождения. А она обещала Дарию познакомить его с друзьями. Погруженная в свои мысли, Ева буквально подпрыгнула на месте от сильного стука в дверь.
— С днем рождения! — проорал капитан с порога, обнимая ее.
За ним с коробкой, обвязанной джутом, стоял улыбающийся Раснар.
— Это от твоих: передали праздничный пирог! — пояснил он. — Поздравляю!
Ева обняла друзей, забрала у Раснарии пирог и открыла коробку.
— М-м-м-м, с малиной… мой любимый, — Ева втянула носом аромат. — Как пахнет! Домом… ну входите, входите.
— Какие запахи… — принюхался капитан, входя в гостиную.
— Да, — Ева указала на стол, — раскладываю травы на продажу.
Стром присвистнул и поспешил открыть окно, чтобы впустить свежий воздух.
— Да ты самая настоящая травница, — заметил он. — А ты не заболела? У тебя уставший вид.
— Нет, — отмахнулась Ева, — все хорошо. Как мои родители?
Капитан достал из-за пазухи конверт.
— Передали тебе письмо.
Из прихожей послышались сердитые голоса: Раснария о чем-то спорил с Шутом. Выглядело это так, словно он говорил сам с собой, но разными голосами, яростно при этом жестикулируя и переминаясь с ноги на ногу.
Ева взяла конверт из рук капитана и тут же открыла.