Страница 26 из 88
— Да-да… — Алешка закивал, став удивительно похожим на тетушкиного любимого китайского болванчика — фарфорового уродца с качающейся головой. И продекламировал. — «Таким образом гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих… — и Алешка торжественно, отделяя одно слово от другого закончил. — …вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию»!
— А вы, Алексей, похоже, наизусть выучили. — сказал — как сплюнул — Гирш.
— Гениальные слова не худо и запомнить. — с явным удовольствием парировал Алешка. — Именно после таких деяний осознаешь величие и мудрость государя! Так что готовьтесь к исключению, сударь Гирш!
На скулах гимназиста вспыхнули алые пятна, и он шагнул к Алешке. Мысль о скорчившимся на мостовой Алешке, которого месят тяжелыми сапогами, пошитыми Гиршем-старшим, была приятной, но увы, бесперспективной. Начнется драка, прибежит городовой… а Мите сейчас вовсе не нужно лишнее внимание
— Почему вас это волнует, Алексей? — Митя снова будто невзначай вклинился межу ними. — Вы ведь, кажется, на домашнем обучении.
— Господин Лаппо-Данилевский-младший в позапрошлом году был у нас вольнослушателем в гимназии. Но предпочитал покидать класс через окно и посиживать в кофейне. — усмехнулся Гирш.
— Алексей, так вы бездель… бунтарь? — вздернул брови Митя.
Лаппо-Данилевский скроил высокомерную мину:
— Мы с отцом решили, лучше будет, если я стану заниматься на дому. Я ведь, знаете ли, еще и в делах ему помогаю.
«Знаю» — Митя хорошо помнил, как легко и просто их с отцом приговорили к смерти в зубах восставших мертвецов — и не Алешкина вина, что не вышло, тот старался. Хотя сам, своими руками, пока не убивал: темной дымки, отмечающей убийц, на нем не было. Вот ведь как: порядочные люди — вроде самого Митя — могут и по десятку трупов за душой иметь, а Алешка остается мерзавцем, хоть с трупами, хоть без!
— …а дела у нас в последнее время расширяются. — продолжал заливаться соловьем Алексей. — Ведомство вашего батюшки, Митя, так и не смогло отыскать пропавшее после набега железо. — глаза его довольно блеснули. — Если в ближайшие дни ничего не изменится, а это, сами понимаете, маловероятно… То бельгийским заводам придется взять на себя питерский заказ. В город уже прибыл представитель «Общества Путиловских заводов»…
«И это я знаю». — Мите пришлось сделать усилие, чтоб удержаться и не кивнуть.
— Вскоре отец ждет его к себе. Он как раз вошел с бельгийцами в долю…
— Своевременно! — протянул Митя.
— Всего лишь расчет и предвиденье! — нагло ухмыльнулся в ответ Алешка.
Митя и раньше не сомневался, что Лаппо-Данилевские причастны к набегу. А теперь этот наглец практически впрямую намекает… и думает, ему это обойдется?
— Столько дел предстоит! — Алексей помотал головой как лошадь перед неподъемной телегой — которую хочешь-не хочешь, а везти надо! — Отец настаивает, чтобы я во всем участвовал. Приятно сознавать, что самый близкий человек ценит твои таланты. — его насмешливый прищур не оставлял сомнений — о разногласиях в семье Меркуловых он знает. Еще и невинным тоном добавил. — Жаль, что вас с батюшкой почти не видят вместе. Будто он вам вовсе и не отец!
«На каторгу вы с своим батюшкой отправитесь разом, по-родственному. Уж я позабочусь!» — холодно и даже слегка отстраненно подумал Митя.
— А что касается вашего вопроса, Митя…
Задумавшийся Митя невольно вздрогнул: какого вопроса?
— То я и впрямь рад государеву указу. Излишек образования заставляет представителей низших сословий забывать свое место. Они думают, что если справляются с математикой и гимназической латынью, так могут справиться и с университетским курсом, а потом уж и вовсе лезут в правления и в комитеты… Не только уездные, но губернские и столичные! Так говорит мой отец… и он прав!
— Или просто боится конкуренции? — сквозь зубы процедил Захар Гирш.
— Мне нравится наша кухарка — у нее получается прекрасное бланманже! Вот пусть она… и ее дети тоже… продолжают управляться на кухне, а дела серьезные, особенно государственные, оставят природой предназначенным для этого людям! — и Алешка ехидно добавил. — Ne sutor ultra crepidam![1]
Судя по выражению лица гимназиста, Алешку снова собрались бить.
— Жаль только, в империи нет столько Кровных, чтобы занять должности во всех комитетах. Особенно уездных. — обронил Митя.
И с наслаждением полюбовался как лица что Алешки, что его противника вдруг приобрели одинаковое выражение.
— А что вы на меня так глядите, господа? Только Кровная Знать предназначена для государственных дел по своей природе, унаследованной от Чтимых Предков.
— Дворянство! — вскинулся Алешка.
— Всего лишь потомки дружинников, получивших надел земли от Кровных Князей.
— Землю, которую они должны были защищать! — нравоучительно поднял палец Алешка. — Земля эта полита кровью дворянской, дворянство — щит и меч империи, кто, кроме нас…
— Мой дядя, старший брат отца, погиб в семьдесят восьмом, на русско-турецкой. Он был из кантонистов[2]. — устало сказал Гирш. — А дед — в Крымскую.
— Вот видите, Алексей… — ласково подхватил Митя. — Не так уж велика разница между сыном сапожника… и сыном господина Лаппо-Данилевского. Во всяком случае, с точки зрения Кровных.
— Сыну сапожника как-то не слишком льстит! — буркнул Гирш.
Пальцы Алешки на набалдашнике трости побелели, он кинул на Митю убийственный взгляд и процедил:
— Есть еще образование и воспитание!
— То есть, те же математика и латынь? — еще ласковей напомнил Митя.
Конечно, разница есть! Но если Лаппо-Данилевские выступают за привилегии дворянства, то Мите ничего не остается, как стать либералом. И может даже чуть-чуть рэволюционэром. Как там у франков? Liberté, Égalité, Fraternité?[3] Великие Предки, это он Алешке тоже припомнит!
— Полагаете, государь ошибается? — в голосе Алешки задрожало предвкушение.
— Полагаю, кровный правитель-Даждьбожич, не нуждается ни в моем одобрении… ни в вашем. Как верно подметил ваш батюшка: не следует забывать свое место! Честь имею! — Митя приподнял шляпу, давая понять, что разговор окончен.
Алешка неожиданно качнулся вперед, его лицо оказалось совсем близко от Митиного, и он тихо, на пределе слуха, выдохнул:
— Полагаете, ваше место выше моего? Сомневаюсь! Если уж вас сразу за своего не признали…
— О чем вы, Лаппо-Данилевский? — ровно, даже не думая понижать голос, спросил Митя.