Страница 92 из 95
Глава 31. Финал, но не конец
Карета, присланная за князьями Белозерскими, подъезжала к Екатеринославу. В душе главы рода, Кровного Князя и генерала от артиллерии Сергея Белозерского кипели нетерпение, вкупе с сильнейшим раздражением. Как тут не злиться? Билеты на чугунку они до самого Екатеринослава брали, а тут оказалось, что на полпути между местечком с названием Хацапетовка и губернском городом рельсы обрывались прямиком в поле… хотя и отнюдь не чистом! А наоборот, изрытом канавами, засыпанном щебенкой, и поверху размытом дождями. Вокруг гремела стройка, звенел металл и бухали ножищами глиняные големы. Выглядели те не очень хорошо — будто по ним из орудий лупили! — но дело свое исполняли. На только выпустившегося из Михайловского училища двоюродного племянника Санечку впечатление произвели поистине сокрушительное. Санечка немедленно полез знакомиться с командовавшим глиняными великанами молодым каббалистом, а еще через пару минут тот уже осведомлялся не та ли они родня, что ожидают в «доме на Тюремной». Дальнейшие переговоры установили, что «дом на Тюремной» — это дом зятя, Аркадия Меркулова, после чего багаж Белозерских были нагружены на одного голема, а сами они усажены на плечи остальных — и буквально в пару десятков шагов глиняные громадины преодолели жидкую строительную грязь, доставив их к присланной местным губернатором карете.
Счастье Санечки превысило человеческие пределы.
— Аркадию Валерьяновичу с Дмитрием Аркадьевичем кланяйтесь, скажите, Шмуэль Бенционович привет передает. — каббалист приподнял шляпу, и гордо уехал на плече голема, а князь Сергей почувствовал, как брови его сами собой взбираются на лоб. Любопытно…
Ехали быстро, но для пятерых карета все равно оказалась тесновата, и троюродный кузен Алексис, в котором Кровь Зимы преобладала над кровью Смерти, перебрался к кучеру на козлы. А через пару верст дороги туда уже мечтали перебраться все, потому что в карете они все равно остались впятером — сам князь Сергей, его младший брат Константин, племянник Николя, выглядевший типичным гвардейцем даже в штатском, Санечка и… напряжение! Напряжение лежало посредине, оно занимало все диваны разом, и казалось, выталкивало из кареты людей.
— Дмитрий Аркадьевич, право же… Избалованный мальчишка, не знающий ни долга, ни чести. — процедил кузен Николя. — Знаете, кто его кумир? Меньшой князинька Волконский, фат, пшют гороховый…
— Вот именно, мальчишка, которому едва исполнилось шестнадцать.
— По мальчишкам видно, что из них вырастет. — непримиримо отрезал Николя. — Я в его возрасте…
— Жег себе пальцы на огне, чтоб доказать свое мужество. — обронил князь Сергей.
— Вот именно! — с гордостью подтвердил Николя. — И выдержал же!
— Николенька у нас до сих пор полагает, что самому себе пальцы жечь и впрямь есть доказательство твердости воли… а не дурости беспросветной. — рассеяно обронил князь Константин, сквозь отдернутую шторку кареты глядя наружу. И не обращая больше внимания на вспыхнувшего злым румянцем Николя, высунулся в окошко. — Эй, любезнейший! А что у вас тут такое?
Другой бы, может, и не заметил, но сибирская губерния, где командовал князь Константин, немало страдала от ханьских набегов, так что как выглядит местность, недавно набег пережившая, он отлично знал. Вон там крыши заново настелены — одна за другой, будто тут недавно бушевал пожар. Двери тоже вытесаны заново, точно их сносили с петель. Сторожевые башни по самый верх в строительных лесах, а паровые пушки все равно глядят на дорогу насторожено. Да и порубежники здешние не выглядят расслабленными мирной жизнью — вон какие морды внимательные… ох ты, и впрямь — морды! Да они ж все оборотни! Вот тебе и тихая южная губерния!
— Здеся-то? — отозвался с козел бородатый дед-извозчик. — Так то, пане, летом варяги понабёгли! С Днепра пообстреляли, нибы-то оттудова лезть будут, а сами — хитрые такие! — пешими в обход подались. Со здешней стороны и напали, покы казачки наши с уланами их в порту воевали.
— Но справились же — казачки?
— Та не, пане. То не казачки, то варягов мертвяки забрали!
— Какие мертвяки? — насторожился князь Константин. С другой стороны кареты высунул голову Санечка.
— Дык известно какие — дохлые! Строем по улицам ходили, видать, парад у них был, а там и вовсе из города ушли — никто их больше и не видал.
— Кого не видал: варягов или мертвяков?
— Так варягов же! Мертвяки — те иной раз захаживают. А то еще у себя на кладбище променады устраивают. И то сказать, тяжело оно — без движения-то! Вы, паны ясные, потерпите чуток, скоро уж и приедем.
Константин заглянул внутрь, проверяя, слыхали ли остальные.
— Избалованный мальчишка, ни долга, ни чести, да, Николенька?
— Мы еще не знаем, он ли поднял. — насупился Николай.
— Мы все чувствовали, что Истинный Князь Мораныч пришел в этот мир. — покачал головой князь Сергей.
— Николенька, наверное, думает, что в здешнем городишке может быть два Истинных Князя.
— Не называй меня Николенькой!
— Как скажешь… — князь Константин снова выглянул в окно — теперь они ехали по городским улицам. И князь мог поклясться, что еще недавно — два дня, самое большее, три! — на этих улицах бушевало сражение. Выщербленные выстрелами фасады. Перевернутая и разбитая паро-телега, которую попросту оттащили к стене, чтоб не перекрывала улицу, да так и оставили. Кучками собрана поломанная утварь, выбитые стекла в домах заложены подушками, а на мостовых кое-где осталась засохшая кровь. И фонари погнуты, будто их какой великан, вроде големов, узлом завязал!
— А тут-то что было?
— Третьего дня ч
— Какие еще — ч
— Страшные: рука одна, нога тож одна, глаз горит, а сами дерутся чисто черти!
— Что они со здешними иудеями не поделили? — вмешался князь Сергей.
— Кто их знает: шо тех, шо энтих. Может, не понравилось, шо жиды Христа распяли? — хмыкнул дед.
— Мужик, Христос сам евреем был. И апостолы все. — вмешался молчавший до сей поры Алексис.
Мужик дернулся так, что чуть с козел не свалился — и замолчал, надолго. Мимо проплыла одна улица, вторая…
— Вон там Меркулов, глядите! — вдруг закричал Константин. — Заворачивай, мужик, приехали.