Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 67 из 95

Глава 25. Мертвый и живой

— Что же делать? Что делать, что… — Даринка и сама не замечала, как бормочет, волоча Митю в укрытие. Обмякшее тело было тяжелым, каблуки ботинок скребли по булыжниками, так и норовили за что-нибудь зацепиться. Собственных рук она не чувствовала, но остановиться даже мысли не было! Еще рывок, она втащила Митю под прикрытие дворовой будочки, сама рухнула рядом на четвереньки, и выглянула из-за угла. Тут же метнулась обратно, одной рукой зажимая себе рот, а другой мелко крестясь:

«Господи-Боже, Дева-Мария-Жива-Мать, что же это?»

С грохотом рухнули выбитые ворота, и толпа погромщиков с ревом ринулась во двор.

— Бабах-баба-бабах! — загрохотали паро-беллумы из окон, и двор затянуло клубами пара.

— Бей-убивай! — толпа откликнулась совершенно звериным ревом, и в дверь дома принялись бить тяжелым.

Даринка почти свалилась Мите на грудь, ухватила его за лацканы сюртука и отчаянно затрясла:

— Очнись! Очнись, слышишь! Останови это, ты можешь, ты мертвяков упокоивал, и варягов убивал, я видела, ну что же ты лежишь, вставай!

Никогда еще ей не было так страшно. В степи она стречалась с бродячими мертвяками — они были хищные, быстрые, но… мертвые, а от того безмозглые, не им тягаться с ведьмой. Под прикрытием морока бежала через захваченный варягами город — но они были грабителями, чужаками, чего и ждать от них… Но этих… этих людей она знала! Там, на улицах, за ней гнался хлопец — она лечила ему руку, и баба — она выхаживала ее младенца от лихорадки. И лица их были — не лица, морды: хмельные кровью и… восторгом. Они… улыбались, и страшнее этих пьяных улыбок она ничего в жизни не видала, а еще… они узнавали ее! Все они ее узнавали, и ни один не захотел помочь. Все кричали: «Убить ведьму!»

И приходилось бежать и драться, но она хотя бы была не одна: когда все вокруг — враги, даже мерзкий соседский сынок кажется своим… А теперь он лежит и не двигается!

— Да очнись же ты! — Даринка размахнулась и залепила Мите по щеке.

Его голова безжизненно перекатилась… размазывая стекающую из-под волос кровь.

— Митя! — сдавленно всхлипнула Даринка, лихорадочно и бессмысленно дергая его шейный платок. Наконец, пальцы добрались до кожи на шее и зашарили в поисках бьющейся жилки. Пусть хоть слабенько, хоть чуть-чуть…

Грохнуло — выбитая дверь дома завалилась внутрь, и по ней полезли погромщики.

Жилки не чувствовалось.

— Вы что же… — прижимая грязную ладонь ко рту, прошептала младшая барышня Шабельская. — Вы… умерли, Митя?

Изнутри донесся такой пронзительный многоголосый крик, что Даринка рухнула на колени, обеими руками зажимая уши.

— Аааааа!

Рев мужских глоток. Крики — женские и детские, жуткий, сверлящий уши, отчаянный визг. Вопли — ярости, боли, торжества. И снова выстрелы. Рыча, как дикие звери, противники вцеплялись друг другу в глотки, дрались чем попала — штакетинами из забора, досками и кирпичами, лупили разряженными паро-беллулами по головами или попросту сцеплялись в рукопашную. Схватка кипела во дворе и в доме, а с улицы лезли все новые и новые рожи — страшные, красные, распаренные, орущие…

— Ах ты фетюкъ, собачий выкормыш, как ты мог меня тут бросить! Вставай сейчас же! Вставай, говорю! — пыхтя от натуги, она принялась драть на Мите рубаху в поисках ран…

Грохот разлетевшегося об булыжники цветочного горшка, новый крик, и взрыв ругани, густой, как деготь, и такой же черной — через подоконник верхнего этажа перевесились сцепившиеся противники. Ветер взметнул серебристые волосы альва, и прижавшись друг другу, как в самом страстном из объятий, они полетели следом за горшком. Хрясь! Захрустели кости, враги приложились об булыжники, и наконец, расцепились. Погромщик остался лежать, а альв, пошатываясь, приподнялся, чтобы тут же получить доской. Его швырнуло обратно наземь, он пополз, пытаясь убраться из-под ног сражающихся…

Ран на Мите не было, кроме глубокой ссадины на голове. Он просто — не дышал! Не дышал и все!

Даринка почти запрыгнула ему на живот, сунула пальцы в рот и… со всей силы дернула за язык!

— Дыши же! Дыши!

— Ты что делаешь, ненормальная? — заорал над головой скрипучий голос и дохнуло запахом разрытой земли и тлена.





Даринка вскинула голову — над ней, вздернув вверх крылья, как атакующая птица, застыла… мара! Крылатая, зубастая и со щегольской тростью в когтистых лапах!

— Искусственное дыхание… — пробормотала Даринка. — По методу Лаборда…

— Туда! Туда альв поганый пополз, я видел! Бей нелюдя, люди! — заверещал противный бабий голос.

Альв валялся тут же, рядом, сейчас он почти утыкался Мите в спину, а из-под среброволосой головы расползалась лужа мерцающей слабыми искорками крови.

Раздался топот множества ног…

— Тут твари нелюдские! И ведьма с ними! Вона, паныча дохлого оседлала! Бей тварюку!

Во дворик верхом на автоматоне ворвался Ингвар, но обрадоваться Даринка не успела — его окружили со всех сторон, десятки рук потянулись выдернуть из седла…

Хлипкую будочку будто взрывом подбросило — она шатнулась под напором толпы, со страшным скрежетом покосилась и рухнула, рассыпаясь на доски. Толпа взвыла с азартом затравивших дичь псов… И ринулась на них!

Мара вскинула трость над головой… и с воплем:

— Блиииин! — вонзила наконечник Мите в грудь!

Раздался пронзительный треск, и перуновы молнии брызнули во все стороны, пронзая разом и Митю, и Даринку, и мару, заплясали на луже крови и в волосах бесчувственного альва…

Даринка широко распахнула разом и глаза, и рот, не в силах вопить от пронзившей ее боли.

Лежащего под ней Митю выгнуло дугой.

Золотые молнии опутывали его сверкающей сетью, рассыпались искрами на коже, нестерпимо пылали в волосах и трепетали на ресницах…

А потом он шумно вздохнул… и открыл залитые сплошной, непроницаемой чернотой глаза.

Мир перед глазами тонул в золотом сиянии, и было бы оно поистине прекрасно, если бы не было так мучительно больно.

В ушах бесконечно тянулся протяжный, и скрипучий как несмазанный ворот колодца, вопль:

— Блииииииииинннннн!

Сквозь золото и терзающий глаза блеск медленно проступали темные фигуры, а потом сияние разом погасло, и он — увидел!

Увидел Даринку, сидящую у него на груди и… держащую его за язык!

— Ты-сто-делаес? — напрасно пытаясь освободиться от хватки неожиданно сильных пальцев, прошепелявил он.

Даринка взвизгнула и вихрем слетела с него.