Страница 66 из 95
На миг он увидел Даринку, сидящую у него на груди. Ее вскинутая рука впечаталась ему в щеку, его голова безжизненно мотнулась, перекатившись по растекающейся из-под неподвижного альва крови.
— Тебе следовало меня предупредить. — со все больше захлестывающим его безразличием разглядывая собственное тело, обронил он. — Я бы позаботился о правильных друзьях. Подкупил. Или привязал. Заставил… объяснил, что делать…
Она посмотрела на него своими жуткими глазищами — только ему больше не было страшно. Мертвому ли бояться смерти? Смешно… было бы, если бы он помнил, как это — смеяться.
— С каких это пор смерть дает подсказки как выжить? — она насмешливо приподняла одну бровь… и он вдруг ощутил легкий укол зависти: вот настолько выразительно у него никогда не выходило. Могла бы и научить… а сейчас поздно — учиться могут живые, мертвецам ничто новое не доступно.
Она подождала мгновение, и хмыкнув, снова повернулась к стеклу. Там мелькнуло что-то странное… Очень странное!
Митя почувствовал, как окутавший его ледяной кокон безразличия вдруг… треснул.
В этот миг тишина разом кончилась, потому что Митя сперва сдавленно пискнул, а потом во всю глотку заорал:
— Это что, это — альвийские пауки? А это — альвийский шелк? Они топчутся на альвийском шелке?
Плавно и замедленно передвигающиеся за стеклом фигуры сперва застыли в неподвижности, а потом сюда, в комнату за стеклом, вдруг хлынули вопли, шум, ругань, гвалт, и события стремительно сорвались вскачь.
Пауки рванули во все стороны, прыгая по спинам, плечам и головам, цепляясь суставчатыми ногами и впиваясь жвалами во что подвернется.
Яростно сражающиеся противники расцепились и с воплями ужаса дружно заметались по двору, уворачиваясь от сыплющихся со всех сторон укусов.
Сапоги и башмаки безжалостно топтали развернувшиеся рулоны ткани, Митя заорал пуще, и всем телом ударился в стекло.
Во двор, неистово подгоняя Митин автоматон, ворвался… Ингвар!
Даринка выскочила из своего убежища и отчаянно замахала над головой руками, призывая на помощь.
Сверху спикировала рыжая мара. Окутавшись крыльями, припала на одно колено. К груди она прижимала брошенную Митей трость — утренний отцовский подарок!
Даринка нырнула обратно за угол.
Мара выпрямилась и оскалив желтые клыки, рявкнула на погромщика. Тот шарахнулся назад, врезался в паука, получил укус, заорал… Сшибая всех встречных крыльями, мара рванула за будочку…
Завидевший ее Ингвар дернул рычаг, и автоматон помчался через двор, отрезая погромщиков от Даринкиного убежища…
Прямиком по шелку помчался!
От Митиного вопля разделяющее их стекло выгнулось, как надутый ветром парус и… лопнуло.
Острая боль вспыхнула в груди, в затылке и почему-то… в языке? Его выгнуло дугой, а вокруг заплясали золотые перуновы молнии. И он еще успел услышать возглас Мораны… мамы:
— Вот этого я не ждала! — а потом уже затихающее. — Я забыла — я же тебе подарок на день…
И в уши его ворвался совсем другой крик…
[1] И. И. Дмитриев (1760–1837)