Страница 65 из 95
— Я слишком долго не вмешивалась. С тех самых пор, как мертвые перестали толпами бродить по земле. — Морана разглядывала разоренный двор как картину за стеклом. — Не знаю, как много еще времени пройдет — десять лет, двадцать… Но дело идет к чудовищных размеров переработке! Брат пойдет на брата, сын на отца, жена на мужа… — она повернулась к Мите и уставилась на него огромными, полными абсолютной, непроницаемой, болезненной тьмы глазищами. — А там, глядишь, и снова, как в позабытые людьми времена, заскрипит, перекосится колесо, что вечно вертят Морана и Жива, и орды не-живых опять побредут по земле. Полагаешь, в этих обстоятельствах я не имела права подобрать оставленное душой тело одной из моих Внучек, как… как нищая подбирает выброшенное платье?
— Этого не может быть. — Митя упрямо набычился. Потому что иначе… иначе приходилось признать, что общеизвестные истины вовсе не были истинами, а он сам… напрасно злился все эти годы. Ну, почти напрасно…
— Моя мама… Рогнеда Меркулова-Белозерская была слабосилком! Почти без Мораниной… без твоей Силы! Как это может быть, если она — это ты! То есть, ты — она!
— Что было, то взяла, с тем и жила. Так даже проще, не приходилось бояться, что Сила вырвется из-под контроля. — небрежно отмахнулась она.
— Но… но… но… — теперь Митя уже не смотрел в стекло. Он повернулся к ней и глядел только на нее, не отрываясь. — Это значит, что… мой отец… был женат на… на самой… на…
— Он был женат на мне. — сказала Смерть. — Я его выбрала.
— Но…
— Мальчик мой! — укоризненно перебила она. — Я все же Темная Дама, даже если мое воплощение не слишком красиво и не наделено великой Силой. Я бы заполучила любого, кто мне подошел, но твой отец… Подходил идеально! Трезвомыслящий циничный карьерист… в душе одержимый неистовой жаждой справедливости. Я посчитала, что немного справедливости — это именно то, чего мне не хватает. — она прищурилась, разглядывая картинку за стеклом.
— Но знаешь… — на ее бледном, с мелкими острыми чертами лице вдруг мелькнул слабый румянец. — Я получила даже больше, чем желала. Шесть лет с твоим отцом были… удивительны. — и неуверенно добавила. — Я… даже, наверное, была… счастлива? Точно не знаю, у меня не слишком большой опыт… в счастье. Но… в прошлом своем браке я ничего такого… не чувствовала… — она совсем сбилась и замолчала.
Митя широко распахнутыми глазами глядел на… смущенную Смерть!
На свою… маму?
В самом деле, по-настоящему, от начала и до конца — маму? Это всегда была… она? Шелест шелков, тонкая прохладная рука, сжимающая его детские пальцы на прогулке в Александровском саду, сказки, которые она рассказывала…
Он вдруг истошно закричал, сжимая виски руками. В голове словно бомба взорвалась, возвращая утопающую в сумраке спальню, где темная тень сидит у его изголовья, и звучит над головой загадочный холодный голос:
— Две ночи ночевал Иван-царевич с Марьей Моровной, прекрасной королевной, в ее белом шатре на ратном поле… И родились у них… сыновья! Два, два сына, не один, как в сказках рассказывают, не три, два! Близнецы. Священная пара, похожие, как две капли воды. Кощ. И Крук. Они были смелыми, мои мальчики. Настоящими воинами… тогда все были воинами. Всегда вместе. Вместе первый раз упокоили, вместе в первый раз убили. А вот умереть… Они тоже долго уходили от… смерти. Совсем как ты… Смеялись даже: «Матушка подождет». А я… я что ж… Я ждала. А потом их просто задавили числом.
«Как сейчас. Как меня.» — подумал Митя.
— Кощ всегда считал, что он старший, потому что родился первым. А старший должен заботиться о младшем. И когда Крук упал, Кощ накрыл его собой, руки-ноги растопырил, спину выгнул… Копье пробило ему спину, но не дотянулось до брата. На Крука хлынула Кощева кровь, а потом и сам он рухнул брату на грудь и тогда… Крук содрогнулся всем телом, и… вздохнул. Встал и открыл глаза. — монотонным голосом повторил Митя, не отрывая глаз от ползущего по булыжникам альва. Тот еще цеплялся ногтями, подтягивая непослушное тело, и слепо запрокидывал будто красным платком накрытое лицо.
— Ты просил эту сказку раз за разом. — блекло улыбнулась она. — Всегда так радовался, когда Крук вставал…
— А я спрашивал, что сталось с Кощем? — все тем же монотонным голосом спросил Митя. Она не ответила, да он на самом деле и не ждал ответа. Теперь он помнил, что не спрашивал никогда. Ему, маленькому, для счастливого конца хватало пробуждения Крука. — Кощ — это ведь Кощей? Бессмертный Лич?
— А Крук — мой смертный сын, Истинный Князь, предок и родоначальник всех Моранычей. — кивнула она. — Он прожил долгую жизнь, очищая мир от нежити. Прежде, чем вернулся туда, откуда его выдернул брат. Ко мне. Кощ… Он спас брату жизнь. — Митя вдруг увидел, как в уголках ее глаз блеснули… слезы! Смерть… плакала! — А вот ему помочь уже никто не смог. — прошептала Морана и ладонями обняла Митино лицо. Наклонилась и… поцеловала его в лоб.
— Я… Я вспомнил! — выдохнул он. — В детстве ты… ты меня никогда не целовала!
— Потому что поцелованный Смертью — это вовсе не метафора. — грустно улыбнулась она.
Боль в висках отпускала… сменяясь ощущением онемения и… накатывающего равнодушия. Наверное, ему следовало… как это называется? Переживать? Волноваться? Бояться? Но он вдруг перестад понимать, что означают все эти чувства. Его заполняло спокойное, холодное… уютное безразличие.
— Станешь ты живым или не-мертвым сыном Мораны… — зашелестел у виска ее ледяной шепот. — Зависит от того, будет ли кому тебе помочь. И сумеют ли они… — она заставила его повернуть голову, почти вжимая лицом в стекло.