Страница 51 из 95
— Шо за собрание? Всем разойтись — приказ губернатора! — заметно порыкивая, рявкнул Потапенко. — Марш по домам, жидовня! Нечего тут… сговариваться.
— А вот и казаки навстречу. — тоже улыбаясь криво, но одновременно чарующе, протянул Йоэль. — Чувствуете себя пророком, господин Гирш? Ваши проклятия сбываются.
Гирш крякнул — то ли зло, то ли растеряно — не понять.
— Шо сказал, нелюдь ушастая? — звучно хлопая рукоятью нагайки в ладонь, хорунжий подался в седле, громадиной нависая над кажущимся сейчас особенно хрупким Йоэлем. — Давай, кажи еще, дай мне повод язык-то твой поганый жидовский укоротить. — он хлестнул ногайкой воздух. Тяжелый гибкий хвост ее туго свистнул у самого лица Йоэля. Хлопнуло, будто выстрелило.
На лице Йоэля не дрогнул и мускул. Он снова улыбнулся:
— Как угодно господину хорунжему. Вам по закону дозволено нас, погань жидовскую, хоть бить, хоть языки укорачивать… Абы только не любить — вот любовь ваша, это уж беда, так беда!
«А вот если бы тебе язык укоротили чуть раньше — это было бы не только законное, но и благое деяние.» — безнадежно подумал Митя.
Хорунжий побелел, будто в лицо ему швырнули горсть муки. На бледном лице ярко сверкали налитые кровью глаза, и выделялись лезущие из-под верхней губы клыки.
— Ах ты тварррь! — нагайка взлетела, готовая обрушиться Йоэлю на голову…
— Хорунжий! — Митин крик хлестнул громче, чем плеть.
Младший Потапенко замер с занесенной над головой нагайкой. Медленно оглянулся. Его налитые кровью глаза нашли Митю, из груди вырвался клокочущий рев.
Митя глянул исподлобья, позволяя тому, что все больше заполняло его душу и становилось его сутью, выглянуть из глаз.
Потапенко замер. Вахмистр Вовчанский коснулся плеча своего хорунжего:
— Оставь, а? Хватит, твое благородие… Поехали… — опасливо покосился на Митю и тут же торопливо отвел взгляд.
Потапенко шумно выдохнул и опустил руку:
— Не лезли бы вы не в свое дело, Митя. Добром прошу! — он ударил массивного коня пятками, и погнал его прямиком на испуганно сгрудившихся людей. — Рррразойсь! Ррразойдись по-хорошему, пока всех не заарестовали!
Люди брызнули в разные стороны, разбегаясь из-под копыт прущего на них тяжеловоза.
— Вы бы тоже шли домой, паныч Дмитрий. Ей-Богу, целее будете! — задержался возле Мити Вовчанский, и поскакал следом за своим командиром.
Обдавая ветром, пахнущим конским потом, звериной шерстью и яростью, казачий отряд проскакал сквозь толпу.
— Мне теперь ждать ангела смерти, а, ребе Гирш? — провожая их недобрым взглядом, процедил Йоэль и направился к Мите навстречу. Вспыхнувшее над крышами солнце высветило его прямой, тонкий силуэт и заиграло на серебристых волосах.
— А шо то до Йоськи за поц пришел? — пронзительно-громким голосом безнадежно глухого человека поинтересовался седобородый.
— Тот самый полицай зунеле, что нашего ребе Шнеерсона отправил на цугундер! — буркнул ему в ответ старший Альшванг.
— Шо? — переспросил седобородый.
— Самоглавного полицмейстера нашего сынок, дай Б-г им обоим здоровьечка! — проорал портной.
— Ну вот я же вам говорил! Тут уже полицейские — а вы: баррикады, баррикады! — аж взвился седобородый.
Угол рта у Йоэля дернулся, и он на миг мученически прикрыл глаза. Митя поглядел на него с превосходством — хорош альв до чрезвычайности, и даже с манерам, но нет, не светский человек, лица держать не умеет.
— Вы еще громче говорите, ребе Соломон, а то вас в полицейском участке плохо слышно. — через плечо бросил Йоэль, и повернулся к Мите. — Если вы пришли насчет сюртуков, господин Меркулов-младший… — очень сухо, очень холодно сказал Йоэль. — То вынужден вас разочаровать: нынче мне не до шитья.
— А когда будет? — спросил Митя, глядя на Йоэля таким же ледяным взглядом.
— Ничего не могу достоверно обещать.
— Собираетесь нарушить свои обязательства? — еще высокомерней поинтересовался Митя.
— А смерть, она знаете ли, освобождает от всех и всячески обязательств, вам ли не знать! — зло усмехнулся Йоэль.
Митя ответил ему такой же усмешкой, чуть подался вперед и прошептал, почти на ухо:
— Не от всех. И уж точно не со мной!
«Вот подыму тебя, ушастый, и будешь мне сюртуки дошивать, пока не разложишься!» Правда, шедевра портновского искусства тогда не получить — поднятые способны лишь на примитивные работы, и уж вовсе не способны творить. А потому Митя очень постарался умерить злость, хотя она все же прорывалась в голосе. — Позвольте узнать, что за разговоры о смерти? Что у вас тут за паническое сборище? — тихо и быстро спросил он.
— А господин Кровный Мораныч не соизволил задуматься, к чему приведут ваши ночные подвиги? Поймали злоумышленников и счастливы? — также тихо прошипел в ответ Йоэль.
— Ни к чему особенному не приведут! — рявкнул Митя — если, конечно, можно рявкать вполголоса. Ему вовсе не хотелось, чтоб все слышали, как он тут делится сведениями из кабинета губернатора. Но чего не сделаешь, чтоб сохранить добрые отношения со своим портным. — Посидеть вашему каббалисту, да и инженеру тоже, придется, но быстрого военного суда не будет. А будет тщательное расследование, которое проведет мой отец, а уж он-то понимает, что полицмейстер…
— Их… не повесят? — едва шевеля губами, спросил Йоэль, и его и без того бледное лицо вдруг начало стремительно сереть.
— Да нет же! — радостно заверил его Митя. — Мы с отцом постарались!
Глаза Йоэля стали вдруг неподвижными, устремленными в одну точку, как у покойника. Потом он попятился, поглядел на Митю совершенно безнадежным взором и уже в полный голос воскликнул:
— Что же вы наделали!
— Да говорю же вам, ничего смертельного с ними не станется…
— Это-то и страшно! — рявкнул Йоэль. — Поверьте, лучше, гораздо лучше было бы, если б ребе Шнеерсон был повешен на площади сегодня, без суда и следствия! Тогда у остальных был бы хоть какой-то шанс! — он повернулся к остальным и крикнул. — Их отвезли в тюрьму, казни не будет!
И тогда над толпой вдруг взвился короткий глухой крик — будто вскрикнуло огромное смертельно раненное животное, угодившее в ловушку, из которой нет выхода.
[1] Иуда Маккавей из династии Хасмонеев и его родичи, поднявший восстание за свободу против державы Селевкидов в 166–160 гг. до н. э. В православной церкви также — семь мучеников Макковеев, отдавших жизнь, но не нарушивших заветов веры.
[2] Еврейка (идиш)
[3] Чтоб тебе с казаком повстречаться! Чтоб в тебя ангел смерти влюбился! (идиш)