Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 95

Глава 12 По следам преступления

Митя послал своего вороненого следом. Паро-телега с бултыхающимся в кузове и отчаянно хватающимся за борта городовым обогнала его, Свенельд Карлович поравнялся с отцом. Перекрывая стрекот паро-телеги, старший Штольц прокричал:

— Полагаете, все же набег? Виталийцы опять зашли с суши?

— Предпочитаю не рисковать! — отозвался отец.

— А если… — Штольц оглянулся, но или за паром не разглядел едущего следом Митю, или решил не скрывать своих сомнений. — Если Митя ошибся?

— Лучше над нами будут смеяться, чем всех перебьют! — отрезал отец. — Да и полицмейстер… — он опять не договорил, но лишь поддал пару, уносясь вперед на своем серебристом паро-коне.

Но его и так поняли. Паро-телега с городовыми, полицмейстером и четверкой арестантов, уехавшая в том же направлении, куда тянуло Митю темное, гнилостное, пахнущее кровью, разрытой землей и почему-то мокрой глиной ощущение смерти.

А в прошлый виталийский набег кто-то же указал командам паро-драккаров путь к городу, и о расположении и состоянии защитных башен уведомил, и порубежников из башен пытался убрать…

Лагеря уланского полка словно вынырнули из мрака. Качающийся фонарь освещал мокрые от пара бока отцовского паро-коня. Седло было уже пустым — отец обнаружился у караулки. Вытянувшийся в струнку часовой только судорожно кивал в ответ на короткие рубленные отцовские фразы, больше похожие на приказы. Подбежавший Митя услышал, как часовой бормочет:

— Так нету никого, ваше высокоблагородие, все господа офицеры на квартирах ночевать изволят!

— Врешь! Где старший офицер?

— Так это… — взгляд солдата вильнул. — Будить не велели…

— Ррразбудить! Сюда! Немедля! — начальственный рык произвел должное впечатление на солдата — тот почти присел, но тут же вытянулся и проорал:

— Прошка! Мухой за кем из господ офицеров и сюда веди!

— Так кого ж я зараз… — откликнулись из караулки.

— Бегом!

Из караулки почти кубарем выскочил полуодетый солдат, и на ходу натягивая мундир, рванул в узкий проход между солдатскими бараками. Долго ждать не пришлось: Митя едва успел выпрыгнуть из седла и встать рядом с отцом, как из темноты послышались шаги, громкая ругань и плачущий голос солдата:

— Так шо ж я сделаю, ваш-бродь, ежели оруть и грозиться изволят: подать, говорят, сюды охвицера! Ежели мы им — не велено, так оне ж нам — по сусалам.

Жалобы оборвались звуком удара и жалобно-покорным солдатским:

— Вот и вы нам — по сусалам.

— Поглядим, что за высокоблагородие тут грозится. — в мундире, накинутом поверх мятой сорочки, из темноты шагнул Петр Шабельский. Первым делом взгляд его остановился на Мите, глаза Шабельского сперва расширились, потом угрожающе сузились, и он рявкнул. — Да вы преследуете наше семейство, что ли, Дмитрий?



— Я велел привесссти ссстаршего офицера! — сейчас голос отца походил не столько на рык, сколько на шипение. — Где ваш ротмистр?

— А… Э… Штабс-ротмистр Зарецкий отдыхает… — забормотал Петр, невольно натягивая мундир и торопливо застегивая пуговицы.

— По кабакам? — лицо отца словно застыло в гримасе леденящей ярости. — Что ж, поручик, считайте, ваш звездный час. Сколько человек вы можете вывести из казарм сейчас, сразу, быстро?

— Если совсем быстро, то с десяток… Э… Аркадий Валерьянович? О чем вы? Каких человек?

— Да уж не полковых маркитанток! — рявкнул отец. — Улан, верхом и при оружии! Поднимайте этот десяток, живо! Поедете со мной!

— Но… на каком основании? — возмутился пришедший в себя Шабельский.

— Петр Родионович… — явно сдерживаясь, процедил отец. — Если вы меня сейчас заставите терять время и добиваться приказа губернатора, я его, конечно, получу…

Мите пришлось призвать всю светскую выучку, чтобы удержать лицо. Если поручик заартачится, к губернатору они не поедут. Они помчаться к месту убийства вчетвером, если считать городового, и… неизвестно, что там встретят!

— …но клянусь Мораной-Темной и Симарглом-покровителем сыскарей, я добьюсь, чтоб под трибунал отправились не только этот ваш… Зарецкий, но и вы! — в лицо поручику процедил отец.

А тот… попятился.

— Так что поторопитесь… если, конечно, сами хотите получить следующее звание!

Шабельский еще мгновение постоял, хлопая глазами, как разбуженная сова… и опрометью кинулся обратно. Слышно было как там, за караулкой, по плацу уланского полка затопотали конские копыта, а в казармах началась суета.

— Жаль, Ингвара нет, он бы сказал… — начал Митя.

— Все же печально, что у нас должный порядок заменяется начальственным рыком, а подчиненные не знают толком не только прав своих, но и обязанностей. — обнаружившийся за спиной старший Штольц укоризненно покачал головой. — Ежели сейчас это и работает на нас, то в иной ситуации эдакая готовность исполнять приказы любого вышестоящего может обернуться истинной катастрофой!

— И без Ингвара обошлись. — вздохнул Митя, и по широкой дуге обойдя перевесившегося через бортик кузова городового, вернулся к своему автоматону.

Ждать пришлось недолго — ворота в заборе, отделяющие солдатские лагеря от остального города, распахнулись и наружу наметом вылетел Шабельский во главе десятка улан. Явно красуясь, осадил скакуна перед отцовским автоматоном. Митя уставился на коня во все глаза: это была вовсе не та непримечательная конячка, что он видел у крыльца особняка Шабельских. Под седлом, по лебяжьи выгибая шею, перебирал точеными ногами великолепный гнедой.

А у Лидии — платье альвийского шелка? Ну, Даринка…» — Митя дернул рычаг автоматона, выпуская коню в морду струю пара. Гнедой нервно заплясал, Шабельского нелепо мотнула в седле, а Митя бросил паро-коня вперед, коротко скомандовав:

— За мной! — и рванул туда, куда его тянуло, манило, вело за собой омерзительное и одновременно завораживающе-привлекательное ощущение чудовищной смерти. Страшной. Мучительной. Смерти многих людей.

Ему казалось… Разное казалось. Будто перед ним по земле вьется черная лента — широкая, маслянистая, блестящая… отвратительная — и в то же время так и тянущая прикоснуться. Схватить, смять в кулаке и… позволить унести себя за угольно-черный ночной горизонт, в котором не мерцало ни единого огонька. Иногда эта лента будто сливалась в тонкий, вытянутый силуэт — и в свете глаз паро-коня словно мелькал хвост черной лисицы. Целиком, угольно-черной, какой обычно бывают только коты. Она бежала впереди, вроде бы неспешно, мелко перебирая лапками, но всегда оказывалась впереди мчащегося автоматонным галопом паро-коня. Иногда даже поворачивала острую морду с треугольниками настороженных ушей, словно поторапливая.