Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 55

Переночевав в аэропорту Елизово, мы добрались до бухты Сельдевой – места своего назначения. На заводе я неожиданно встретил знакомого офицера, который командовал

Плавучей технической базой перезарядки, и мы попросились к нему на постой. Мы с Юрой Ходиловым прожили на этой плавбазе около 40 суток, и это было очень удобно, так как нас поставили на довольствие в кают-компании корабля. К тому же плавбаза стояла рядом с доком, в котором находилась наша лодка.

Члены комиссии прилетели из Ленинграда и Комсомольска-на-Амуре. Из Ленинграда прилетели мой заместитель Борис Павлович Баранов, кандидат наук из «Прометея» и конструктор бюро, проектировавшего лодку. Из Комсомольска прибыли начальник ОТК завода Мирошниченко, два военпреда и сварщик высокой квалификации. Разместили их по каютам на доке и плавмастерской. На плавмастерской нам выделили рабочую комнату.

Первым делом посетил начальника завода. Им был Виктор Борисович Кольнер, ранее мне известный по Северу, здесь он работал первый месяц. Кольнер понял нашу задачу и приказал главному инженеру Черноризскому обеспечить работу нашей комиссии всем, что нам потребуется. Черноризский несколько раз участвовал в наших совещаниях и дал ряд ценных советов. Это был пожилой человек, работавший на этом заводе не первый десяток лет, толковый инженер, но очень уж притерпевшийся к здешним порядкам. Его любимым занятием была охота на медведя. Он посвящал ей все свои отпуска.

Мы наметили следующий порядок работы:

– осмотреть все четыре корпуса захлопок, разделать выявленные трещины и принять решение о методе исправления дефектов;

– произвести исправление дефектов (пока мы не знали еще, каким образом);

– испытать корпуса захлопок гидравлическим давлением;

– мне и Баранову принять участие в глубоководных испытаниях лодки.

Работу мы планировали вести круглосуточно, так как лодка находилась в доке уже полтора месяца и занимала чужое время.

Один из членов комиссии, представитель военно-морской науки из Ленинграда, не прибыл, а нам требовался специалист по прочности. Военпред из Комсомольска неофит Петрович Попов давал толковые советы, но нам нужны были не советы, а расчеты.

Второй военпред из Комсомольска Леонид Петрович Савельев, паросиловик нашего выпуска из училища, был очень говорлив и громогласен. Им овладела идея о том, что судоремонтный завод для испытания корпусов захлопок приваривал к ним специальные заглушки, не используя штатные приспособления. Варварская, по его мнению, сварка и явилась причиной образования трещины в юбке корпуса. Не исключалось, что он был прав, но нельзя же было все время говорить об этом, нужно было работать, все обследовать, а потом уже формулировать причины. Но Савельев торопился с выводами, будучи уверен, видимо, что при тщательном обследовании обнаружатся дефекты, пропущенные военпредами при приемке лодки. Совещания превращались в базар. Я так работать не привык и придумал «ход конем»: велел Савельеву засекретить большой журнал и провести на заводе расследование по всей форме. Почему не использовали штатное приспособление? Кто распорядился приваривать заглушку? Какие при этом были режимы сварки? Какие еще лодки ремонтировались таким способом? Так я одним выстрелом убил трех зайцев: получал объективную информацию, держал в страхе завод и занял Савельева делом, чтобы он нам не мешал.

Но наша работа никак не настраивалась.

В первый день рабочие пришли на два часа позже, поработали пару часов, ушли обедать и не вернулись. После них под кильблоками остались две пустые бутылки. Я стал пенять Черноризскому, тот прятал глаза, отвечал междометиями. Ни вторая, ни третья смены не явились. На следующий день все повторилось, только бутылок было больше. Я рассвирепел и пошел к Кольнеру. Я ему сказал: «Если ты сегодня же наладишь трехсменную работу, я дам шифровку Караганову (начальнику ГУСРЗ) и потребую прислать мне бригаду с другого завода». Кольнер был мужик самолюбивый, трехсменку он организовал, а уж рабочий процесс пришлось организовывать нам самим.





Дело осложнялось двумя обстоятельствами:

– в доке было очень холодно, ветер в нем дул, как в аэродинамической трубе. То снег, то дождь неслись горизонтально и исхлестывали людей так, что, действительно, хотелось согреться спиртом;

– док находился в двух километрах от завода, и переходы на обед, за инструментом или по другой надобности не оставляли времени для работы.

Кроме того, рабочие не совсем представляли, что им надо делать. Баранов и Мирошниченко каждому рабочему стали давать конкретные задания, учили, как их надо выполнять, и говорили, что к следующему разу нужно принести из материалов и инструментов.

И вот была разделана та трещина, из-за которой мы приехали. До разделки ее можно было разглядеть невооруженным глазом только в двух-трех местах, а сейчас открылась такая картина, что мороз пошел по коже. Трещина была сквозной, шла по всей окружности юбки и, чтобы закрыться в кольцо, ей не хватало 20-30 сантиметров. Я представил себе картину, как эта трещина замыкается, юбка отваливается, и в прочный корпус лодки через образовавшееся отверстие метрового диаметра потоком льет вода… Лодку ожидала судьба «Трешера».

Все члены комиссии, экипаж лодки и рабочие осмотрели трещину. Надо сказать, что с этого момента рабочие трудились с энтузиазмом, и никого не надо было подгонять.

Баранов написал инструкцию по заварке трещин. В ней содержались все необходимые указания: какими токами варить, какие электроды применять, как их готовить к употреблению, в какой последовательности накладывать швы, когда их зачеканивать и т.д. Мирошниченко подтвердил эту инструкцию, согласился с ней и Попов. Так что по сварке проблем не ожидалось, но меня беспокоили вопросы прочности. Выдержит ли шов предельную глубину погружения? А если трещина не одна, а их,скажем, пять? Нужен был прочнист.

И тут ко мне приводят капитана 3-го ранга из ленинградского НИИ. Оказалось, что он прилетел два дня назад, все время спал (разница с Ленинградом по часовым поясам девять часов) и не знал, к кому нужно явиться. Я спросил его, может ли он сделать расчеты, но он оказался специалистом по остойчивости корабля. Пришлось отправлять его назад.

Я дал шифровку Фоминых с просьбой прислать толкового расчетчика. Сообщение о трещине подняло в Москве и Ленинграде страшный переполох, и на другой же день к нам прилетел капитан 2-го ранга Якобсон, самый лучший специалист по прочности корпусов. Теперь дело у нас пошло увереннее.

Между тем, обследование показало, что в каждом из четырех корпусов захлопок были такие же огромные трещины и штук по десять менее крупных. Кроме того, в корпусах вскрылись пороки литья – такие пустоты, что там, по выражению литейщиков, «могут воробьи летать».

Мелкие трещины шли от бобышек, приваренных изнутри к корпусам захлопок для установки штатных приспособлений, предназначенных для опрессовки этих корпусов. Стало ясно, что дело не только в том, что на заводе приваривали заглушки, но еще и в том, что материал корпусов захлопок (литая сталь АЛ-6) не терпит сварки и не должна допускаться к установке на лодки. Комсомольчане признались, что есть извещение от проектанта лодки о том, что эту сталь снимают с производства, и впредь требуют применять не литую, а катаную сталь. Но несколько лодок к тому времени уже плавали с АЛ-6, а эксплуатационников никто не поставил в известность о необходимости замены деталей из этой стали.

Я пригласил заместителя командующего флотилией лодок капитана 1-го ранга Виктора Николаевича Леонтьева, чтобы он посмотрел на открывшееся зрелище и намотал себе на ус, что так же надо обследовать и остальные «больные» лодки. В это время на Камчатку прилетел первый заместитель командующего Тихоокеанским флотом вице-адмирал В.П.Маслов. Мне передали его приказание прибыть к нему. Я доложил о состоянии дел и получил указание ежедневно сообщать ему по телефону о ходе работ.

Наплавка велась во всех четырех корпусах захлопок одновременно. Комсомольск прислал еще одного сварщика-аса, и оба умельца заделывали самые трудные трещины. Мелкие трещины заплавляли местные рабочие. Мирошниченко проверял прибором Польди не только законченные сварные швы, но и промежуточные наплавки. Он пару раз заставил все переделать, поэтому все работали исключительно внимательно и строго по инструкции.