Атомные в ремонте

Первые трещины были обнаружены в этих пазах на реакторе в Обнинске. Атомщики нам ничего не сказали, только послали своего специалиста посмотреть на одной из наших перезаряжающихся лодок, нет ли и там трещин. Специалист, Володя Борисов, обнаружил трещину, и в Минсредмаше срочно было собрано совещание. Критичность положения заключалась в том, что как только трещина станет сквозной, вода из реактора будет вытекать в его поддон и может причинить большие неприятности, вплоть до парового взрыва.

На совещании сидели главные конструкторы энергетических установок из трех министерств. Они уже предварительно согласовали свои позиции и ждали военных, которые были приглашены прибыть попозже.

Сообщение Борисова меня просто оглушило, сразу представился масштаб беды – могли выйти из строя на неопределенный срок десятки атомных лодок.

Тем временем начали выступать главные конструкторы и излагать свои предложения о том, что флоту следует делать для исправления создавшегося положения. Все они выглядели очень важными. Наглаженные костюмы прекрасно на них сидели. Они были преисполнены чувства собственного величия, говорили негромко, лениво, с назидательными интонациями. Или они принимали меня за дурачка, или настолько привыкли у себя в организациях изрекать истины, что по-другому уже не могли изъясняться.

Я был очень зол. Ну, думаю, сейчас я покажу вам кузькину мать, собью с вас спесь. Я сказал, что любой мало-мальски грамотный инженер, изучавший в институте строительную механику и упражнявшийся в построении эпюр, сразу бы, без расчетов сказал, что паз в таком исполнении является концентратом напряжений в конструкции, испытывающей знакопеременную нагрузку. Это вопиющая безграмотность, конструкторский брак в чистом виде. Учитывая особую тяжесть последствий, мы требуем, чтобы промышленность своими силами и средствами, бесплатно, в кратчайшие сроки устранила дефекты на всех кораблях. Мы беремся составить расписание – когда и на какой лодке выполнять работы, а заказа выдавать не будем.

Из главных конструкторов как будто выпустили воздух, они сникли и голоса не подавали. Проводивший совещание Борис Петрович Папковский сказал, что наша позиция ему предельно ясна, и закрыл совещание.

Через неделю В.Г.Новикова упросили завизировать решение Военно-промышленной комиссии, в соответствии с которым всю работу взяли на себя Минсредмаш и Миноборонпром, но мы все же должны были работу финансировать.

Решение было толковым. Команда академика Доллежаля разрабатывала технологию поиска трещин, их разделки и заварки пазов, а также чертежи устройства, заменяющего шпонки. Константинопольский разрабатывал и изготавливал оборудование для этой работы. Волгоградский завод «Красные бригады» создавал бригаду по заделке пазов, и по договору с нами эта бригада переезжала с лодки на лодку. Руководил бригадой бывший подполковник-танкист огромного роста, с обгоревшим лицом. Вскоре и наши судоремонтные заводы научились делать эту работу, которая, хотя и выполнялась внутри реактора, была почти безопасна благодаря отличному оборудованию Константинопольского. Теперь при каждой перезарядке мы дополнительно к ранее выполнявшимся работам стали извлекать экранную сборку, выводить трещины и заваривать пазы в футеровках. Сначала на это уходило две недели, потом дошло до четырех-семи дней, в зависимости от толщины трещин.

Трещины были на всех реакторах, но ни одна из них не успела стать сквозной. Мы с этой неприятностью справились без лишнего шума. По-моему об этом на флоте никто выше Новикова даже и не знал.

Затем начались неприятности с гайками и шпильками крепления крепления крышки реактора. Здесь уже трудно было кого-то обвинять. Металл корпуса реактора и шпилек стал диффундировать, то есть проникать в сочленяемую конструкцию. Несмотря на то, что завинчивались шпильки и гайки по всем правилам: с графитом, с замером вытяжки по индикатору, через 10-12 лет шпильки сцеплялись с корпусом реактора и с гайками намертво.

Чтобы подготовить крышку к подрыву, гайки стали срезать автогеном, а шпильки высверливали, заливали жидким азотом и всячески изощрялись, теряя время и облучая рабочих.

Желая понять физическую сущность явления, я попросился на прием к академику Н.А.Доллежалю.

Николай Антонович, чех по национальности, был уже тогда пожилым человеком. До проектирования атомных реакторов он занимался химическими заводами. Рядом с Доллежалем сидел его заместитель Павел Антонович Деленс, тоже чех. Оба старца выспрашивали меня, качали головами, а своего мнения не высказывали. В конце концов, я их спросил: «А как же насчет консультации?» Антоновичи закачали головами укоризненно. Н.А.Доллежаль предположил, что в результате бомбардировки нейтронами изменяется неким неизвестным образом структура металла. Поставив под этим заявлением большой знак вопроса, он закончил аудиенцию.

Опять выручил Константинопольский. Он сделал такие мощные и малогабаритные станки для удаления шпилек и лечения резьбы в корпусе реактора, что проблемы не стало. В третий раз я принимал на межведомственных испытаниях продукцию Константинопольского, и каждый раз восхищался шедеврами станкостроения.

Затем появились течи в постаментах реакторов.

На разных проектах лодок течи были в разных местах, и поиски их были очень трудной задачей, так как текло где-то за биологической защитой. Прежде чем удалять защиту (а это очень трудоемкая работа) надо было дедуктивным методом определить место течи. К этой работе привлекались самые опытные конструкторы и ремонтники. Так я познакомился с конструкторами О.Я.Марголиным и Я.С.Темкиным. Они были из одного конструкторского бюро, но вели разные проекты лодок. Оба были хорошими аналитиками и определили места течи на своих проектах абсолютно точно, хотя и в разных районах. Оба были фронтовиками, оба умели дружить, как это умели только раньше, оба очень внимательно относились к людям. У них было и чисто внешнее сходство: у Марголина нос был свернут вправо, а у Темкина – влево.

В середине 70-х годов начали выходить из строя крышки реакторов на подводных лодках 2-го поколения.

Конкретной причины этого я уже не помню. Заводские инженеры считали, что дело в значительном снижении качества стали. Якобы новые стандарты дали большое послабление к требованиям по качеству шихты, загружаемой в мартены, и вот результат.

Несколько крышек мы заменили аварийно, а затем я решил менять их на модернизированные профилактически, при перезарядках. И тут я столкнулся с новым явлением. По-видимому, это было веянием времени.

Если раньше нам нужно было заменять что-либо дефектное, я приходил к нашим снабженцам договориться, и они мне никогда не отказывали, относились с пониманием, болели за общее дело. У них из-за неважного знания истинных потребностей флота, как и всюду в стране, всегда наблюдалось затоваривание. Склады и базы были забиты оборудованием до отказа, а нужного или нет, или не могут разыскать. И когда выявлялась конкретная необходимость, они радовались, если могли помочь. В этой связи я должен помянуть добрым словом Гайка Григорьевича Саркисова и Анатолия Арамовича Бичакиана.

Постепенно сменился офицерский состав отделов снабжения, изменился и стиль работы. Новые люди были настолько обюрокрачены, что имели совершенно другие понятия о категориях «хорошо» и «плохо». «Хорошо» – это когда в бумагах все сходится, когда получены все входящие и написаны все исходящие. А как идет обеспечение кораблей – это уже вопрос совсем из другого неуютного мира. Когда снабженцы поняли, что им придется добывать по 30 крышек в год вместо обычных пяти штук, они спасовали и заявили, что я им не начальник, мало ли чего я захочу. Пусть им прикажет заместитель Главкома.

Мне же крышки нужны были к определенному сроку и в определенном количестве. Поэтому я не стал связываться с заместителем Главкома, а съездил пару раз в Горький, поругался с главным инженером завода Гордеевым и настроил соответствующим образом военпредов. Затем пошел в Миноборонпром и прекрасно договорился о поставках. Помню там какого-то старичка, который хорошо разбирался в пушках и ничего не понимал в реакторах и которого просто потряс мой рассказ о гайках, срезаемых автогеном. Я подписал решение у заместителя министра оборонной промышленности иотдал нашему главному снабженцу С.С.Ефремову для получения подписи заместителя Главкома. Возвращая мне подписанное решение, Ефремов сказал, что оно понравилось заместителю Главкома, и тот его, Ефремова, похвалил.