Страница 171 из 208
Можно предполагать, что ымыяхтахская культура была присуща не одному этносу, а нескольким, и потомки ымыяхтахцев приняли участие в генезисе различных народов, в основном палеоазиатов Северо-Востока. Формирование древнейших юкагиров произошло в результате взаимодействия ымыяхтахской культуры и культур, проникших из Западной Сибири на правобережные притоки Енисея. По мнению большинства лингвистов, юкагирский язык относится к семье уральских языков. Лексические соответствия в юкагирском и самодийских языках, касающиеся названий меди и бронзы, дают возможность установить, что они были восприняты юкагирами от самодийцев во второй половине II — начале I тыс. до н. э. В период ознакомления с железом контакты юкагиров с самодийцами в основном уже отсутствовали, что, возможно, было связано с распространением кетских этнических групп.
Образование тунгусской этнической общности, вероятнее всего, связано с районами Забайкалья и Прибайкалья, где существовали глазковская и близкие ей культуры. Расселение тунгусоязычного населения в Восточной Сибири произошло скорей всего в догуннское время.
Представляется правильным сопоставлять расселение древних тунгусов с распространением устьмильской культуры и культур, в происхождении которых она приняла участие.
К истории проблемы. В начале II тыс. до н. э. в комплексах глазковской культуры Прибайкалья впервые появляются медные, а затем бронзовые изделия; это дало толчок существенным изменениям в материальной и духовной культуре, а также в социально-экономической структуре общества. Именно в это время сложился ряд специфических этнокультурных черт, многие из которых дожили до этнографической современности. А.П. Окладникову удалось выявить «нити», связывающие древнюю культуру глазковцев с культурой эвенков XVII–XVIII вв. (Окладников, 1941, с. 9–11; 1950а, б; 1955; 1974). Его выводы были поддержаны многими исследователями (Василевич, 1969; Токарев, 1958 и др.). В этой связи при интерпретации древнего восточносибирского искусства приобретает особое значение эвенкийское изобразительное творчество.
Искусство Восточной Сибири эпохи бронзы представлено теми же двумя основными направлениями, что и в Западной Сибири, но здесь особенно широкое развитие получили наскальные изображения, в то время как искусство малых форм известно практически только на памятниках глазковской культуры. Фундаментальные монографии А.П. Окладникова о сибирских петроглифах (1959а; 1966; 1972а; 1974 и др.) раскрывают пути развития этого вида творчества, его семантику и региональную специфику, общие закономерности и хронологические тенденции. В наскальном искусстве Восточной Сибири прослеживается все большая стилизация в трактовке образа зверя (в частности, лося), все меньшая популярность этого сюжета и выдвижение на первый план образа человека; широкое распространение получают мифологические сюжеты.
Искусство малых форм восточносибирского региона представлено прежде всего роговой и костяной скульптурой, а также бытовыми предметами (в частности, игольниками). Складывающийся прямоугольно-геометрический стиль орнаментации бытовых изделий, по мнению А.П. Окладникова (1955, с. 298), во многом определялся наличием остролезвийных режущих металлических орудий, которые расширили гравировальные возможности древних резчиков.
К сожалению, наши знания о древнем восточносибирском искусстве малых форм односторонни, поскольку остаются неизвестными предметы, сделанные из недолговечных материалов — таких, как дерево, береста, мех и т. д. Об их широком использовании свидетельствуют поздние изобразительные памятники народов Сибири (Иванов, 1954, 1970). Кроме рога и кости, использовался камень, но из него делали лишь изображения рыб. Совершенно не известна глиняная пластика, крайне редки антропоморфные рисунки на керамике.
Связь глазковских скульптур с погребениями и особенности их расположения среди могильного инвентаря позволяют считать, что они имеют культовый характер. Специфическую категорию прибайкальской древней скульптуры составляют каменные изображения рыб. В серовское время (III тыс. до н. э., неолит) они очень многочисленны и выступают в качестве определяющего признака серовской культуры (Окладников, 1950а, с. 241–257). В начале бронзового века их стало меньше, но тем не менее, они продолжают составлять устойчивую группу древней скульптуры, где передача образа отличается предельной лаконичностью и максимальным обобщением формы. В моделировке так называемых «налимообразных» рыб улавливается продолжение серовской стилистической традиции. Этот факт служит дополнительным аргументом в пользу генетической связи серовской и глазковской культур. Если изображения рыб широко представлены в искусстве малых форм, то они почти полностью отсутствуют в наскальной живописи. Известны буквально единицы (Окладников, 1966, рис. 32; 33).
Анализ неолитической мелкой пластики Прибайкалья (серовская и китойская культуры) говорит о существовании в ней двух изобразительных традиций при передаче одного и того же образа (Студзицкая, 1970, 1976). В эпоху ранней бронзы обе традиции получают дальнейшее развитие: китойская — в изображении лося, серовская — в моделировке рыб и трактовке лица антропоморфных фигурок. Полностью отсутствует в пластике Прибайкалья мотив водоплавающей птицы. Самый восточный район, где представлен этот сюжет в памятниках искусства малых форм, — Средний Енисей.
Исходя из общности сюжетов и единства их трактовки на сибирских писаницах, А.А. Формозов включил район Среднего Енисея в прибайкальскую зону первобытного искусства. Однако, на наш взгляд, среднеенисейские находки, обладая некоторыми чертами сходства с прибайкальскими, в большей степени близки урало-западносибирским (Студзицкая, 1973). Это видно и в выборе сюжетов (изображения медведя и птицы), и в стилистических особенностях трактовки общих мотивов (образ лося). Скульптурки лося из Базаихского погребения в окрестностях Красноярска по своей моделировке отличны от прибайкальских фигурок. В их оформлении просматривается иная стилистическая традиция, отражающая, видимо, иную этническую принадлежность. Контактной зоной между Средним Енисеем и Прибайкальем была, вероятно, долина Нижней и Средней Ангары, в пластике которой наблюдается смешение черт, свойственных обоим ареалам.
Ниже мы рассмотрим основные сюжеты восточносибирского искусства эпохи бронзы.
Антропоморфные изображения (рис. 136). Прибайкальские антропоморфные скульптурки можно разделить на две группы. В первую входят полные (в рост) фигурки человека с тщательной моделировкой лица. Вторую составляют костяные и роговые стерженьки, заканчивающиеся схематично трактованными человеческими лицами. В памятниках глазковской культуры преобладают изображения первой группы. Большинство их происходит из погребальных комплексов могильника Усть-Уда (Окладников, 1955, 1977б; Студзицкая, 1970).
Классическими образцами прибайкальской антропоморфной скульптуры эпохи бронзы являются фигурки из погребений 4 и 6 Усть-Удинского могильника (рис. 136, 1, 2, 9). Композиция их в значительной степени предопределена самой формой костяной пластины, в которую они как бы вписаны. Выполненные резьбой, эти изображения односторонни и могут рассматриваться как скульптуры лишь условно. Некоторую объемность им придает выпуклая лицевая поверхность предмета. Устойчивый набор признаков свидетельствует о существовании у глазковцев строго выработанного общепринятого канона в трактовке образа человека. Особую тщательность древний мастер проявил при проработке деталей лица. Акцентируя выпуклые скулы и узкие глаза, показанные миндалевидными углублениями в овальных выпуклостях, резчик стремился подчеркнуть специфические черты монголоидного физического типа. В той же манере, что и глаза, выполнен рот. Длинный рельефный нос, занимающий большую часть лица, расширяясь внизу, заканчивается поперечным срезом.