Девятая невеста

Вспомнилось одно из отличий между мной и Марькой, о котором поведал принц. То, что от служанки за версту несет кухней. Оно и понятно, Марька обожает готовку. А я настолько привыкла, что от нее пахнет выпечкой и моей любимой корицей, что совсем не обращаю на это внимание, когда Нисса — наблюдательная девочка — легко заподозрила в комнате третьего лишнего.

— И пока я обедаю, Нисса, распорядись, чтобы до ужина мне набрали воды. Хочу освежиться.

— Да, миледи, — вновь присела она в реверансе.

— И душистые масла пусть новые подготовят, какие нравятся принцу, — добавила я‚ а самой зубами скрипнуть захотелось.

— Я поняла вас, миледи. Разрешите идти?

— Конечно! А еще… — немного задержала ее у дверей и внимательно посмотрела в лицо. — Поблагодари мистера Арвела за его скорую осведомленность и заботливость.

— Да, миледи, — улыбнулась Нисса. — Обязательно передам.

Надо же… Даже бровью не повела. Хотя точно до этого покраснела, когда я упомянула Арвела. Может, я не туда смотрю?

— Жду тебя через два часа, Нисса, — дала последнее распоряжение, но перед тем, как закрывать дверь, бросила взгляд на крепко сцепленные руки служанки.

Даже пальцы побелели — настолько сильно Нисса их сжимала.

— Да, миледи, — услышала я напоследок ее любезный голос и‚ наконец-то‚ оказалась в комнате одна. Почти одна.

Из уборной выглянула Марька, а я прижалась спиной к двери и нахмурилась. Что, Богиня все разбери, происходит в этом треклятом замке? Неужели я ошиблась и пригрела на своей груди змею?

— Вот, подлиза! Ох, подлиза… Плутовка! — запричитала Марька. — Госпожа! — вдруг выдохнула она и с ужасом посмотрела на поднос, где стояли тарелки с обедом. — А вдруг еда отравлена!

Служанка метнулась к миске, зачерпнула ложкой суп и отправила его в рот. Я только и успела, что выкрикнуть:

— Марька! Брось!

Ринулась к ней и тут же выбила из ее пальцев ложку, которая со звоном ударилась о стол и упала на пол.

— Ты что творишь? — с яростью я прошипела. — Дуреха!

Щеки Марьки раздулись, а глаза выпучились, то ли от страха, то ли от яда в еде, а у меня в груди все сжалось! Но тут Марька поболтала во рту суп и проглотила.

— Вкусненько, — выдала служанка, а мне захотелось ее придушить. — Не отравлена.

— Да ты… Да ты! — мои руки задрожали, и я стиснула их в кулаки. — Да откуда тебе знать?! Бестолочь!

— Знаю, госпожа, — вдруг помрачнела Марька, а с меня мигом вся злоба схлынула, когда увидела, как потемнели карие глаза служанки. — Яд горчит. Иногда не сильно, но горчит. И язык немеет или щиплется. А тут, — она улыбнулась, — все вкусненько.

— Марька… — простонала я и рухнула в кресло. Коснулась пальцами виска, когда почувствовала, как голову сдавило.

— Да что вы заволновались, госпожа! Будь она отравлена, я бы сразу выплюнула!

Я ничего не ответила, только усерднее потерла висок.

— Ну, госпожа! Ну, полно…

Она замолчала, когда я на нее с укором посмотрела. Пристально, долго и тяжело, потому что стальные обручи на моем сердце стянулись сильнее.

Марька и я — очень похожи. Случалось, я ловила себя на мысли, что смотрю в собственное отражение, если бы мне выпала судьба не знатной девицы, а простолюдинки. И это сходство пугало, потому что оно было не только внешним. Иногда я узнавала себя в поступках Марьки, особенно когда она переполнялась решимости и делала то, что считала правильным. И эта ее решимость, граничащая с отчаянием, так походила на меня, из-за чего возникло подозрение: почему принц Рензел бывает со мной резким. Мне даже стало его чуточку жаль. Но только чуточку и на мгновение, потому что в отличие от Марьки я умею думать, а не просто делать. И если что-то делаю, то ради собственного выживания, а не с целью случайно угробить себя каким-нибудь ядом!

— Марька, — я тяжело вздохнула. — Еще раз так сделаешь, и я тебя уволю.

Она виновато потупилась, но ее губы дрогнули в полуулыбке. А у меня слезы на глаза навернулись, но я сдержала эмоции и не стала задавать вопрос: откуда Марька знает вкус яда. Потому что помнила, где папенька ее нашел, прежде чем привел к нам в дом.

Семья Адье не очень богата, поэтому и слуг папенька выбирал простых. Многие из них оказывались нечисты на руку — до Марьки я успела сменить четырех служанок и троих из них поймала за воровством — или отличались грубостью, хамством и невежеством. Одну вовсе выгнала с позором, когда нашла свое платье порезанным. А насолить она мне решила, потому что отругала ее за неаккуратность.

Марьку папенька привел в дом три года назад. Тогда она была худой, забитой, осунувшейся девушкой, и жизнью блестели только ее глаза. Как я потом выяснила, Марька была служанкой у барона Глишера‚ известного всем как самодур и скупердяй. Он так трясся за свое состояние, что обвинял всех в воровстве, избивал слуг и долго не решался на женитьбу, потому что женщины — меркантильные стервы. Он свято верил, что его будущая жена обязательно его отравит и отберет состояние. Но, как известно, из одинокого мужского брюха наследники не появляются, вот он и решился на женитьбу.

Жену он выбирал тщательно: чтобы не шибко красивая, не дерзкая, не бедная и не богатая, желательно бесхарактерная. И нашел какую-то страхолюдину — старую деву, вдову без детей, но с неплохим состоянием. Подумал, что раз у нее есть свое, то на его не позарится, но на всякий случай заставлял всех слуг проверять еду, которую ему приносили. Вдруг там яд.

Ирония, конечно. Но то, чего барон Глишер боялся, то с ним и случилось. Поначалу семейный доктор заключил: смерть наступила от колик. Но от больного живота глаза кровью не наливаются, и как бы новоиспеченная вдова не уверяла, что это от страданий: бессонных ночей да болей, перенесенных мужем перед смертью, никто ей не поверил. За убийство ее приговорили к пожизненному заключению, а слуги отправились искать нового хозяина.

Вот так Марька попала к нам. Почти задаром, потому что тогда она больше напоминала скелет, нежели бойкую девицу. И никто не хотел ее нанимать из-за немощного вида. Я же три года назад тоже страдала худобой, благодаря Ведьме-Ярле, потому что, по ее мнению, леди должна быть стройной, точно тростинка. Хочу заметить, над Линни — своей дочерью — она так не издевалась. Поэтому даже тогда мы с Марькой мало отличались, а с годами сходство становилось только заметнее.

Служанка и госпожа — так интересно сложила наши судьбы Богиня, а ведь могла пощадить Марьку и сделать ее моей сестрой. Наверное, поэтому я позволяю Марьке больше, чем другим слугам. И, наверное, поэтому Марька так мне предана, что готова отдать за меня жизнь. Даже яда не побоялась хлебнуть.