Ведьмина ночь

Глава 4

Глава 4

Проснулась я от сухости во рту. И еще от того, что было невыносимо жарко. Кожа покрылась липким потом, а кости ломило. А главное, что когда я попыталась пошевелиться, то выяснилось, что не могу. То есть пальцами двигать могу, а больше — нет.

Испугаться я не успела. Сообразила, что это все из-за одеяла, в которое я закуталась так, что только нос наружу и торчал.

И нос этот щекотало перышко.

Я чихнула.

— Будь здорова, — донеслось откуда-то со стороны окна. И раздались тяжкие шаги. Пол под весом Афанасьева скрипел, напоминая, что старый он и давно бы поменять надобно. — Ну как, живая?

— Н-не… знаю, — призналась я. — Что…

— Сила, — он вытряхнул меня из одеяла легко. И это же одеяло на спину накинул. — Думал я, что ты покрепше будешь.

Я съежилась.

Тело еще болело. Сила… сила словно бы растворилась внутри. Она есть? Или ушла? Тоже ведь бывает. И если так, то выходит, что не в коня корм?

Обидно.

И… обида всколыхнула, сдвинула что-то там, внутри.

— Тихо! — рявкнул Афанасьев. — Не заставляй меня жалеть.

Сила была.

Силы было много. так много, что я даже растерялась. И все же ощущалась она заемною? Похоже на то.

— Извини, — я сглотнула. — Пить…

Он подал мне кружку с горьким настоем. Но возражать я не стала. Пить хотелось неимоверно, я бы, пожалуй, и яду бы выпила.

Травы…

Любисток.

И еще полынью отдает. Полынь всегда горькая, но нынешняя — особенно. Ромашку и то перебивает, а ромашка — трава ясная, со вкусом таким, что зубы с непривычки сведет. Главное, что и остальные компоненты не чувствуются.

— Это… вы делали?

— Я, — Афанасьев присел напротив кровати. Надо же, не в форме. Клетчатая рубаха навыпуск, старые потертые на коленях штаны. Спортивные. С лампасами. И тапки застиранные. Тапок таких у меня точно не было.

— Вы… наврали?

— В чем? — и насмешечка.

Он совсем-совсем иной. Там, в участке, я привыкла к тихому старику. Афанасьев обычно сидел на дежурстве, вел журналы и так, по мелочи. Порой выходил за пирожками и делал в подсобке чай. Там же, среди старых газет, тряпок и прочих забытых вещей, Афанасьев прятал старый чайник. Еще у него был телефон-раскладушка, из самых первых. И менять его на новую модель Афанасьев отказывался. Компы он тем паче не признавал.

И вообще был этаким привычным… злом?

Нет, никогда. Наоборот, он единственный когда-то отнесся ко мне без предубеждения, впрочем, снисхождения тоже не проявлял.

— Спасибо, — я допила до последней капли. — И… извините.

Теперь почему-то я не могла к нему на «ты».

— Вы… ведьмак?

Ведьмаки — редкость, хотя не сказать, чтоб вовсе уж редкостная.

Он чуть склонил голову и прищурился.

Старый.

Не такой, как книга… но сколько ему на самом-то деле?

— Она ведь давно умерла, ваша бабушка?

— Не особо.

— Но… она ведь была старше, верно? За сотню перешагнула? Вам сколько? Ведьмаки ведь тоже стареют медленнее обычных людей. А вы…

— Стареют не от лет, стареют от жизни.

— Но… пенсия… вы ведь на пенсию вышли еще до того, как я появилась. Значит…

— Я на Северах жил одно время. А там стаж по-иному идет.

Отговорка. Может, и по-иному, но не настолько же. Ему точно… за шестьдесят? Семьдесят? А бабке его?

— Она ведь за сотню перешагнула, верно? Ваша бабушка…

Хмыканье.

И кивок.

— Тебе-то с этого что?

Ничего. Хотя… может, задумалась бы, прежде чем этакий подарок принимать. Или нет? Думала-то я всегда с запозданием. И теперь тоже.

— А вы… почему не взяли книгу?

Он провел ладонью по щеке, придавливая отросшую щетину. Вздохнул.

— Нету в том смысла, девонька… силу-то я взять могу, да на мне она и кончится. Все ж таки такие, как я, скорее выверт природы, чем путь.

Ломота отступала.

— Да и своей мне доволи. Пусть ведьмак, но род за мной старый стоит.

А ведь он мог бы пойти учиться. Или даже нет, просто заявку подать, в профсоюз, встать на учет, получить лицензию, практику открыть. Многие так делают. У нас на курсе было двое ведьмаков, и оба, сколь знаю, неплохо устроились.

Афанасьев вон в травах разбирается отлично. И думаю, не только в них.

На меня поглядел, пальцами лба коснулся и руку убрал.

— Моя от… супруга бывшая, тоже как прознала, то и… — он махнул рукой. — Начала ворчать, что способности, что возможности… я и поддался. Тогда-то аккурат и вернулся.

— С Северов?

— Не, там я еще раньше был. С корабля списали. По собственному… не важно. Главное, жена молодая, ей в столицы охота. И я рад угодить. Но приехать-то приехали, на службу устроился. Участковым. От как ты…

Слабо верится.

— А тут аккурат высочайшее дозволение вышло. Императорское.

Это ж когда было-то? Мы проходили. О признании ведьм и ведьмаков, об уравнивании прав с магами, о мерах, позволяющих улучшить обслуживание… и что-то там еще.

Это ж до моего рождения.

Задолго.

— Многие не особо верили, а я вот рискнул. Открыл кабинетик, травки там, заговоры. Практика, стало быть, частная. Оно-то дело пошло, конечно.

Афанасьев вздохнул и поднялся.

— Да только скоро мне тошно сделалось. Не мое это… совсем. Терпел, терпел, да и… — он махнул рукою. — Хреновый я ведьмак. А от участковым неплохим был. Вставай. Иди ополоснись и поедем.

— Куда?

— К доктору. Больничный закрывать.

— А…

— Ушла она от меня, — на мой невысказанный вопрос Афанасьев все же ответил. — К полковнику одному, пусть не шибко родовитому, но с перспективою. Я не виню. Она иной жизни желала, которой я дать не мог. Её и получила. Была счастлива.

А он?

Был ли? Он ведь одиночка, а… спрашивать неудобно.

— Иди, давай, — Афанасьев отвернулся. — А то ж люди ждут.

Я и пошла.

Ванная комната в моей каморке имелась. Ну как, комната. Крохотная, куда только и влез, что умывальник да штанга с душем. Я задернула старую шторку и включила воду. И стояла. Просто стояла, позволяя воде смывать с тела и пот, и остатки зелья.

Все одно странно…

Почему Афанасьев в реестрах не числится? Если дело свое открывал, то должен был получать лицензию. А значит, и в реестр попал бы. А там, коль попадаешь, то и остаешься до самое смерти.

Но тогда на деле имелась бы отметка.

Или она имелась?