Страница 10 из 25
Мне-то личные дела в руки никто не давал. Не того я полета птица. Хотя… будь такая отметка, участок считался бы укомплектованным. И запрос на ведьму не удовлетворили бы, а повесили бы все эти дела на Афанасьева.
Или в те времена, сразу после выхода высочайшего указа, никто реестров не вел? Может и такое статься. Тогда-то бумаг было больше, но и терялись они куда чаще. Никаких тебе общих баз, облачных хранилищ и мгновенного обмена информацией.
Нет.
Все равно ничего не понятно.
Кроме того, что мне, кажется, очень сильно повезло. Но это-то и подозрительно.
Закутавшись в старенький — еще в студенческие времена его прикупила, с первой стипендии — любимый халат, я выглянула из душа.
Афанасьев колдовал над плитой.
Плиткой. Нормальная-то плита не встала, а вот плитку электрическую я прикупила. Одной много ли надо? Холодильничек тоже подобрала как-то.
И вот куда его?
С собой?
А как? Еще ведь вещи, пусть немного, но все-таки… и телевизор. Ноут ладно, он маленький, кину в сумку и все. Телефон. Зарядки. Что еще? Косметику. Полотенца в количестве трех штук и массажер для ног, приобретенный в пору осенней депрессии. Я его даже распаковала.
— Садись, — велел Афанасьев.
Стол у меня был так, не стол даже, а доска, приставленная к подоконнику и ножкою подпертая. Сотворила его не я, а жилец, который обретался в этой норе до меня. Но я приспособу оценила.
А вот стул уже родной, притащенный с ближайшей помойки.
Нет, участковые ведьмы получают неплохо, но мне вот как-то всегда было жаль деньги тратить. То ли сказалась привычка экономить, то ли сама по себе я была жадной.
Стало вдруг стыдно.
И перестало.
Афанасьев раскладывал по тарелкам яичницу. И вот как получилась-то! Белые озера белка, который схватился плотно, без соплей, и в то же время яркие острова желтков. Сверху — мелко порубленный лук.
Кусок сливочного масла, что таял и расползался тонкими ниточками.
Хлеб.
И тушенка, вывернутая из банки в глубокую миску.
— Ешь, — Афанасьев подвинул тушенку ближе. — Не стесняйся.
Я бы, может, и застеснялась, но голод… запах… кажется, в жизни я такой голодной не была. А потому только и выдавила:
— Ш-пасибо.
С набитым ртом, конечно, не слишком вежливо, но плевать. Так мы и ели. Я жадно, пусть и стараясь не подавиться, Афанасьев — неспешно и явно за компанию.
После и чаю сделал.
И варенья подал. И снова пирожков выложил, найсвежайших.
— А колени у тебя не болят, — я принюхалась. Пирожки были с яблоками, да не просто тертыми или там кусками, нет, такие мама пекла. Яблоня-то у нас была старая, яблоки давала мелкие и суховатые, вот она их и нарезала, и скидывала на сковороду, туда же отправляла пару ложек сахару и кусок сливочного масла.
Надо же.
А казалось, я о той жизни ничего-то и не помню.
Но лучше бы и не помнила вовсе, до того вдруг тошно сделалось. И тоскливо.
— Отчего же, болят.
— Только от моих мазей толку немного, — я все-таки стянула пирожок. И укусила, закрыв глаза. — Почему? Почему именно я? Я ведь не самая сильная…
— Сила без надобности. Он, хватает.
— И не самая умная…
— Не скажи. Говорил я с одним своим старым знакомцем… он еще раньше приходил, спрашивал.
Бизон?
— Борис Игнатьевич?
Зоненко. Если взять первые буквы имени и отчества… кому и когда из студентов это пришло в голову? Без понятия. Но кличка приклеилась. Пусть даже ничего-то в облике его не было бизоньего, напротив, Зоненко был высок, тонкокостен и сухопар. И походил скорее на престарелого журавля.
— Он самый. Искал место для одной способной дурочки.
Надо же… а я бы никогда и… и выходит, думаю я о людях хуже, чем они того заслуживают. Совестно. Но не настолько, чтобы кусок поперек горла встал.
— А мне аккурат нужна была толковая ведьма, с головою от мусора свободной.
— Это не про меня, — вздыхаю и запихиваю в себя пирожок.
А чай — с травами. Чабрец чую, еще самую малость — календулы цвет. Капля брусничного листа.
— Ну… любовь-морковь, дело молодое… оно и ладно вышло. Складно, я бы сказал. Прямо одно к одному, — Афанасьев потер руки. — Ладно, ты меня глазищами-то не сверли. Оно-то да, голову тебе задурили изрядно, но зато теперь, разок обжегшись, не купишься.
— На что?
— На слова красивые.
— Наверное, — честно говоря, хотелось бы думать, что я повзрослела, поумнела, но что-то, должно быть остатки здравого смысла, подсказывали, что не стоит сильно уж на то надеяться.
— Поглядим, — Афанасьев потер подбородок тыльною стороной ладони. — Но ты права… мази твои, уж извини, составлены толково. Для города. Но силы им не хватает.
Это я и сама знаю.
— И на будущее. Травы сама бери. Сборы эти, фармацевтические, даже которые с лицензией, не то. Через многие руки травы проходят, а потому, даже правильно собранные, силы изрядно теряют.
И это знаю.
В университете рассказывали. Вон, даже целый курс был, об основах заготовки лекарственного сырья. Годовой, между прочим. А потом еще отдельные, по консервации, сушке или правилам хранения семян. Корней. Плодов и прочего. Еще там чего-то…
Но откуда в городе целебным травам взяться?
Вот и закупаем.
Даже родовые ведьмы давно уж услугами фармацеи пользуются. Ну, для большинства зелий. Оно-то поговаривают, что у каждого рода есть своя земля, а при ней — махонький такой садик. Или огородик. Но сколько в том правды, понятия не имею.
— От ничего, поедешь, оглядишься… оно и к лучшему. Вещицы твои я собрал. Документики тоже. Вот как больничный закроешь, так сразу и отправимся.
— И… ты?
— А как же, — он пожал плечами. — Довезу, чего уж тут. Ты ж вон, едва на ногах держишься. Куда тебе с чемоданами.
— И холодильником…
— Вот, и холодильником. Так что допивай и одевайся. А то этот твой… поганец весь прямо извелся.
И усмехнулся так… выразительно.
Интересненько… и где это Гришка успел дорогу ему перейти?
Но вопрос я попридержала. Чай допила.
— Я… скоро.
Афанасьев кивнул и тарелки собрал, поставил в умывальник, буркнувши:
— На улице буду.
Как ни странно, но в поликлинике мы управились быстро. Афанасьев с кем-то поздоровался, кому-то кивнул, махнул и вот мы уже в кабинете, где молоденький целитель пытается скрыть свое недовольство. Но осмотр проводит.
И больничный подмахивает, правда, ворча под нос что-то этакое, об обнаглевших в конец ведьмах.