Страница 11 из 13
Ещё, пожалуй, одно из главного и важного для Феечки то, что отец всё-таки взял ответственность:
«Это мы с матерью виноваты, не заметили»
Вдова же – хроническая истеричка – на такое не была способна. Феечка рядом с ней превращалась в терпеливого родителя, а мамаша – в капризную взрослую бабу с мозгом пятилетнего.
Так же чётко Феечка помнит слова Чужеземца:
«Я могу ему транды дать, но не буду же всем объяснять, почему ты избегаешь семейных посиделок. Ты ко мне приходи, доча, не к ним, не обращай внимание на них»
Феечка кивала головой, соглашалась…
И вроде бы разговор закончился объятиями и ободряющими словами отца:
«Молодец, что рассказала, всегда со мной делись», Феечка словно заморозилась.
А Чужеземец… по-прежнему принимал в гости Змея и мило с ним беседовал.
Ничего не изменилось.
«Гузу»
А пока Феечка завершала незавершённые гештальты прошлого, не забывала и про будущее: сходила на очередное свидание с ухажёром.
… Гузу – один из персонажей Феечки, очень тёплый, заботливый и надёжный друг, который спас Бала из тёмного леса.
В переводе с заморского языка Чужеземца оно дословно означает «ягнёночек», а Гузум – «мой ягнёночек». В переносном значении – мой милый/верный/дорогой друг. Такие слова не говорят, кому попало.
Феечка мечтает, что однажды встретит своего Гузу, не персонажа, а настоящего и живого. А сейчас вспомнила, что в детстве она дружила с одним Гузу, а он был в нее влюблен. А сейчас – спустя четырнадцать лет – он позвал ее на прогулку! Феечка сначала насторожилась, испугалась, а потом обрадовалась и согласилась.
Прогулка прошла замечательно. «Гузу» отвёл Феечку в контактный зоопарк, и та удовлетворила свою потребность в тисканьях и вообще осознала, как много в ней нерастраченной любви и нежности, и как сильно она нуждается в тактильности.
Потом они много разговаривали, оказалось, что у них отличаются взгляды на жизнь, но Феечка хотела бы дальше общаться с ним. Да, где-то они не совпадали, но и не спорили по этому поводу. Разные мнения – разные мнения, зачем переубеждать друг друга?
С «Гузу» было безопасно, комфортно, надёжно.
И… ее тянуло к нему. Как мужчина он ее привлек. Он был намного выше Феечки, она с детства помнила какие у него хрустальные темно-голубые глаза, а сейчас, при встрече, постоянно разглядывала его руки. Наверное, руки – самое красивое, что может привлекать в понравившемся мужчине.
У «Гузу» были очень красивые руки… И плечи… Ни у кого прежде Феечка не помнила таких красивых рук. Ей хотелось дотошно разглядывать каждый сантиметр, щупать вены, искать родинки… Указательным и средним пальцем, как детишки, имитировать шажки и побежать по предплечьям, наконец добраться до шеи и, закрыв глаза, примкнуть к ней носом… И нюхать, и нюхать, и нюхать…
Есть у нее в фантазиях такая чудесатая форма выражения нежности к любимому мужчине (которого пока нет): спросить, а можно тебя понюхать? Там, где шея?
Феечка плачет сейчас.
«Гузу» – первый ее мальчик-друг, да и единственный, наверное… С ним она могла, будучи шестнадцатилетней, впервые встречаться, когда он признался ей в любви… А она ощущала лишь тотальный стыд после его признаний. Стыд и вину за себя, словно любовь к ней сродни сраму и позору, а она плохая, чуть ли не чертовка, которую только сжечь на костре и остаётся…
Она не могла тогда, да даже и не пыталась разобраться в своих чувствах: токсичный стыд заполонил ее всю, и ей хотелось исчезнуть, сбежать и мыться, мыться, мыться… И забыть все как страшный сон. Она ощущала себя настолько виноватой, будто любовь к ней – преступление, в котором виновата только она!
Все это были чувства не к «Гузу», а к себе самой. И сейчас Феечка признается себе, что пусть и не была влюблена в него, но уж точно не питала отвращения. Ей очень нравилось с ним дружить. И ей нравилось, что он любит ее. Он иногда так и обращался к ней: «моя любовь». Впервые в жизни к ней так обращались. И не отец, не мать, а мальчик с соседнего двора… (Прямо сейчас Феечка понимает, почему она однажды решила, что к своему ребенку будет обращаться «любовь моя»).
Феечке нравилось обращение друга, и, возможно, если бы «Гузу» не поспешил со своими признаниями: «я уже очень-очень давно тебя люблю…», может, так случилось бы, что в сердце Феечки и зародилось настоящее чувство к нему… Но его признания спугнули ее и повергли в испепеляющий стыд. Конечно, все случилось, как случилось. Да и зачем прямо сейчас в пол-одиннадцатого ночи Феечка вспоминает это? Зачем он сейчас объявился в ее жизни?
И снова руки, руки, руки…
Его красивые руки…
Но что произошло после чудесатой прогулки?
«Гузу» исчез.
Может быть, убедился, что Феечка не его пассия, да мало ли, что там у него в голове!
Но Феечка огорчилась. Она была не против сейчас встречаться с ним. И Феечка полагает, что только его можно назвать «Гузу»: тот, кого она так давно знает, с кем выросла и столько всего переживала… И тот, кто любил ее, но ведь это было в далёком детстве.
Феечка полагала, что Гузу – это нечто родное, долговременное, где взять такого другого?! Но вот настоящая ситуация показала обратное: не обязательно тот, кого ты знаешь всю жизнь, твоя родственная душа.
Кто знает, может, случится так, что однажды Феечка встретит незнакомца, которого будто всю жизнь знала!
Лёша
– Он вам ещё не надоел? – спрашивал пациент у Феечки, заметив Лёшу, что постоянно крутился возле нее.
– Меня позвали надоедать! – ловко сориентировался Лёша.
Феечка расхохоталась.
«Нужно обязательно это записать!»
Лёша – самый колоритный персонаж Феечки. Только с него она списывала самое большое количество образов: Великан – похититель лесной феи, псих – Алексей Николаевич, потерявший дочь, и, наконец, он сам – истинный Леша – вдовец-алкоголик, который так и не надел рясу и не стал отцом Алексием… (семейная драма ЮлиАнна).
Лёше сорок шесть лет, он среднего роста, очень худощавый, с большими ушами, слегка перекошенным (после инсульта) ртом с шестью с половиной зубами.
Такая, казалось бы, э-э-э экстравагантная внешность не мешала Феечке дружить с Лёшей.
В молодости, наверное, Леша был симпатичным, и Феечка честно признается себе, что втюрилась бы в него. Интереснее собеседника Феечка, наверное, никогда не встречала.
Сам к себе Лёша очень критичен и даже жесток:
«Фу, какой я страшный, только уши и остались!»
Выглядит на все шестьдесят. Он из тех, кто сгорает, а не тлеет, как и все обитатели «дома у горной реки».
Так Леша красиво назвал учреждение, где он лежал, и где работала Феечка. На самом деле, название куда более прозаичное – реабилитация для алкоголиков и наркоманов.
Вроде бы такие разные, но Леша и Феечка сдружились. Он читал ее сказки, они могли говорить обо всем на свете. Рядом с Лёшей Феечке представляются такие образы:
Начало двухтысячных.
Они сидят на старой квартире. Вещи разбросаны, но нет грязи, но эдакий творческий беспорядок, когда срач без срача – хаос кругом, но все на своих местах, и если одну вещь убрать, тогда все превратится в рутину и скукоту. И в середине этого творческого взрыва сидят Феечка и Лёша и смотрят телевизор. Они едят поджаренный черный хлеб с колбасой и только что приготовленную Лёшей яичницу… Они говорят обо всем на свете, рассуждают о мире, вселенной, боге и затрагивают прочие философские беседы…
Потом с наступлением ночи отправятся гулять по спящему городу и не забудут завернуть на кладбище.
Леша – это бродячий дух (есть в нем какая-то романтика), бесконечные философские разговоры и размышления, бесконечная прогулка по заброшкам, старым сараям, железнодорожным путям…