Почти как мы

– Это всем известные события более чем 120-летней давности. Серия техногенных катастроф, началом которой стала ошибка молодого оператора химического завода. Эта ошибка, совершенная по недостатку опыта, дала толчок к цепочке непоправимых событий, практически полностью уничтоживших экологию планеты и продовольственные угодья. Химический ливень спровоцировал аварии на крупных производствах и электростанциях на всем континенте, с бесчисленным количеством жертв и разрушений. Итогом стал жесткий дефицит ресурсов и, как следствие – постоянные локальные войны по всему миру.

Докладчик отер лысину платком, прочистил горло и глотнул воды. В зале послышалось: «И тут как решили врезать».

– Да, – продолжил докладчик, – лучшим решением на тот момент было принятие технологии ВИРН – виртуальной передачи навыков от наставника к ученику, или так называемой «врезки». Казалось бы, идеальный выход – работа стала полностью подконтрольной и синхронизированный, полиция и войска организованно подавили мятежи, а разрушенные катастрофами и войной профессиональные институты были заменены технологией врезки. Кризис удалось преодолеть в рекордные сроки, разработчики врезки получили заслуженные награды и почет, всем нам известны их имена…

В зале послышались смешки и улюлюканья. Лектор переждал их и продолжил:

– Да, да, достижения прошлого глупо отрицать, но времена меняются, и сейчас мы видим отдаленные последствия выгодных в прошлом решений. Я попрошу продолжить моего коллегу Яна.

– Смотри, смотри, сейчас будет самое интересное! – Эрика от волнения сжала руку Питера прохладными влажными пальцами.

Ян оказался невысоким мужчиной в ярком галстуке, с чем-то петушиным во внешности и таким несерьезным, что Питер испытал разочарование. Но стоило ему начать говорить, и все изменилось. Голос, уверенный и глубокий, проникал в душу и отзывался там камертоном.

– Мы многое приобрели благодаря врезке, но что мы потеряли? – Он взял паузу, ожидая ответ зала, но зал выжидающе молчал. – Индивидуальность, вот что! Новые пути, новые подходы, которые – да – несут в себе риск, но только они по миллиметрам и сдвигают неповоротливую тушу индустрии к прорывам! Не говоря уже о правах личности и необоснованном насилии над ней. Количество жертв, ставших ментальными инвалидами во время отработки ВИРНа, до сих пор засекречено! Это была экстренная мера, и пришло время ее пересмотреть! Сейчас во всем прогрессивном мире идут дебаты об отказе от врезки.

На этой фразе в зале резко загорелся свет, вошли люди в полицейской форме, раздался голос: «Спокойно, всем оставаться на своих местах. Полицейская проверка!»

– У нас просто дискуссионный клуб! – крикнул докладчик.

– Знаем мы ваши клубы… Сейчас будет короткая процедура дознания. Девушек просим пройти направо, молодых людей налево, докладчиков просим остаться на сцене.

«Ну вот, приплыли, так я и знал», – успел подумать Питер и с укором посмотрел на Эрику. Она виновато опустила глаза. Началась толчея, молодые люди заметались, кто-то попытался сбежать, но был ловко остановлен полицейскими. В толпе руки Эрики и Питера расцепились, она оглянулась несколько раз, но его фигура уже затерялась среди остальных.

Эрика вместе еще с десятком девушек оказалась в пыльном закулисном помещении, где раньше, видимо, хранились костюмы. Тут и там валялись пыльные лоскутки и обрезки ярких тканей. В углу, как лохматая старая собака, притаился пегий парик. Эрика прижалась к стенке и с содроганием думала о том, как подвела Питера и теперь он уже никогда, никогда… И что же с ними всеми теперь будет…

В помещении вошла женщина в полицейской форме и шлеме с прозрачным забралом.

– Ну что, голубушки, ваши дискуссии обернулись для вас не самым лучшим образом. Сейчас быстренько напишем признания в участии в экстремистской деятельности, а там поглядим.

Раздался дружный рев, кто-то звал маму, кто-то матерился. Женщина повернулась в сторону застывшей от страха Эрики и опустила забрало.

– И ты тут? Впрочем, этого стоило ожидать, с твоими-то замашками.

Женщина криво и знакомо улыбнулась.

– Тетя Лиза! – взвыла Эрика, заливаясь слезами страха и облегчения, и кинулась женщине на грудь.

Эрика

Они сидели в бывшем буфете клуба, Эрика на щербатом стуле, тетя Лиза – прямо на столе, ловко заложив ногу на ногу, потягивая папироску.

– Ну что, моя дорогая, давно не виделись, уже шесть лет, с тех пор как твоя мама… – Лиза замолчала и крепко затянулась. – Как жила все это время? Надо было мне присматривать за тобой, да вот служба – снова в горячую точку отправили, куда тебя с собой… Только деньги да редкие письма, когда выдавалась минутка. А ты отвечала, что все хорошо, учишься в художественном, мечтаешь быть декоратором. А вот оно как вышло. Недоглядела я, хоть и обещала Марии…

– Тетя Лиза, – Эрика опять залилась слезами. – Не хочу я под врезку, не могу, не могу. – Слезы полились ручьем.

Лицо Лизы смягчилось.

– Да понимаю я, милая, как ты своими собственными мыслями-мыслишками дорожишь. С детства как блаженная была – с ребятами другими не водилась, все цветочки собирала, песенки пела, да рисунки эти твои… Как взглянешь – как в омут затягивает, будто дышали они или двигались. Как живые, в общем, – смущенно закончила она. – Но куда ты сейчас без врезки? Пока ты без нее на материной пенсии жила, да упокоится светлая душа Марии! А дальше чего? Ведь тебе скоро восемнадцать, пособие отменят. Ты что же, в сумасшедшие податься решила, которым врезка не по силам? Так это путь в один конец, о, поверь, путь недолгий – кому интересно бездельников по интернатам кормить? А что там еще бывает с такими спелыми девицами, как ты? Рассказать или сама догадаешься?

Эрику от этих слов пробил холодный пот.

– Да не думала я ни о чем таком, тетя Лиза! Я просто… просто жила, как умела, мне ведь одной тоже было нелегко… Мама… Мамы нет, отца тоже, да и был ли он? Вы далеко, а кто у меня еще есть… Я просто жила, как умела! – Ее голос сорвался на крик.

– Да, милая, я понимаю… И тебе бывало нелегко. А вымахала ты, Эрика, хоть сейчас под венец. Кстати, неплохая идея! Есть кто на примете? Или помочь?

Эрика тихо лила слезы и теребила подол платья. Смущенно пробормотала:

– Мы с Питером, но только он…

– Что он?! – взвилась тетя Лиза. – Тоже из твоих, безврезчиков, что ли? О, черт подери. Ну конечно, этого следовало ожидать. Ах, Эрика! И что мне с тобой делать…

Она крепко затянулась и задумалась. Посидев так минут пять, видно, что-то решила и бодро приказала:

– Жди меня здесь, скоро вернусь, только без глупостей мне! – и вышла, оставив Эрику в полном неведении.

Питер

Парней согнали в гардеробную, где среди пыльных вешалок усталый капитан полиции объяснял им, что вчера ввели новый закон, и теперь они экстремисты, и пути у них только два – написать чистосердечное и прилежно искупать преступление на работах с самым высоким уровнем врезки или прямым этапом в исправительную колонию. Там, конечно, врезки нет, но других радостей жизни предостаточно.

Питеру вдруг стало все равно – хоть признание, хоть колония, хоть к черту на рога. Он как будто закуклился, весь мыслями обратился к Эрике и только жалел, что не поцеловал ее на прощание, не коснулся ее мягких русых кудряшек, не погладил нежную ямочку на щеке…

Вспомнил, как они случайно столкнулись в кафе, как его мгновенно будто пробил заряд молнии – такая нежность! Сам Питер был новым, совершенно новорожденным, беззащитным перед этим океаном чувств, да и не желающим защищаться. Он хотел быть в этом океане дельфином, самим собой, свободным. А не тем ловким исследователем в бронированном скафандре, как он ощущал себя раньше с девушками. И не тем ловцом жемчуга в маске и удобном гидрокостюме, кем стал спустя время – ловким и бесстрашным, способным достать жемчужину с любой глубины, надолго задерживая дыхание и ловко вскрывая раковину. С Эрикой он хотел плыть рядом, касаясь боками, чувствуя всем телом близость и родство. Родная – вот какая она стала для него в немыслимо короткий срок. А он и не знал, что так бывает. «Родная, роднулечка», – звал он ее тихо, одними губами – сам себя стеснялся. Плавать бы в этих недоступных прежде глубинах любви и нежности вечно…