Почти как мы

Юлия Трофимова

Почти как мы

Врезка

Влада

Питер листал газету «Работа для вас», с каждым движением все яростней терзая листки. Сарказм его комментариев был просто запредельным. Казалось, случайно капнет слюна – и газета проплавится насквозь, истекая едким дымом.

– Нет, ну ты только послушай!.. «Требуются операторы систем орошения, степень врезки на испытательном сроке – пятьдесят процентов, в дальнейшем возможно снижение до тридцати процентов при успешном прохождении практики». Что там они собрались синхронизировать? Падение капель в дождевальной установке?! Или вот, еще лучше: «Менеджер по продажам. Врезка восемьдесят процентов, при успешном прохождении испытательного срока снижение до пятидесяти». Что это вообще?! А я-то где там останусь?

– Со мной, после работы, – сладко потянувшись, сказала Влада. От ее движения общажная кушетка противно скрипнула, Влада недовольно поморщилась. Все в этой казенной комнате ее раздражало – сколько ни убирайся, ни пытайся навести уют – обшарпанные стены и допотопную мебель этим не прикроешь. Да еще и соседки-неряхи. Да что говорить, общага – она общага, все в ней общественное. Владе до дрожи хотелось своего, личного. А Питер все продолжал возмущаться:

– Ага, как же, там тоже будет «притирочка», да еще и похлеще! А в брачном контракте сколько потребуешь? Шестьдесят? Или чего уж мелочиться – девяносто, как в Заокеании?

– О, мы уже говорим о брачном контракте? – Влада снова потянулась. – А я думала, просто хотим свалить из этой общаги с тараканами… Эй, ну не дуйся, – она потерлась о его ногу ступней в ажурном чулке. – Ты же славный, талантливый, а потом папа поможет, и все получится. Но ты же понимаешь – на работу без врезки никак…

При упоминании отца Питер скривился:

– И ты туда же, тоже поддерживаешь эту столетнюю дичь? На сколько ты подписалась на своей работе? На сорок? И что эти сорок значат, ты понимаешь? Ты ж никогда уже с этой должности не соскочишь, врезка не позволит!

– А кто тебе сказал, что я хочу соскакивать? Меня все устраивает, по крайней мере пока, а там видно будет. Ты впустую бесишься, врезку никто не отменит, только нервы зря тратишь… – она продолжала скользить пальцами по его ноге, поднимаясь все выше. – Эй, ну иди сюда, это все будет потом, а соседки придут уже совсем скоро…

Питер с Владой был уже почти год, то разбегаясь, то сходясь по новой, и он прекрасно знал, что сейчас будет. Это успело ему порядком приесться, как и навязчивые намеки на совместную жизнь, да и вообще вся она – простая и вульгарная девица с района. Но так хотелось хоть немного отвлечься…

Влада потянулась и лизнула его в шею, одновременно недвусмысленно потершись коленкой о Питерову ширинку. И печальная газета «Работа для вас» на целых полчаса осталась без должного внимания.

Но Питер так и не расслабился, уходил напряженный, с тревожной складкой на лбу. Зря только Влада старалась, покупала красивые чулки, пробовала новые приемы, рассказанные ушлыми общажными подружками. И чего Питеру неймется – рядом же она, Влада, такая яркая и нежная, и готовая с ним на все, а он… Какая-то псевдосвобода ему, видимо, дороже. А Владе хочется нормальную жизнь, без пьяных соседок, вечного запаха чужого одеколона и жареной колбасы, общажной неустроенности и казенной панцирной постели. Влечение и интерес к Питеру бились в ней, тянули вверх, сладкие мгновения недавней близости нежно отзывались в молодом теле, но вся тяжесть ежедневной неустроенности тянула вниз железными кандалами. А вначале казалось – какая шикарная партия! Высокий, стильный, и отец в министерстве не на последней должности…

«Эх, не жизнь, а одни разочарования», – подумалось Владе в который раз. А сколько труда вложено, столько сил потрачено – и все, выходит, впустую.

Горячей воды в общаге не было уже два дня. Комендант решение вопроса упорно откладывал, и вечером Влада отважилась наведаться к дяде Славе, вздорному, вечно поддатому красномордому сантехнику общаги. Визит был не из приятных, но мыться под холодной водой казалось еще более противным.

Дядя Слава, как всегда, смотрел футбол и не услышал ни стука Влады, ни как она тихонько вошла. Запах перегара ударил в нос, а уши почти заложило от дядиславиного крика:

– Ну давай же, дава-а-а-ай! Бляха, снова мимо! Эти уроды, сукины дети, опять мухлюют! И как их комиссия пропустила! Какие там пять процентов, все сто, тренер натягивает их по полной, как гондон на коленку…

– Дядь Слав, может, они просто играют хорошо… Вот прям как вы трубы чините…

– Ага, играют, тренер их, видать, знатный чемпион по вылизыванию жоп! Да и ты туда же! В общем, ладно, к ночи зайду, починю, что с тобой делать. Так, и бутылку сразу готовь – такую подставу без бутылки мне никак не пережить.

Уныло плетясь по общажным коридорам, Влада тут и там ловила реплики выпускников: «А тебе на сколько? На двадцать? Вот это повезло! Мне только шестьдесят удалось найти». Или: «У меня сорок, но там дядька по матери, надеюсь, попроще будет». И так далее, нескончаемым потоком. Степень потери свободы воли при приеме на работу была сейчас главной темой и на улицах, и в телевизионных дебатах, и, конечно, среди выпускников. Влада свой выбор сделала, и проверить его правильность предстояло уже совсем скоро, через каких-то пару недель. Влияние сорок процентов на старте, административная должность – а там видно будет…

Дядя Слава слово не сдержал, не пришел, и не помогла ожидающая его бутылка. Увидев очередь из тазиков на общажной плите, Влада решила наведаться к бабушке. Запасенная для сантехника бутылка даром не пропала, и, прихватив дешевых конфет, Влада поспешила на остановку. Чудом успев на последний троллейбус, она села у окна, с тоской понимая, что заночевать придется у бабули. То еще испытание… Но горячий душ того стоил!

Выйдя на остановке и покружив по знакомым дворам, Влада зашла в пропахший кошками подъезд. В линейке звонков выбрала нужный, нажала и с облегчением услышала шаркающие шаги, перемежающиеся с незлобивым матом. Приглушенно мявкнула кошка, видимо, неудачно встреченная бабулей по пути в коммунальном коридоре, и дверь распахнулась.

– А, ты? Чего у тебя опять не слава богу?

– Привет, бабуля, – Влада неловко чмокнула старуху в вялую щеку. – Да вот, воду отключили, пришла к тебе помыться. Можно?

– Можно, отчего ж нельзя? Соседи в деревню свалили, комаров кормить, так что, почитай, я сегодня здесь единственная хозяйка. – Бабуля бросила взгляд на Владин пакет. – Смотрю, с гостинцами. Ну, проходи, дверь прикрой, не студи тут.

Получив ветхое полотенце и кусок хозяйственного мыла, Влада быстренько захлопнула дверь ванной, пока бабуля не передумала – за ней всякое водилось. Что поделаешь – возраст… Да и война! Поежившись под горячими струями, удовольствия от которых не могла испортить даже облупившаяся старая ванна, Влада с наслаждением растерлась полотенцем. Старенькое запотевшее зеркало отражало стройное молодое тело с гривкой мокрых темных волос. «А я ничего, очень даже ничего», – подумала Влада. Поклонников у нее всегда хватало, но пристроиться хотелось в надежные руки, за крепкую и уверенную спину человека с деньгами или хотя бы перспективами. А там уж Влада бы не оплошала – веселый нрав, бытовая изобретательность и пылкость в постели компенсировали бы пролетарское происхождение.

Самые большие надежды сейчас Влада возлагала на Питера, и все вроде бы складывалось неплохо, но этот его дурацкий протест… А сколько уже вложено, сколько сил потрачено, да и нравился он ей… Постаравшись отогнать невеселые мысли, Влада завернулась в старенький бабулин халат и вышла.

Как и положено после ванной, сели пить чай. Чашки были разномастными, кое-где со сколами. В комнате на пожелтевших обоях висели фронтовые фотографии вперемежку с вырезками из религиозных календарей. Все здесь напоминало Владе о детстве, не таком простом и безоблачном, как хотелось бы, но это было ее детство, и в душе потихоньку разливался уют. Бабуля не дала расслабиться: