Страница 10 из 55
Я нашел однако же что нравы Туркменов в сей Обе гораздо лучше прибрежных; это полагаю происходит от того, что живущие далее в степи они не привыкли, столько к плутовству чрез обращение с промышленниками, приезжающими всякой год с разными товарами на Туркменской берег. — Киат однако же не оставил случая выпросить у меня подарков Геким-Али-баю и Ана-Дурде, старшинам которые вместе со мною ехали в Хиву по своим надобностям, — я также подарил некоторые безделицы жене Сеида и женам нанятых им для меня проводников.
Из Суджи Кабил я известил о себе письменно Майора Пономарева.
Сентября 21. С рассветом выехал я из Суджи Кабил на большом и толстом верблюде, на котором с трудом мог усидеть когда он подымался. — Мой керван состоял из 17-ти верблюдов принадлежащих 4 м хозяевам, бывшим у меня в проводниках и ехавшим в Хиву для покупки хлеба. — Из них старший был Сеид, второй родственник его Абул-Гуссейн, третий Кульчи и четвертый Ах-Нефес; — верблюды наши были все привязаны друг к другу и тянулись длинною цепью{38}.
Сентября 21. Проехав 20 верст мы остановились около полдня на час времени и соединились с другим керваном, коим предводительствовал Геким Али-бай. — По мере удаления нашего от берега керван наш все увеличивался из разбросанных по сторонам Туркменских кочевьев, так что на третий день, когда мы вступили уже совершенно в безлюдную степь, с нами было до 200 верблюдов и до 40 человек, которые все шли в Хиву для покупки хлеба.
Раздоры Геким Али-бая с моим Сеидом распространились и на меня; — мы шли особо, и на ночлегах останавливались порознь. — Керван мой был хорошо вооружен и если Геким-Али-бай, как я полагаю, имел намерение ограбить нас, то вероятно не решился на сие опасаясь оружия нашего. — Он никогда не кланялся мне и сидя у своего огня с своими товарищами всегда поносил нас; — мне удалось однако же посредством чая, до которого Туркмены большие охотники, переманить к себе несколько человек из его кервана. — Может быть Геким-Али-бай еще и для того убегал меня, что опасался за сие дурного приема от Хивинского Хана. — Как бы то ни было, я всегда брал предосторожности и во все 16 дней и ночей поездки нашей не снимал с себя оружия.
После полдня мы поднялись на небольшую высоту называющуюся Кизыл Айяг, {39} которая должна быть отрасль Балканских, гор. — Прошедши еще 20 верст перед вечером остановились на привал, оставя, позади в левой руке кочевье при колодцах Сюлмень{40}.
Во время переходов сих меня не столько мучили неприятное качание и непокойная езда на верблюде, как непреоборимая скука: — я был совершенно один, говорить было не с кем, счастлив еще тем, что жар хотя был довольно сильный, но сносный… — Степь представляла печальный вид, образ смерти, или следствие опустошения после какого нибудь сильного переворота в природе; — ни одного животного, ни одной птицы, никакой зелени ни травы не видно было, местами лишь встречались песчаные полосы, на которых росли маленькие кустики. — К тому еще мысль об удалении из отечества, для того может быть чтобы впасть в вечную неволю, меня очень тревожила. — Таковое мое положение продолжалось 16 суток.
Во все время поездки моей ходил я в Туркменском платье, и называл себя Турецким именем Мурад-бек; сие имело для меня значительную выгоду потому, что хотя меня и все в керване знали, но при встречах с чужими я часто слыл за Туркмена поколения Джафарбай, и тем избавлялся от вопросов любопытных.
В сей день направление наше было прямо на Восток.
Сию ночь было лунное затмение продолжавшееся более часа. — Туркменов оно очень беспокоило; они спрашивали у меня о причине сего явления, и между прочим утверждали, что луна померкает только при смерти какого нибудь великого Государя или Старшины их, что вероятно затмение сие предвещает дурной прием мой в Хиве. — Я должен был вывести их из заблужденья и вспомнил что какой то древний мудрец, решил в подобном случае вопрос накинув плащ свой на вопрошающего. — Я сделал сие с Сеидом и накинув на него Чуху {41}, спросил, видит ли он огонь которой перед ним горит? — Нет отвечал он. — Я приложил сие сравнение к движению тел небесных, заслоняющих друг друга в известные времена. — Туркмены не поняли меня, — думали, я говорил смело обо всех светилах, и наконец уверились они в моей мудрости. — Ты точно посланник, сказали они мне, ты человек избранный и знаешь не только что на земле делается, но даже что и на небесах происходит. — Я довершил удивление их, предсказав которой край луны начнет появляться.
Сентября 22. В час по полуночи мы поднялись, ночь была очень холодная, и роса, какой еще никогда не видал. — Пройдя 24 версты мы прибыли на рассвете к колодцам Сюйли, при которых было до 20 Туркменских кибиток. — Колодцы сии имеют 15 сажень глубины, вода в них не хороша однако пить можно, хотя и с отвращением. — При сем месте есть большее кладбище, — надгробные камни должны быть известковые; они довольно велики, хорошо обделаны и с некоторыми изваяниями, но работы не Туркменской; на многих видны следы раковин. — Жители говорят что кладбище сие очень древнее, и что камни такого свойства находятся на берегу моря. — От сюда я опять известил о себе Майора Пономарева через Туркмена Ашир-Магмед, провожавшего меня до сего места.
Напоив верблюдов мы прошли еще 4 версты и остановились на привале часа 11/2. — Потом прошли еще 8 верст и остановились перед вечером; направление наше было в целой день на Восток.
В правой стороне видны были Балканские горы, на покатостях коих по словам жителей есть хорошая пастбища и пресные воды; там пасутся конские табуны их.
Сентября 23. Около полуночи мы пустились в путь. За час до восхождения солнца отьехавши 18 верст, прибыли к колодцам Демурджем, которые{42} несколько в правой стороне от большой дороги; в сем месте кочует до 40 Туркменских семейств; — на дороге же против сего кочевья находятся колодцы Яссак-джем {43}, у которых керваны не останавливаются по причине солоноватости воды. — Колодцы Демурджем находятся на ровной низменности окруженной берегами, которая как кажется была дном бывшего в сем месте озера.
Не спавши почти двое суток я слез с верблюда, и пока их поили около часа уснул мертвым сном. — Мне представилось что я прощался навсегда со старшим братом своим и что ехал на верную погибель, в вечную неволю; — проснувшись увидел себя окруженным женщинами и детьми, которые обступили и внимательно рассматривали меня. Переход сей был столь быстр, что мне трудно было постигнуть его; но голос Сеида, которой уговаривал меня скорее вставать напомнил мне, что я уже в руках Туркменов, и может быть на кануне предвиденной неволи. — Я не верил снам, но этот занимал мысль мою несколько дней; для развлечения я решился сидя на верблюде читать; — сначала чтение было трудно, но после я привык. — Оно довольно развлекало меня чтобы неутомиться единообразием природы, в которой один только движущейся предмет мог меня занимать, днем восходящее и заходящее солнце а ночью прелестная луна. — Светила сии поручая меня обоюдно друг другу означали кервану время отдыха, а мне приближение той минуты, когда свершится долг мой.
Напоив верблюдов мы поехали далее, потому что на дне сего озера нет даже ни одного кустика, и сделали привал в 6-ти верстах от Демурджема. — Во всю дорогу травы не было; но верблюды также хорошо переносят недостаток в пище как и в воде, они едят прутья, и все что попадается в степи; в летнее же время могут, пробыть 20-ть дней без воды. — Так как мы отправлялись на несколько безводных переходов, то и налили Тулуки {44} свои водой из Демурджема. — Керван наш еще умножился.
38
{38} На передовом сидела Курдинка Фатьма, бывшая наложница отца Сеидова, она уже 12 лет была у него в неволе и желая лучшей участи просила хозяина своего продать ее в Хиву, но получивши отказ, несчастная сия подбежав к колодцу, сказала Сеиду, что если он ее не продаст, то бросится в оной и что тогда за нее ни одного реала не получит. — Отчаянной поступок сей заставил его согласиться на ее требование и ее повезти, что сия женщина переносила дорогой почти невероятно, будучи едва прикрыта рубищем она днем и ночью вела Керван без сна и почти без пищи; на привалах же пасла, путала верблюдов и еще пекла в горячей золе хлеб для своих хозяев.
39
{39} Красная или золотая нога пли подошва горы.
40
{40} Расстояние измерял я часами, полагая по 4 версты на час.
41
{41} Большой плащ из валеного сукна с длинными рукавами.
42
{42} Железо в сборе.
43
{43} Ясаки в сборе.
44
{44} Иначе бурдюк, или вывороченная баранья кожа.