Страница 44 из 72
Снова хрустнуло под ногами, глухо, будто старые кости. Олень вздрогнул, взвился эффектной свечкой и понесся по поляне, сдирая ягель. Прихватив на рогах их последний рюкзак с остатками продовольствия.
— Держи вора! — возмутился Николка, и откуда силы взялись. — А вот я тебя, ату!
Зверь заложил вираж по поляне и пошел напролом через ельник. Варька испугалась, что он расшибется, изранится об острые сучья, но деревья отпрянули в стороны, пропуская красавца-оленя.
— За ним! — приказал Николай. — Варька, это не шанс, а шансище! Все бросай, да оставь ты палатку, там выход, сестра, что ты копаешься?
Они погнались за оленем, но быстро отстали в ельнике. Клятые деревья закрывали путь с равнодушием опытных пограничников. Сплетались сучьями-ветками, больно кололись иголками.
— Нужно ли пробиваться туда, куда нас не пускают, Ники?
— А ты как хотела, сестра? Чтоб корунды на блюдечке принесли? Надо сто верст исходить и сто сапог износить… Или как там правильно в сказочном сеттинге?
— Что-то еще про хлеба. Каменные. Ой, смотри, наша конфета!
В ельнике краснел яркий фантик, а чуть дальше еще один.
— Гад олений рюкзак мне прорвал! Ладно, еще сочтемся. Вот что, Варь, помни главное: если вернемся на стоянку эльфов, сразу беги к реке. А пока пойдем по конфетному следу. У каждого свои хлебные крошки!
В этот раз Гордей не стал прятаться в полутьме библиотеки. Он ждал, прокатываясь в коляске, в просторном холле возле окна.
И в холодном свете, идущем от люстры, было видно, как он недоволен.
— Вот что, вьюнош мой, — проскрипел Гордей, едва Добрыня, притащивший Майкла, по-военному отдал честь и вышел. — Ты дал согласие на работу. Это значит, теперь твои ноги — мои. Вернее, ты стал моими ногами, руками, ушами и прочим.
— Расчлененка, — сыронизировал Майкл. — Карается по закону. Договор я, кстати, не заключал. Так что запишите на будущее: я волонтер, а не пес цепной. Хлеба могу купить, молока. В квартире пропылесосить. Лекарства достану, если нужны…
— Зачем ездил на Круг, голубчик? Мать решил разыскать?
Майкл заложил руки за спину:
— Вы ведь и так все знаете? Какой же смысл пересказывать? Посмотрите запись в компе. Что вам нужно от меня, Гордей? Послушание? Ну так вы не по адресу. Рабская покорность? Опять не туда. Может, вам забыли сказать, но крепостное право отменили еще при царском режиме. С тех пор возник и распался Союз, люди космос освоили, была Перестройка…
— Юмор, голубчик мой? Понимаю, — расскрипелся креслом Гордей, развеселившись сверх меры. — Крепостное право, говоришь, отменили? Так крепостное лево осталось, великое эрефское лево, которому нипочем прав
Майкл не нашелся, что возразить. Он как-то не привык общаться с тиранами, тем более с самодурами. Кем его тут считают? Придворным шутом на побегушках?
— Что вам нужно, Гордей? — повторил со злостью, которую не получилось скрыть.
Старик посмотрел с хитрым прищуром:
— Помнишь, где актовый зал, волонтер? Тот самый, где ночевал ваш табор. Теперь там на сцене стопки бумаги. И баночки с краской стоят. Сделай милость, понюхай, Мишка-медведь. И притащи, что понравится.
— Разрешите идти, мессир? — со злой издевкой уточнил Майкл.
— Разрешаю, — величаво махнул Гордей. Он больше не злился, он забавлялся.
Майкл поклонился в пол.
В актовом зале воняло краской. Так ядрено, что пробило на чих. Майкл ходил между кип бумаги и гадал, кто все это придумал. Как среди какофонии запахов учуять знакомый дух, который толком не помнишь?
Обоняние не помогало. И тактильные ощущения тоже. Никаких дополнительных ассоциаций и всплывающих подсказок в углу экрана.
Наверное, не нужно бродить и нюхать. Глупо выглядит со стороны. Он же реально как собака мечется. Лучше в зале сесть и посмотреть, как воспитанный человек, на сцену, где дают представление. Ведь увидел он мелодию, что показывал Влад, значит, можно увидеть и запах!
Майкл вытер руки и спрыгнул в зал. Удобно устроился в первом ряду, для пущего комфорта опустил подлокотники. Вытянул ноги в грязных кроссовках, еще бы, полдня по полям. Краска пахла противно, неровными кляксами, где-то гуще и интенсивней, где-то едва различимо. Запахи смешивались, растекались, оплетали колонны с мозаикой. Заработал невидимый принтер, засмеялась девушка в офисе. Пахнуло луком и колбасой, смазкой и неразбавленным спиртом, завибрировал печатный станок в маленькой типографии на самом краю Затишья. А потом на глаза надавила вонь: нестерпимый, омерзительный смород заполнил ноздри и уши, потек внутрь, через легкие к сердцу. У самой рампы распустилась смородина, пышные кусты с душной черной ягодой, вдруг сменившейся ягодой красной. Брызнул сок, опалил кожу, плеснул кислотой в глаза. Майкл закричал, завыл…
Вновь запахло, пылью и мелом, поперек сцены легли две черты, будто кто-то поставил знак равенства, а потом написал на доске ответ.
Когда получилось снова дышать, Майкл осознал, что сидит в коридоре, а рядом стоит Власелина Аркадьевна и оттирает руки от мела.
— Видеть мало, — сердилась она, — нужно уметь защищаться! Хорошо хоть Янина дала оберег. А то вечно лезете в авантюры! Ступайте к Элеоноре, Майкл, попейте чаю, послушайте Моцарта. Что-нибудь, разрывающее паутину. Я Гордею сама доложу.
Власелина Аркадьевна достала мобильник, набрала номер, вздохнула в трубку:
— Тамара, едем в закрытый цех при Затишенском комбинате. Там печатают наши подделки. Мы с Добрыней тебя заберем!
Она снова вздохнула, склонилась над Майклом, пощупала лоб дрожащей рукой. Набрала новые цифры:
— Гордей, Майкл нашел типографию. Беру на выезд Тамару. Нужен Зрячий, способный поставить защиту, я не работаю с дилетантами!
Убрала телефон в объемную сумку, проверила Майклу зрачки:
— Вы ведь все понимаете, вьюнош? Кто-то начал крутую игру, кто-то, знающий наши порядки. Он включил в свою схему библиотеку и задание с письмами счастья, которые доверяются новичку. Задача простая и добрая. Любой потерял бы бдительность. Ловушка была и для вас, мой милый, и для тех, кто прочтет объявления. Вам учиться нужно, беречь себя, а вы лезете, куда не зовут!
— Я хочу найти маму, слышите, вы? — упрямо прорычал Майкл. Нормально говорить пока не мог. — Я хочу ее вернуть…