Страница 13 из 72
4. Поместье на краю света
Майкл проснулся в палатке один.
Сладко пахло костром и кашей, кто-то шумно ломал о колено хворост, подкидывал веточки в кроткий огонь, и Майкл догадался, что домовитый Фан вновь вызвался быть кашеваром. Солнце скреблось в борт палатки, воздух был свежим, бодрящим, пробирался сквозь не застегнутый полог и щекотал сонного Майкла.
Он потянулся, развалился вольготно, наслаждаясь покоем и одиночеством: быть единовластным владельцем палатки оказалось приятно, хоть дальше спи. Потыкал в экран телефона, пытаясь поймать интернет, связи не было, и Майкл включил музычку, радуясь утру, костру, приключению. Чудесам опасным и увлекательным. Наконец, навалявшись вдосталь, добыл в рюкзаке зубную щетку и поскакал к пруду умываться.
Фан кивнул ему от костра, крикнул, что скоро поспеет каша.
Майкл выставил вверх большой палец и скатился по росе в овраг.
В пруду шумно плескались Влад и Венька, а Петя стоял по колено в воде и не решался войти.
— Холодно еще, — обернулся он к Майклу, зябко передернув плечами. — Этим прикольно, но я-то теплый!
— Я тоже теплый! — заплескался Венька, уплывая на глубину. — Не дрейфь, Петруха, айда в заплыв, я уже все нагрел!
— Ты дурной и несознательный, в том все Затишье подпишется, — сердито нахохлился Петька и осторожно попятился к берегу. — Майкл, рискнешь? На слабо не ведись! Эти двое потом не выпустят, разведут на подвиги, а оно тебе надо?
— Посмотрите на него, — возмутился Влад. — Разбудил всех ни свет, ни заря, а теперь выступает, как клоун в цирке! За что позоришь перед собратом?
Майкл тронул свинцовую воду пруда, торопливо плеснул в лицо. Присел на камушке и вычистил зубы. Смотреть на довольных Влада и Веньку, плещущих друг на друга, как дети, было холодно до мурашек. Майкл поспешил вернуться к костру, к солнцу, к теплой палатке, и вовремя: Фан раскладывал по мискам кашу. На стук поварешки по котелку прискакали даже любители плаванья.
Там, в цивилизованной жизни, Майкл кашу не ел. Бутер с сыром, кукурузные хлопья, залитые молоком. А то и салатные листья, сельдерей и цветная капуста, когда пробирало сесть на диету, чтобы скинуть пару кило. Но местная каша была так вкусна, что умял ее без остатка.
После завтрака, шумного и веселого, дружно пошли в усадьбу.
Майкл помнил отреставрированный барский дом, добротный, крашенный, неинтересный. В нем мерещился скучный экскурсовод и выставка акварелей на стенах, исключительно местных художников. Он искал глазами подъездную дорогу, шлагбаум и билетную кассу. А потом заслон темных елей, острых, как частокол, расступился. И Майкл замер, увидев развалины, заросшие разнотравьем.
Фасад держался на честном слове: стрельчатые окна, парадный вход, портик из античных колонн. Краска облупилась, побелка осыпалась, сквозь штукатурку краснел кирпич с полустертыми клеймами в виде дерева со звездой. А за фасадом, больше похожим на декорацию к кинофильму, дома как такового не было. Остатки стен и переборок торчали, как обломки зубов. Каминная труба белела вышкой среди сныти и лопухов.
— Тю, — огорчился Фан. — Сегодня не интересно. Как-то совсем развально вышло. Помните, в прошлый раз? Уцелели кухарня и погреб.
— Ну, погреб-то есть, что ему станется, — Влад, еще бледный и мерзлый после купания в майской воде, указал на дыру в лопухах. — Вень, я в подвал хочу!
— Оно и понятно, мой синий друг. Только в руинах копаться — день зазря извести. Лучше обратно к прудам сгоняем, проверим наш прошлогодний плот!
Фан разыскал узкий лаз в груде битого кирпича, и все спустились в добротный погреб. Здесь в позапрошлом веке хранили рыбу, мясо и птицу. До сих пор стояли кадушки из-под огурцов и капусты, кисло пахло каким-то соленьем. И мочеными яблоками.
— Хорошо жили в графском доме, — мечтательно прищурился Влад, в полумраке снимая очки. — Как думаете, на этих цепях кого приковывали для острастки?
— Свинину да оленину, — подсказал хозяйственный Фан.
— Фу, какой ты неромантичный!
Майкл потрогал пальцем крюки для заготовки мяса.
Влад театрально позвенел цепями, и судя по довольной ухмылке, представлял на крюках не солонину.
— Это скучный подвал! — объявил он Венику. А потом наклонился к Майклу, так близко, что сделалось зябко: — Тут рядом другой, шестнадцать шагов на север от каминной трубы. Там не цепи, вериги! С кандалами для рук и ног. Вот где мороз по коже!
— Влад у нас сторонник теории, — поспешил внести ясность Петька, — что наш мир прошило гораздо раньше, когда появилась в Тихом Лесу самая первая выработка. А значит, еще в девятнадцатом веке к мир проникла красная гниль.
— И добралась до Петрова града в году эдак семнадцатом? — оценил теорию Майкл, припоминая уроки истории. Революцию и прочие ужасы вроде красного террора, зачисток и переноса столицы к Уралу.
— Вот, Михей понимает! — воодушевился Влад. — А иначе зачем в графском доме гранитный подвал с цепями? Стены отшлифованы, будто стекло, колонны, а между ними цепи? Совсем как у нас в больнице! Зуб даю, что гнильцов держали. Лечили кого-то графских кровей. Главное — гнильца запереть до срока, пока алоцвет не раскроется.
Фан засобирался наружу, с ностальгией проведя ладонью по бочкам. За ним полез Петька, торопясь к солнышку. Венька подтолкнул Майкла:
— Пошли. Оставим Влада мечтать. На этот раз в подвал доступа нет. Шестнадцать шагов отсчитать несложно, но вход завалило упавшей стеной.
— Здесь что, каждый раз по-новому? — шепотом спросил его Майкл.
— Это ж поместье, Михей, — тоже шепотом ответил Венька. — В усадьбе каждую полночь с нуля, только Чудила-Павел и терпит.
— Слушай, Веник, а что тут копали?
Они уселись на солнцепеке, спинами к нагретой стене, Фан достал из кармана сушки, раздал каждому по три штуки. Народ захрумкал, зачмокал.
— Добывали тут драгоценные камни невиданной чистоты. Чаще попадались рубины, как в ту пору говорили, корунды, оттенка голубиной крови. Местный люд, лихой и горячий, сам не копал, опасался. Собирал с поклонами, что земля посылала. А потом объявился один жадный хрыч, типа предприниматель. Наладил работы в Тихом Лесу, раскопал все к лешему, пробуравил землю. С теми камнями красная гниль добралась до царской семьи. Читал небось: их потом расстреляли, не выясняя, кто чист, кто гнилушка.