Год змеи

— Машины несовершенны, Махмуд Шарипович, — заметил главный инженер Абдулла Ниязов, сверстник Махмуда, — потери будут большими. И подборщики несовершенны, придется много ручного труда вкладывать.

— А какая страда проходила без этого? — спросил у него Шайманов. — Другие хозяйства в одинаковых с нами условиях, так что будем довольствоваться тем, что есть.

— Я вот думаю об этих отрядах — уборочно-транспортных. Раньше каждый тракторист убирал урожай только в своей бригаде, — сказал управляющий пятым отделением Уразов, — а теперь что? Мои механизаторы будут работать в соседнем отделении, а у меня хлопок поплывет?

— В вашем отделении будут работать два звена, — ответил главный инженер, — по пять машин в каждом. За два дня бригада должна выполнить план. Пока звенья пройдут по всем бригадам, в первой подойдет время повторного съема. Зато обслуживать машины легче, да и механизаторов кормить удобнее, все работают на одном месте.

— Кормежка никогда не была проблемой, — усмехнулся управляющий, — тут каждый бригадир сам решал — что и как.

— Теперь они это право уступят вам, Самад-ака, — нашелся Ниязов, и все рассмеялись, глянув на помрачневшее лицо управляющего. Было ясно, почему звенья смущают его, — лишнюю работенку ему подваливают.

— Еще какие вопросы! — спросил Махмуд.

— Пока все ясно, — сказал член парткома, тракторист из второго отделения Сафаров, — такая система мне лично нравится. Раньше как было? Наберешь бункер и полдня ждешь тележку, которую по приказу механика отдали черт знает куда или перехватили из другой бригады. Теперь наши тележки никуда не уйдут!

Майсара сидит по правую сторону от Махмуда, третьей после Суярова и Ниязова. Лицо у нее сосредоточенное, чувствуется, что она внимательно слушает выступающих. Махмуд видит ее профиль. Она не участвует в дискуссии, а ему хочется слышать ее голос. А о чем она думает? О делах? О нем?

— Мы каждый год, — сказал Суяров, прервав мысли Махмуда, — закрепляем членов парткома за отделениями. Может, продолжим традицию?

— Уполномоченными? — спросил Шарипов.

— Да.

— Вредная традиция, порочная. Пусть каждый везет свой воз сам. Нам нужно знать, кто на что способен. Впереди предстоят большие дела, и поэтому очень важно, чтобы руководители, независимо от рангов, работали в полную силу. Каждый на своем месте.

Когда заседание подходило к концу, позвонили из райкома, сказали, что Базаров хочет встретиться с Шариповым, предложили через полчаса подъехать к перекрестку на главной магистрали. Поскольку обо всем уже было переговорено, решили свернуть дебаты. На встречу с секретарем Махмуд пригласил с собой Суярова.

— …Все правильно решили, — одобрил Базаров меры, которые наметили востоковцы в связи с уборкой урожая. — Каков прогноз?

— Если поднатужимся, Мурад-ака, — ответил Шарипов, — дадим полтора плана. План с четвертью — железно!

— Скромничаете, — заметил Базаров, — совхоз вырастил прекрасный урожай и вполне может справиться с двумя планами.

— Я не люблю делать поспешных обещаний, — произнес Махмуд твердо.

— В северных районах области урожай неважный, поэтому обком предложил нам подумать, не сможем ли мы, — не только наш район, но и другие, производящие тонковолокнистый, — дать то, что область недополучит там. Нацеливайте востоковцев на два плана.

— Самад-тога как в воду глядел, — усмехнулся Махмуд.

— То есть?

— Сегодня на заседании я сказал: быстро завершим уборку, начнем пахать, чтобы зябь была своевременной, а он спрашивает: «А кто вам разрешит? Пока область не выйдет с обязательствами, нечего и думать о пахоте».

— Вы уберите в сжатые сроки урожай, а там посмотрим, — неопределенно посоветовал Базаров.

— А почему это должно быть заботой райкома, а не совхоза? — спросил Махмуд.

— Традиция, — ответил Базаров с иронией. Однако Махмуд не смог понять, осуждает первый секретарь райкома эту традицию или нет…

Майсара обещала Махмуду решиться, наконец, на выяснение отношений с мужем. Обещала. Но как только предоставляется такая возможность, вся ее решительность исчезает, словно роса на солнце. Жалость закрадывается в душу. К мужу, к свекрови, к собственным родителям, с которыми, к слову, так и не наладила отношений. Со свекровью она куда откровенней, чем с родной матерью. Была. Теперь Майсара ни с кем не делится думами. Попав в сложный житейский переплет, она сама хочет выпутаться из этой паутины, но для этого, чувствует, не хватает ей смелости.

Может, и на этот раз все осталось бы по-прежнему, если бы не Кудрат. Вернулся он из Байсуна на следующий день вечером. Майсара только что пришла с работы и собирала на стол, чтобы вместе с соседкой, которая подоила их корову, сесть за ужин. Занимаясь делами, она думала о Махмуде. Сегодня им не довелось встретиться, директор с утра уехал по бригадам, сопровождая председателя облапо. И неизвестно, когда вернулся, так как даже не позвонил. А ей иногда и телефонного разговора достаточно, чтобы определить его настроение. По его голосу она может сказать — один он в кабинете или там кто-то есть, занят срочным делом или отдыхает. Но он не позвонил, а самой ей это делать не хочется. Потому что чувствует, каждый ее звонок Зульфия воспринимает как личную обиду, отвечает так вызывающе, точно она одна на всем белом свете имеет право общаться с директором. Глупая! Махмуд-ака безразличен к ней, пора бы ей это понять и расстаться со своей надеждой. Ведь ее чувства видны всем. Вот я, думает Майсара, никогда не выдаю себя.

Она и не подозревала, что ее чувства давно не секрет ни для мужа, ни для свекрови. Единственно, что они не знали точно, так это того, кто он, ее возлюбленный.

Кудрат вернулся уставшим. Молча поужинал, выпил пару пиал чая и, оставив Майсару с соседкой, ушел в комнату. Майсара подумала, что он сейчас соберется и уедет в бригаду на своем мотоцикле, но Кудрат не спешил, и она поняла, что сегодня должно произойти, наконец, то, на что она не решалась. Пусть, подумала она, чем быстрее, тем лучше, надоело жить таясь.

Проводив соседку, Майсара убрала дастархан и нерешительно направилась в комнату. Взялась за ручку двери и услышала стук своего взволнованного сердца. Ей не хотелось объясняться, но сделать это когда-нибудь да предстояло. И она вошла.

Кудрат сидел, уставившись в телевизор. Майсара присела на другой конец курпачи и спросила, придав тону как можно больше заинтересованности:

— Как там, в Байсуне?.

Кудрат пожал плечами, мол, чего тут спрашивать, нормально. Он и сам сейчас чувствовал неуверенность, хотя по дороге из Байсуна твердо решил выяснить все-таки отношения с женой. Но одно дело — решить, а другое — сделать это.

— Свадьба началась? — Майсара задавала вопросы как-то механически, лишь бы не молчать.

— Сейчас в самом разгаре, — ответил Кудрат нехотя.

— Остались бы еще на день, чего спешить-то, работа никуда не денется!

— За нее я и не волнуюсь, — сказал Кудрат, — за тебя вот…

— А чего за меня волноваться? — Майсара придала голосу беспечность. — Маленькая, что ли!

— Ну, ладно, Майсара, хватит играть в прятки, — сказал решительно Кудрат. — Давай серьезно поговорим.

— Давайте, — кивнула она и тем самым подтвердила, что подозрения мужа обоснованны. — Слушаю.

— Я не упрекаю тебя ни в чем, ни в чем не обвиняю. Ты вроде бы очень-то уж сильно и не изменила своего отношения, и все-таки я чувствую… стала иной. Верно?

— Верно, Кудрат-ака.

— Так вот, Майсара, — сказал он тихо, — поступай, как велит тебе сердце. Судьба нас соединила случайно и счастьем не очень побаловала. Ни тебя, ни меня. И если вдруг ты поняла, что можешь быть счастлива с другим, — голос его прервался, — я не буду тебя удерживать.

Он встал и стремительно вышел из комнаты, а через минуту его мотоцикл уже трещал за калиткой.

Майсара не проводила его, осталась сидеть на курпаче, отрешенно глядя на экран телевизора. Вот и все, подумала она, когда стих шум мотоцикла. Теперь никто никому не в тягость. И разозлилась. Оказывается, Кудрат никогда не любил ее, жил с ней потому, что «случайно соединила судьба», а она-то до того, как ее сердце завоевал Махмуд, была уверена, что любима. Ну и пусть, так даже лучше! По крайней мере, не о чем жалеть! И все же… Надо признать, что он поступает порядочно. Другой бы в амбицию ударился — муж, имею права! Можно представить, что сейчас у него в душе.