Год змеи

Двадцать лет назад окончил он сельхозинститут с отличием. Его однокурсник Мумин Турапов получил диплом синего цвета, а вкладыш к нему пестрел «международными» отметками. В институте Рахим парил на Тулпаре, с Мумином знался только потому, что тот был земляком. Троечники льстиво заглядывали ему в глаза и готовы были исполнить любое его желание, лишь бы он не отказывал им в своем покровительстве.

В Термезе пути однокашников разошлись. Рахима послали главным агрономом в совхоз «Восток», а Мумина назначили участковым агрономом только что созданного целинного совхоза. Встречались они редко, лишь тогда, когда Мумин приезжал в родной кишлак навестить мать. Встречи были неравноправными. Рахим, как и прежде, относился к своему приятелю снисходительно, уверенный, что тот так и будет середнячком. Мумин не обижался, не старался Рахима переубедить, но охотно учился на практике, много читал, был в курсе всего нового. И каково же было удивление Рахима, когда он узнал, что Мумин назначен директором совхоза «Восток», его прямым начальником. Обидно показалось это Рахиму, он собирался уйти в другое хозяйство, но райком не отпустил. Более того, ему сказали, что Мумин направлен в «Восток», чтобы внедрить комплексную механизацию в хлопководство, поскольку имеет опыт, а Шайманов, как главный агроном, обязан быть ему опорой. Добавили — это твой партийный долг. И Шайманов смирился.

В общем-то, и «Восток» целинный совхоз. Он был создан в начале пятидесятых годов переселенцами с гор и теми, кто приехал по оргнабору из различных районов области и соседнего Таджикистана. Когда хозяйство только начиналось, кругом вздымались лишь барханы да рос янтак — верблюжья колючка. Люди с помощью мощной техники сняли песчаный слой, разровняли землю, провели арыки и коллекторы, а «приход» воды превратил эти места в цветущий оазис. Здешние гранаты ни по вкусу, ни по величине не уступают знаменитым дашнабадским. С первого дня в совхозе выращивался средневолокнистый хлопчатник. И несмотря на то, что по сравнению с «шелковым» он гораздо легче поддается механизации — особенно уборка, — к технике в то время все еще относились с недоверием, всячески тормозили ее приход на поля. Прежнего директора сняли как антимеханизатора, Шайманова в должности оставили, но вкатили «строгача» по партийной линии за безынициативность.

Пришел Турапов. Механизацию стал внедрять круто. Утвердил напряженные планы для бригад и отделений, а тех, кто увиливал от их выполнения, наказывал. У директора много способов воздействовать на несогласного с его линией. Может премии лишить, отнести в начет перерасходы по смете, прижать с минеральными удобрениями. Тот, кто неуклонно выполнял указания директора, дружил с техникой, пользовался его покровительством и имел немалые выгоды. Дело хоть и со скрипом, а пошло. Года через три о «Востоке» заговорили повсюду. Его ставили в пример на разных слетах и совещаниях, зачастили сюда корреспонденты газет, телевидения и радио. Посыпались награды, в то время их не жалели. Отмечался и труд Шайманова, но всегда на одну ступеньку ниже директорского. Если Турапову давали орден Трудового Красного Знамени, то главному агроному — «Знак Почета». Настало время, когда хлопкоробы «Востока» уже просто не могли обходиться без техники, и передового директора можно было смело переводить на ступеньку выше. Турапов возглавил областной трест совхозов. Шайманов втайне надеялся, что Мумин рекомендует его вместо себя, но когда директором пришел Мурад Базаров, понял, что обком партии не может забыть его безынициативности. Снова наполнила сердце обида. Он стал искать утешения в вине.

А Мумин продолжал расти. Когда по соседству образовался новый целинный район, Турапова послали туда первым секретарем райкома партии. Через несколько лет его избрали председателем облисполкома. Совсем изменился человек. Бывшего своего институтского кумира при встречах и не замечал, а если и здоровался, то протягивал руку только для того, чтобы ее пожали…

К тому времени, когда Махмуд пришел в «Восток», Шайманов уже совсем сник и мыслил о себе только как о неудачнике. Он любил пофилософствовать, а предварительно, как правило, подогревал себя с помощью спиртного.

— Вот я и думаю, — сказал он как-то Махмуду, которого зазвал в гости вскоре после его прихода в «Восток», — если верблюд, на котором я еду по жизни, мой красный диплом, то я готов немедленно обменять его на самую маленькую самостоятельную должность, чтобы доказать кое-кому…

— Вы и так самостоятельны, Рахим-ака, — перебил его Махмуд. — Вы — самое ответственное лицо в проведении аграрной политики партии. Вы учите дехкан новейшим методам работы. Напрасно скромничаете!

— Э-э, — махнул Шайманов рукой, — прошлого не воротишь, но иногда, обидно до слез. Ну вот скажите честно, разве я не смог бы руководить, скажем, нашим же совхозом, как Мумин или Базаров? Да если бы мне приказали, я бы горы свернул!

— Наверно, вся суть в том, Рахим-ака, — мягко заметил Махмуд, — что дело надо делать, не дожидаясь приказов.

— Это смотря какое дело. Попробуй-ка внедрить новинку, в твоих действиях сразу подкоп под авторитет усмотрят. Ну а способов избавиться от слишком ретивого работничка — масса.

— А по-моему, — сказал Махмуд, — если каждый специалист — главный агроном, бригадир, тракторист или доярка — будут делать свое дело с любовью, думая о выгоде хозяйства, самому же директору будет легче. У него тогда появится возможность отвлечься от текучки, подумать о перспективах развития хозяйства.

— Руководителей, поощряющих чужие начинания, я что-то пока не встречал, — сказал Шайманов. — А если вы — именно такой, что ж, буду вам первым помощником.

— Я не собираюсь препятствовать инициативе работника, если она направлена на пользу дела.

— Нелегко вам будет, директор-бобо, проводить свои идеи в жизнь. Ведь людей у нас годами приучали совсем к иной практике, — покачал головой Шайманов. — Не думаю, что вы найдете союзников, особенно среди тех, кого искусственно делали передовиками, растили в теплицах кумовства и родства. Но люди не хотят верить этим «искусственникам», ведь баллоны славы надували на глазах народа — где приписками, где лишними гектарами… Тут способов тьма! Спросите, почему молчал? А что я, съел свой разум, чтобы идти против всей этой братии?! У меня, — он указал рукой в дальний угол двора, где на чарпае ужинала семья, — вон их сколько! Махфират, Саодат, Шарафат, Малахат, Санобар, Гульсара, Гульчехра, Гульнара… — Он запнулся, сбившись со счета, и крикнул: — Жена, кто там у тебя после Гульнары?

— Надира, Вазира, Ильхом, — ответила та, улыбаясь, а старшие дочери негромко прыснули. Видно, уже привыкли к тому, что отец не может перечислить их всех по именам.

— Вот, целый женский батальон! Я обязан их накормить, одеть, обуть, да чтоб не хуже, чем у других. Приходилось оглядываться, прежде чем инициативу проявлять.

Махмуд неожиданно спросил:

— Что нужно сделать сегодня, чтобы поднять экономику, как считаете?

— Скажите откровенно — зачем вас сюда прислали?

— Откровенно? — Махмуд подумал, что без главного агронома ему в работе ничего не добиться и лучше уж сразу посвятить его в планы. — Решено совхоз специализировать на тонковолокнистом хлопке, причем таком, что дает первый тип волокна.

— «Шелковый» на двух с половиной тысячах гектаров?! — воскликнул ошарашенно Шайманов.

Махмуд улыбнулся — цифра действительно внушительная. Кивнул:

— Да. Сразу на всем клине.

— А сроки? — спросил хозяин.

— В этом году. Вам, Рахим-ака, предстоит подумать над всеми аспектами этого плана.

— Сразу говорю: я — пас. Сначала нужно психологию сломать, а на это потребуется время.

— Времени у нас нет, стране сырье высшего качества требуется уже сегодня. Проведем семинар с бригадирами и механизаторами, пригласим мастеров и специалистов. И главное — поставим все бригады в одинаковые условия!

— Какой сорт будет сеять совхоз?

— Рекомендуют «Термез-17». Урожайный и скороспелый, легко поддается машинной уборке.