Страница 40 из 57
Опустив взгляд, вижу, как в чашу льются тонкие струйки: моя голубая кровь и его, тёмно-алая. Окунув клинок в воду, кассиопий размешивает её, пытаясь создать воронку, и к моему удивлению, разного цвета дорожки упрямо не сливаются в одну. Что ж, этого я и боялась. Съёживаюсь от напряжения, уловив, как задумчиво хмурится жрец. И лишь спустя бесконечно долгие, тяжёлые удары сердца жидкость в чаше наконец-то становится однородной, мутно-фиолетового цвета.
— Рука к руке. — Продолжается обряд, и мои пекущие болью ладони придвигаются к рукам Анвара. Рана соединяется с раной, напряжённо поджимаю губы, чтобы не выдать, что приятного в этом мало. — И клятва к клятве…
«Виола», — внезапно зовёт в голове твёрдый голос, почти так же, как когда его послания передавала бабочка, только теперь это вовсе речь без слов. Удивлённо приоткрываю рот: нет, я знала, что клятвы брачующиеся произносят только мысленно, но что при этом слышат друг друга? Однако мягкая улыбка напротив приносит немного порядка: — «Не все. Только маги».
И пока я осознаю это, взгляд Анвара становится непривычно стальным. Исчезает замершая в ожидании толпа, кассиопий и даже чаша, только один звук эхом отдаёт в затылок, и от каждого слова покрываюсь мурашками, дрожу всё сильнее.
«Виола Артонская, я клянусь тебе в верности. Клянусь, что отныне буду защищать тебя даже ценой своей жизни. Что не оставлю тебя и не предам. Теперь ты моя семья. И в этот самый день я клянусь, что сделаю тебя королевой Афлена».
Все заготовленные слова испаряются. Не чувствую боли в царапинах, которые нас сейчас соединяют, лишь горячее, пульсирующее покалывание. И дикое ощущение, будто только что мне отдали весь мир, а я стою, не зная, чем расплатиться. Сбивчиво, несмело, и неуверенно, что он впрямь услышит, мысленно произношу свою спонтанную клятву, далёкую от заготовленной:
«Анвар Эгертон, я клянусь тебе в верности. Клянусь, что не предам тебя и не раскрою твоей природы людям. Что принимаю её, принимаю тебя целиком. И что научусь тебе доверять», — кажется, что-то важное и подходящее в этом всём было, потому что он на миг прикрывает веки, забирая мои обещания.
Мы размыкаем руки, и кассиопий поливает их водой из кувшина, смывая в чашу остатки крови. Мысленная связь тоже прерывается, но осадок остаётся, как и останутся шрамы. Хлопки народа и свистки разносятся по площади, торжествующе летят на постамент лепестки и, как положено, пригоршни сахара в ноги — на сладкую жизнь. Развернувшись лицом к людям, с улыбкой откидываю вуаль с лица. Теперь можно. Последняя глупая деталь перед тем, как сойти с постамента и начать выслушивать поздравления: у самых ступеней рядовой жрец в белом капюшоне подносит блюдо с грубой ржаной лепёшкой, которой положено накормить друг друга.
Нерешительно останавливаюсь и понимаю, что мой беглый взгляд на Анвара абсолютно просящий: избавь от этого, ты обещал. Обещал, что я могу не переживать ни о чём. Он едва заметно кивает и спокойно отламывает кусок лепёшки — я даже вижу кхоррову розоватую начинку.
Пальцы немеют, и это совсем не от кровопотери. Среди кружащих лепестков, вновь зазвучавшей музыки и аплодисментов показать свою болезность не хочется совсем. Но мне просто некуда деваться, так что как можно смелее отламываю кусок и замираю: нет никакого специфичного запаха моей отравы.
Верить ему? Кажется, я только что поклялась именно в этом.
Первой подношу к его губам лепешку, и он безропотно позволяет положить её в рот. В прозрачных глазах явными искрами кружит смех, так что не пытаюсь уклониться от его руки и решительно смыкаю зубы на своём кусочке, мысленно готовясь потерять сознание ко всем болотным духам от такого нарушения запретов.
Желе. Вишнёвое желе вместо мяса, сладостью тающее на языке. От облегчения, что я могу это проглотить, едва сама не смеюсь в голос. Жаль, что выражением лица не передать всю глубину моей благодарности и то, как внезапно хочется обнять его за помощь. Зато можно потянуться к руке и осторожно переплести пальцы. Крепче, теплее — раны снова, намеренно соприкасаются.
«Спасибо».
Слышу Анвара в своих мыслях, уже этого не пугаясь, а ожидая с волнительным трепетом:
«Не за что, моя принцесса».