Зачарованная кровь

7. Узы

Королевские сады мечтают посетить все аристократы, но лишь самые приближённые имеют на это право. А уж в этот вечер насладиться благоуханием гортензий, лилий и жасмина после прошедшего дождя разрешено только официально приглашённым, уже рассаженным на диванчики у фонтана. Сегодня, в мою последнюю ночь в качестве свободной девушки, тут не будет прогулок, негромких разговоров о политике и дымящихся трубок, не будет жеманного смеха фрейлин. Будут фокусники, гимнасты и маленькие дрессированные мохнатые собачки, прыгающие через обручи. И точно так же на потеху публике предстоит играть мне.

— Это издевательство, — вздыхаю я, поправляя струящийся нежно-голубым атласом подол расклешённого книзу узкого платья, первого из свадебных.

Браслеты с мелкими серебряными колокольчиками раздражающе звенят от малейшего жеста. Пока в беседке ещё никого нет кроме нас с Маисой, можно позволить себе не изображать радость. Не притворяться, что мне нравится сидеть тут, отчаянно замерзающей без меховой накидки и едва способной дышать из-за тугого корсета, в котором талию можно обхватить двумя пальцами. На разрисованном лазурной краской лице неприятно тянет кожу.

— Это традиции, миледи. — Грустно улыбается Маиса, окидывая участливым взглядом мои заколотые набок свободно струящиеся волосы и розу на груди, словно бант на готовом подарке. — Ночь охоты, ничего не поделаешь. Только предъявив завтра свои права кассиопию, граф Эгертон получит разрешение на обряд.

От скованных в бренчащие браслеты лодыжек по телу уходят мурашки. Если до вечера в спальне Анвара бегал от меня он, то последние дни пряталась от него уже я, забросив даже жизненно необходимые тренировки. И надо сказать, первые сутки и думать забыла о боли: это было потрясающее утро лёгкости и великолепного настроения, объявшего невесомым одеялом тепла. Правда, хватило его лишь до ночи, а после в тело снова вернулось онемение мёртвых мышц. Но провалиться мне прямиком в пасть Харуна, если бы я снова позволила магии помочь, а тем более принялась что-то просить.

Зато даже с некой мстительностью разрешила себе вообще не вникать в грядущие проблемы и оставить всё на плечи будущего мужа. Бахвалился своими умениями? Так вперёд, пора их демонстрировать. И к моему бескрайнему удивлению, вопрос с храмом он впрямь решил, уговорив отца провести обряд на центральной площади Велории. Якобы такая прилюдная, народная свадьба будет на пользу текущей ситуации и быстрей донесёт до бунтовщиков вести о вхождении графа в семью короля. Я же слушала эти доводы со снисходительной улыбкой. Отец не возражал, так что завтра нам с ним предстоит пройти прямо по главной улице к уже установленному алтарю.

Была бы моя воля — постаралась бы сделать так, чтобы не видеть Анвара до самой встречи перед чашей кассиопия. Слишком боюсь себя рядом с ним, незнакомки, в которую он меня превращает с каждой встречей. Увы, идиотские традиции охоты на невесту надо соблюсти. Обычай это столь древний, что сейчас уже никто не помнит, появился он до Сантарры или после, и никакие новые веяния вроде зрелищ для публики не отменяют его диковатой сути. Когда-то первые люди именно так и женились: мужчина ловил понравившуюся девушку, и если она давала ему в ответ своё украшение, брак считался состоявшимся. Сейчас порядки претерпели изменения, а «охота» стала развлечением в ночь перед свадьбой, в основном для молодёжи. Невесту наряжают, на запястья и лодыжки вешают что-то звенящее, в зависимости от достатка. А затем жених должен её догнать и снять браслеты, которые и предъявит жрецу до обряда как свои «права» на законную добычу.

Да уж, попробуй-ка побегать в вычурном шелково-кружевном платье до пят, когда корсет мешает сделать лишний вдох. Вот дали бы мне брюки, Шитку и меч — и готова поспорить, что игра бы стала куда честней. С тоской смотрю в сторону тускло подсвеченных фонарями аллеек сада, где вскоре мне придётся изображать этакую пугливую лань. Гадость.

— Не грустите так, миледи. — Маиса подвигается ближе и доверительно берёт меня за руку, привлекая внимание. От неё приятно пахнет лавандой. — Смотрите, вам Эдсель передал подарок к свадьбе.

Она достаёт из-за широкого пояса своего изящного сиреневого платья небольшой свёрток и протягивает мне. Облегчённый выдох: значит, прошедшей седмицы ему хватило, чтобы утихомирить свою обиду. Благодарно улыбнувшись, разворачиваю шуршащую серую бумагу, и на колени падают новенькие обрезанные перчатки тёмно-коричневого цвета из мягчайшей телячьей кожи. Страшно подумать, сколько такое могло стоить для конюха. Хотя, зная Эда, водящего дружбу с массой полезных людей, он наверняка сумел договорился с учеником кожевника. Кружащие запахи цветов, петрикора и лицемерия на миг перекрывает нечто настоящее, и я бы непременно примерила обновку тут же, но для этого пришлось бы снимать кольца, так что с уколом сожаления возвращаю подарок Маисе:

— Они замечательные. Передай, пожалуйста, Эду спасибо, и что я обязательно к нему загляну… теперь уже, наверное, после свадьбы.

— Положить их в шкаф? — понимающе кивает она, приподнимаясь с дивана. Почему-то кажется, что на её милом личике отражается ещё больше грусти, чем на моём. Она в последние дни вообще не сильно разговорчива, но я списываю это на то, что ей тоже нужно смириться с грядущими переменами наших жизней.

— Да, будь любезна.

— Не помешаю вам, миледи? — вдруг раздаётся негромкий лекторский голос у входа в беседку, и разве что у Родерика Белларского хватило бы смелости прийти сейчас сюда. Нарушить положенное невесте уединение, однако, гарантирующее, что нас никто не подслушает. Умно.

— Нисколько, учитель. — Учтиво улыбаюсь я ему и взглядом велю Маисе оставить нас, что она и делает с тактом, присущим действительно сообразительной компаньонке. Что ж, как бы она не мучилась неважным настроением, голова осталась светлой, что радует.

— Смотрю, вы в довольно печальном расположении духа: давно же Ваше Высочество не звали меня учителем, — задумчиво кряхтит Белларский, приглаживая аккуратную тёмную бородку, в которой с каждой встречей мелькает всё больше седины. — Или же умело льстите.

— Присаживайтесь. Думаю, у нас есть ещё немного времени, чтобы поговорить без свидетелей. Люди наслаждаются представлением, так? — вопрос дежурный, ведь до меня и так доносятся звуки музыки из центральной части сада, то и дело сопровождаемые аплодисментами.

Родерик устало расстёгивает пуговицы парадного парчового сюртука и садится в кресло напротив, с интересом смотря, как я беспокойно комкаю в кулаке оставшуюся от подарка Эдселя бумагу.