Застывшая кровь

Быстро умываюсь в стоящем в углу комнаты тазу, сама себе поливая из медного кувшина: в скромном доме барона мне виделся от силы один старый слуга, которого звать совсем ни к чему. Одевшись в чистые брюки, блузу и вельветовый жилет, заплетаю самую простую косу и выбегаю в коридор. Не сразу нахожу дорогу, но спустя недолгие метания среди дверей попадается нужная, толкнув которую, замираю в напряжении.

Родители сидят у постели Никая, и от представшей передо мной картины перехватывает дух. Баронесса открыто плачет, без конца целуя руку ребёнка, а Филзар треплет его то по голове, то по щекам, налившимся краской жизни — словно проверяет, что это не сон. Сам мальчуган полусидит, опираясь на подушку, и неловко, хрипловато тянет:

— Мам… ну хватит, ну мам…

Вчера мне не довелось увидеть его глаз — а сегодня он смотрит на меня в лёгком ребяческом смущении, и абсолютно точно могу сказать, что взгляд этот не слеп, полон смысла и чист. В лёгком неверии происходящего медленно подхожу к постели, и Никай первый обращает на меня внимание:

— Ого… Ваше Величество…

— Ох, простите, моя королева, — неловко кряхтит Филзар, поднимаясь со стула и зачем-то кланяется в пояс. — Не заметил… Мы так счастливы, вы не представляете. Спасибо вам, огромное спасибо!

— Не стоит, барон. Рада, что мальчику стало лучше, — смущённо улыбнувшись — ведь это вовсе не моя заслуга — я оглядываю комнату в поисках Анвара и вижу его спящим в кресле у окна. — Вот, кого надо благодарить. И надеюсь, вы помните, что рассказывать о чуде исцеления никому не стоит?

— Ах, а ведь и жаль, на самом деле, — приглушённо и будто бы стыдясь собственных слов, отчаянно краснеет Филзар. — Ни за что бы не подумал, что магия может спасать жизни.

— Об этом никто не думает, пока не приходится прибегнуть к магии самому.

Филзар активно кивает, вновь возвращаясь к сыну, а я ловлю долгий, тяжёлый взгляд баронессы, наконец-то оторвавшейся от руки Никая. И на короткий миг она чуть заметно склоняет голову, прикрыв полные радостных слёз глаза. В груди разливается тепло облегчения: мой долг этой женщине уплачен. И Маисе тоже.

Я проскальзываю мимо кровати к креслу, но будить Анвара не собираюсь точно. Никто ничего не потеряет, если мы покинем Залеск после полудня, зато он и Юника наберутся сил. Мне всё ещё странно видеть его спящим, расслабленно откинувшимся на спинку и таким… измождённым. Глубокие тени залегают под глазами, на лбу заметны две тонкие морщины. Ужасно хочется обхватить его лицо в ладони и целовать до тех пор, пока оно не просветлеет, пока не растворятся последние крупицы пережитой боли, часть которой причинила сама. От нежности и благодарности к нему давит в груди, но всё, что я себе позволяю — наклониться, коротко и почти невесомо коснуться губами лежащих на подлокотнике обожжённых пальцев.

— Спасибо, — шепчу я ему, пусть он и не услышит.

В итоге выехать из города удаётся только во второй половине дня. Филзар всё не спешит нас отпускать, задавшись целью накормить двумя десятками видов местной стряпни весь отряд — будто все пекарни Залеска работают сегодня на королевскую армию. Даже мне удаётся оценить пышные пшеничные булочки с начинкой из сладуницы: благодаря соколу могу позавтракать без касания Анвара. У него действительно получилось меня освободить, и самое смешное в том, что его желание отпустить лишь привязывает крепче, рождает очередной поток признательности. От новой лошади я легко отказываюсь — незачем забирать у небогатого барона последнее. Так что, когда мы вместе садимся на Цивала и выезжаем за ворота, оставляя после себя столько всеобщей радости, я смело прижимаюсь к груди Анвара спиной. А он в свою очередь словно нечаянно придвигается бёдрами к моим, к духам сбивая дыхание.

И я просто рада, что он со мной, эта надёжная опора. Что уверенно возвращается на дорогу отряд, его стараниями — способный продолжать путь. Рада, что не поддалась бездумной ярости и горю в столице и не позволила свершиться казни, которую теперь есть возможность обмануть. И что мне есть с кем открыто, вполголоса говорить о тревогах последних дней.

— Хорошо, что леса остались позади, — осторожно замечаю я, повернув влево голову, где теперь видятся лишь бесконечные поля с колосящейся пшеницей. — Мне до сих пор кажется, что на нас в любой момент налетят какие-нибудь безумцы.

Анвар вдруг отдаёт мне поводья, а сам перемещает одну руку на мою талию, прикрывая живот поверх дорожной мантии. Вздрагиваю от понимания, что недавно приобретённая привычка передаётся и ему, но это невозможно приятно — чувствовать себя в безопасности. Никакие пасмурные тучи и поднявшийся прохладный ветерок не развеют елового тепла его тела позади меня, и я откидываю голову на крепкое плечо.

— Это уже не те края, крестьяне куда более мирный люд. Да и прятаться в степи бандитам негде, — успокаивающий тембр Анвара будто разжимает тиски под рёбрами, а от горячего дыхания окатывает мурашками шею. — Скоро мы будем в моих землях. Слышишь, как рвётся течение Флифары, как бьют волны на её порогах? Это уже наша река. Вена Манчтурии.

В его тоне слышится воодушевление: какой бы бессмысленной он не считал эту поездку, радости возвращения на родину это не отменит. Флифара — лишь ответвление от Артона, который после Залеска уходит к берегам моря вдоль торгового тракта, тонкая жилка, но без неё в песках бы вовсе не было ни садов, ни жизни. Пейзаж вокруг неумолимо меняется, воздух кажется суше и жарче несмотря на собирающийся дождь и лёгкий туман. Дорога теперь намного уже, вмещает всего две лошади, заставляя отряд растягиваться за нами гуськом. Слева дымит трубкой Нэтлиан, тактично не вслушивающийся в разговор и мурчащий себе под нос незнакомую мелодию. И действительно расслабляет звук бурно бегущей воды за крутым берегом справа.

— Не думаю, что твой народ обрадуется визиту белокожей королевы. А уж тем более твои родные, которым вряд ли понравились вести о том, что было в Велории, — неуверенно шепчу я, лишь сейчас задавшись подобным вопросом. Если во мне увидят причину едва не состоявшейся казни…