Страница 17 из 64
— Клянусь, — на это его слово мне не удаётся сдержать ехидного фырканья, благо, вряд ли долетевшего вниз. Если бы его клятвы не были пустым сотрясанием воздуха и если бы он вообще верил в белую богиню, а не в духов песков…
— Подтверждаете ли, что именно вы перед поединком короля и кронпринцессы подали Виоле Артонской отравленный меч? — я замечаю, как довольно сверкают глаза Данга на этом вопросе, составленным так мастерски. Ведь тут невозможно отрицать.
— Да, подтверждаю.
— Где вы его взяли? — продолжает он напирать, резко ускоряя допрос и промокнув взмокший покатый лоб пурпурным платком.
— В стойке для оружия, возле её палатки, — легко отзывается хриплый голос, и звучит он столь уверенно в своей невиновности, что, кажется, вполне способен заставить людей сомневаться.
— Вы знали, какое оружие выберет принцесса? — по сравнению с Анваром нотки Данга слышатся неприятно шипящими, будто скачущее вокруг жертвы насекомое ищет слабое место в обороне.
— Да. Мы тренировались именно с ним.
— Значит, вы вполне могли бы заранее смазать клинок ядом, верно?
— Мог бы и сделал — это разные вещи, уважаемый азис, — открыто насмехается Анвар над этой попыткой выдавить признание и наклоняет голову в излюбленной птичьей манере, прежде чем негромко дополнить: — К чему эти пляски, если у вас всего один действительно существенный вопрос? Если бы я не знал величия правосудия богини, то подумал бы, будто вам нравится тянуть время, продляя моё заключение в цепях. Что вы наслаждаетесь зрелищем.
Смазливое личико Данга перекашивает презрение, морщится точёный нос и щурятся блёклые глаза, особенно когда в зале слышатся несколько приглушённых смешков. Да, тут сложно не согласиться: азис явно упивается возможностью допрашивать самого графа и, если бы мог, точно бы организовал Анвару пытки ещё в темнице. Если бы я позволила его трогать.
— Хорошо, тогда спрошу более конкретно, — прочистив горло, Данг устремляет на свою жертву пронизывающий ледяной взор и повышает голос: — Граф Эгертон, это вы отравили меч кронпринцессы перед поединком?
— Нет.
— То есть, вы отрицаете свою вину?
— Моя вина… — Анвар вдруг поворачивает голову и поднимает на меня взгляд. В прозрачном свете его радужки чудится тоска и сожаление, и сложно понять, играет ли он сейчас или впрямь что-то хочет до меня донести. — Я не могу отрицать, что моя вина в смерти короля есть. Это я хотел привести Виолу к поединку, к трону, и потому уже виновен в её глазах. Но я не травил меч и не собирался никого…
— Подсудимый признал свою вину! — торжествующе гремит Данг, нагло прерывая все объяснения, которые мне на самом деле хотелось бы услышать. В досаде закусываю губу, а Анвар всё ещё пристально смотрит лишь в мои глаза, переворачивая всё внутри и даже не вздрогнув на то, как вновь начинает гомонить толпа. — Наказание за убийство короля — незамедлительная смертная казнь!
От взметнувшегося в зале шума звенит в ушах. Тревожно постукиваю кончиком веера по колену, пока Данг возводит вверх руки и пытается утихомирить все возгласы. И возмущений среди них нет — их не может быть, ведь горожане сами видели в тот день на площади, что перед ними не человек и человеческого снисхождения не достоин.
— Учитывая тяжесть преступления, казнь будет проведена с помощью кокона цареубийц, — тон Данга становится зловещим, и даже меня пробирают мурашки от его дальнейших участливых пояснений: — Графа заковать в шипованный кокон и закопать живьём рядом со склепом, где отныне лежит упокоенный им король!
Анвар раздражённо дёргает плечом и поджимает губы, а дрогнувший кадык выдаёт, как тяжело он сглатывает — пристально наблюдаю за ним, чтобы ничего не пропустить и удостовериться в его проигрыше, напитаться возмездием сполна.
— Вы всё ещё уверены в правильности решения? — тихо скрежещет слева от меня Мэнис, отвлекая от происходящего внизу безумия толпы, восхищенной кровожадностью Данга.
— Уверена, миледи. Такие проступки корона не должна прощать.
Она кивает и скрещивает пальцы на рукояти трости, а я терпеливо жду начала второго акта. На лощёном лице Данга видно полное наслаждение произведённым эффектом, когда он меняет голос на лживо-снисходительный, вновь обращаясь к подсудимому.
— Граф Эгертон, вам даётся право последнего слова. Есть ли что-то, что вы бы хотели сказать перед смертью?
Анвар настороженно замирает, сжимает кулаки на подлокотниках железного кресла. Вижу, как играют на скулах желваки, как поблёскивает от испарины чёрная кожа. Панцирь невозмутимости, контроля каждого вдоха, заметно трещит под давлением азиса и обещанной жуткой участи. Наверняка он планировал бежать с помощью Юники, если дело станет совсем плохо, но незамедлительная казнь означает, что такой возможности уже не будет. Всё приведут в исполнение прямо сейчас, продырявят тело сотней шипов и оставят истекать кровью у склепа.
Я хочу покаяния. Вымаливания прощения, хоть чего-то подобного — но Анвар больше не смотрит в мою сторону, и только гордо вздёргивает волевой подбородок:
— Лишь то, что умру с незапятнанной честью. Я не предавал ни одной из своих клятв и хочу, чтобы моей семье передали эти слова.
Мои пальцы дрожат, ледяная дорожка сбегает по позвонкам. В его тембре слышится стальной звон, болезненная искренность и ни на миг не погнувшаяся уверенность. Зря я думала, что на смертном одре его можно будет сломать. Нос предательски щиплет, и, сделав прерывистый выдох, я расправляю веер. Хватит. Истинный лжец соврёт и самому Харуну.
Подчиняясь сигналу, распахивается дверь за плечами Данга, через которую обычно уводят преступников на казнь. Однако сейчас два крупных биррита затаскивают в зал грязного, тощего и заросшего патлами бродягу в кандалах, небрежно бросая его возле железного стула. Зрители ошеломлённо ахают на такое вторжение.
— Уважаемый верховный азис! — оглушающе гремит голос одного из бирритов, пока Данг вновь пытается возведёнными вверх руками призывать шепчущийся народ к тишине. — Этот недостойный муж был пойман при попытке бежать из города! После допроса он сознался, что своими руками отравил меч!
— Поднять! — тут же командует Данг, и я с уколами удовольствия вижу, как в полном недоумении смотрит на незнакомца Анвар, когда бирриты подтаскивают бродягу ближе к трибуне. — Как твоё имя?
— Ли… ик… Хапуга Ли, да, так оно… — ещё раз шумно икнув, бродяга с трудом сосредотачивает не то безумный, не то пьяный взгляд на лике Сантарры перед носом. Спутанные патлы, из-за налипшей грязи неясного цвета, переходят в такую же плешивую бороду, а вместо одежды у него обрывки лохмотьев.