Страница 61 из 88
Впрочем, звякнувший в руке Ажана кошель резко изменил тональность беседы. Краткие деловые и абсолютно конкретные переговоры закончились соглашением, по которому один полицейский обеднел на двести экю, а один маг обязался принять участие в суде над Гаврошем. Альтруизм? Или инвестиции, без которых дальше жить в Амьене будет трудно? А почему одно исключает другое?
И все бы было хорошо, если бы за договаривающимися сторонами не наблюдал казначей, узнавший Жана и искренне мечтавший о восстановлении справедливости. В его понимании, разумеется.
Казначей немедленно подошел к Морелю. О чем договаривались эти два достойных господина, история умалчивает, но точно известно, что господин маг в этот вечер стал богаче еще на двести экю. Да, сегодня удача положительно благоволит волшебнику и не воспользоваться этим до конца — непростительный грех!
У Канта есть доказательство существования Бога. Но вот если бы потребовалось доказывать наличие врага рода человеческого, как бы звучала формула? 10
Может быть: «бездонное небо над нами и бесконечная жадность внутри нас»? Если так, то в этот вечер лукавый оторвался на месье Мореле по полной программе. Иначе чем объяснить, что сей достойный господин посетил и мэтра Робэра, от которого вышел еще с одним кошелем, наполненным такими же увесистыми двумястами экю.
А потом пошел домой и спал как младенец, искренне считающий себя добропорядочным и богатым человеком.
Из всех добрых жителей Амьена в эту ночь не спали двое. Гаврош, прощавшийся со своею рукой, а заодно и с жизнью – кому он будет нужен, безрукий калека, в этом прекрасном, но таком жестоком мире. И Жан, штудирующий свои записи по магии. О предательстве Мореля он не знал, но опыт подсказывал – еще ни одна комбинация не прошла так, как планировалась.
Утром на площади перед ратушей собрался народ – скорый и правый суд приятно разнообразил жизнь горожан, прекрасно заменяя выступления циркачей и актеров.
Под навесом было оборудовано место судьи, чуть в стороне – место для представителя графа, ибо никакое правосудие не могло вершиться без ведома владельца феода. Судья, гордый и неприступный как индюк, занял свое место. Графа представлял в этот раз его старший сын, будущий владелец Амьена. Жан, благодаря нашивке полицейского пробравшийся в первый ряд, с интересом отметил его схожесть и с отцом, и с Филиппом, и с госпожой де Ворг – порода, однако.
Первые три дела относились к гражданским – кто-то кому-то заплатил штраф, кто-то заплатил отступные – ни споров, ни обсуждений они не вызвали.
Только четвертым рассматривалось дело Гавроша. Бледный, с дрожащими коленями и мокрыми от страха штанами он стоял на помосте лишь благодаря дюжему конвоиру, практически держащему его, готового упасть.
Дальше все было просто: судья зачитал обвинение – такой-то украл у того-то то-то, свидетели имеются. Третья кража. Все ясно.
— Обвиняемый, признаете себя виновным?
— Нет!!!… - он хотел прокричать что-то, но последовал небрежный жест судьи, и могучий кулак конвоира, опустившийся на затылок страшного вора, заставил того замолчать.
— Поскольку свидетели не пришли, суд считает возможным ограничиться их письменными показаниями…
— Ваша честь! Прошу меня выслушать! – Выкрик Жана прозвучал, как возглас клоуна в момент выступления акробатов – вроде и всем интересно, но как-то не к месту. Однако суд – это процедура, от которой никуда не денешься.
— Кто такой? Представьтесь, — недовольным голосом произнес судья. Хотелось поскорее закончить этот цирк и перейти к действительно важным спорам купцов, на которых можно было серьезно заработать. Но куда деваться — приходилось соответствовать статусу непредвзятого слуги закона, перед которым якобы все равны.
— Жан Ажан, Ваша честь, полицейский, что задержал подсудимого.
— Желаете дать показания? Они будут отличаться от того, что уже написано? И разве Вы не должны сейчас работать? – недовольство вынужденной задержкой сквозило в каждом слове судьи.
— У меня не брали показания. И я вижу здесь своего начальника, месье Робера, и потерпевшего – месье Легроса, мы все готовы дать показания, — стоявший в толпе Робер покраснел, сплюнул, но был вынужден подойти ближе к судье. — То, что видел я, не соответствует обвинению.
Настроение Робера упало, когда он увидел подходящего к судье Легроса, но не сильно – жестокий удар приезжему выскочке был приготовлен тщательно.
— Не соответствует, говорите, — судья хищно прищурился, — то есть другие свидетели лгут, и лишь один господин Ажан говорит правду?
— Я никого не обвиняю, но прошу заслушать показания под контролем экиптоса – господин Морель благородно согласился сегодня исполнить эту обязанность.
Робер едва заметно усмехнулся – все шло по его плану. А Морель в зеленом плаще боевого мага важно вышел вперед.
— Да, господин судья, господин граф, — поклон в сторону де Бомона, — это действительно так. Все-таки подсудимый молод, я содрогаюсь от мысли, что приговор может быть ошибочным. Я клянусь обеспечить правдивость свидетельских показаний!
Народ вокруг суда заволновался – рутинное заседание на глазах превращалось в захватывающее зрелище. А как же – споры, магия, интрига, черт побери!
— Ну что же, господа, экиптос, так экиптос – вот шар магии, начинайте! Первый – подсудимый, — провозгласил судья и водрузил на судебный стол небольшой, размером с кулак, стеклянный шар, способный фиксировать наличие магии, правда не умевший определять ее характер, но хоть какая-то гарантия, что экиптос и впрямь работает с допрашиваемым.
Шар поставили между магом и подсудимым, а Ажан, как лицо, пригласившее экиптоса, подошел к нему. Судья нахмурился, но промолчал – все было по закону.
Обычно так не поступали, но Шаперон накануне рассказал об этой возможности. Много лет назад экиптоса пригласил почти слепой человек. Кем он был, какое дело тогда рассматривалось — все уже забыли. Но тот человек пожелал лично убедиться, что экиптос работает, и потребовал права находиться возле шара. Разрешение было дано и, соответственно, занесено в правовые анналы.
Шаперон рассказал эту историю просто так, как правовой казус. К счастью, Жан был единственным человеком, который имел возможность использовать эту информацию. С этого мгновенья заклятья мага оказались под его контролем, о чем, однако, никто из участников процесса и зрителей не подозревал.