Третий выстрел

И пошли мы с Фанечкой, не торопясь, опираясь на алихон, к ближайшей полянке, ну чисто бабушка с внучкой в выходной отправились на морскую прогулку. Разложила я стульчики, сбросила сарафан, вынула из холодильника бутылочки с водой, нарезанную кубиками мякоть арбуза. Рай. Чисто рай земной. Только жарко очень и песок на зубах. Хорошо, что я сообразила на Фаню панамку надеть, голову прикрыть, дорогущим кремом ее намазала от солнца, не жалея — густо намазала. И удачно, что нашли небольшой участок в тени, там стульчики и поставили. Я и сама намазалась этим кремом, чтобы не сгореть. Все, можно жить. Вот так — однозначно можно!

Шум на пляже стоит неимоверный: народ весело орет, когда купается, спасатели что-то кричат из своих будок, дети визжат, взрослые кричат. Молодые парни играют в «матки» — это как теннис или бадминтон, но с деревянными ракетками и тугим пластиковым шариком. Он, между прочим, очень больно бьет, когда случайно прилетает по телу. А такое бывает. Не все же они мастера игры, хотя многие успевают долго держать этот шарик в воздухе. Но потом он обязательно упадет. Или прилетит кому-нибудь в чувствительное место.

Большие семьи израильтян раскладывают на одеялах огромное количество еды, ветер носит пустые упаковки из-под чипсов и разноцветные пластиковые пакеты. Мужчины пьют пиво, время от времени отвлекаясь на поплавать, женщины ведут нескончаемые беседы почему-то непременно визгливыми голосами. Девушки — поголовно красавицы писаные, стройные с оливковыми телами, длинными темными кудрями, господи, куда эти парни смотрят? Бросайте вы свои дурацкие ракетки, идите заигрывать с девчонками, они же ждут, неужели вы этого не видите?

— Ну как вы? — Леха, видно, припарковался, тихо подошел сзади.

— Напугал, придурок! Нормально. Как видишь. Наслаждаемся.

— Иди, Таня, искупайся. Я посижу с Фаней.

— Ладно. Фаня, посидите с Алексом, я быстро! Потом обсохну и поедем домой, жарко тут. Хорошо?

Вот оно, счастье! Забежала в воду в своем уродском купальнике, зная, что Леха пялится на мою похудевшую задницу, поэтому старалась войти в море красиво, и тут же сама себя обругала: нашла время и место кокетничать. Вот как обстановка здешняя действует.

Вода в Средиземном море бирюзовая, прозрачная, но теплая, чуть ли не горячая, сильно прогрелась за лето. До нормальной глубины переть и переть, но зато там, когда дойдешь, водичка попрохладней, даже холодная местами. Плюхнулась, поплыла сначала брассом, потом саженками, потом на спине, потом раскинула руки и ноги звездой, подставила лицо солнцу, теперь — лежать, качаясь на волнах, чувствуя, как высыхает соль на щеках. Господи! До чего ж хорошо! Надо запомнить это чувство наслаждения и вспоминать, когда будет плохо. Или не плохо, а просто никак. Но запомнить по-любому. Наверное, так и выглядит счастье, да? Все, надо к берегу и уводить Фанечку, как бы не перегрелась.

Всю обратную дорогу бабуля моя вела светскую беседу с Алексеем, выясняя, кто, откуда, чем занимается. Светски пригласила в гости. И пока он парковался, а мы с ней, не торопясь, двигали к дому, шепнула мне:

— Он милый! Я бы не упустила!

Да-да, не упустила бы она, охотно верю. А мне-то как не упустить? И, главное, зачем? Что мне потом с ним делать, с «не упущенным»!?

Дома отправились мы с Фаней в душ, отмыла я ее от летавшего в воздухе песка, осмотрела всю — вроде не подгорела, слава богу. А то и правда, Михаль мне надает по голове. И правильно сделает. Сколько мы там были? Двадцать минут? Старикам и этого достаточно, начались у меня угрызения совести. Вымыла ее, уложила отдыхать, Лехе наказала порезать салат, да помельче, чтобы прожевать можно было, теперь и самой в душ можно. Ледяной воды не дождаться, конечно, но и еле прохладная успокоила нагретую кожу.

Вышла из ванной чистая, благоухающая, в халатике, на башке тюрбан из полотенца, давно забытые ощущения насыщенно проведенных выходных. Посмотрела в зеркало и сама себе понравилась.

Оказалось, что понравилась я не только сама себе. Зашла на кухню, проверить, как там салат поживает, да бутербродиков с сыром сделать, а Леха смотрел, смотрел на меня, хлопочущую, а потом — откуда что взялось!? — развернул к себе лицом и поцеловал. Ну и я его поцеловала в знак благодарности, не от любви же! Стоим, целуемся, одна его рука у меня на талии, а под халатиком-то у меня нет ничего! Я аж прямо задрожала от этой мысли, закинула Лехе руки за шею, прижалась, встала на цыпочки — ну чисто студентка-первокурсница, впервые обнимающаяся с мальчиком. Целуется мальчик, надо отметить, неплохо.

— Все, Леха, все. У меня там Фаня. Спасибо тебе. Это был прекрасный день. А теперь начинаются будни. Иди, созвонимся. Хорошо?

Он, как мальчишка, расстроился. А что он себе придумал? Что мы с ним будем на кухне трахаться, пока Фаня в комнате обед ждет? Вполне возможно, что именно так и думал. У мужчин вообще в этом плане какие-то сдвинутые понятия. Хотя было бы интересно, на кухне-то. Опять же, когда я последний раз после душа на кухне любовью занималась? То-то и оно.

Фаня моя оказалась кремень: ни словом, ни намеком не сдала меня Михаль. Ни на какое море мы не ездили, конечно, просто гуляли «в тенистых парковых аллеях». Я закидываю белье в машину, а сама одним ухом слушаю, о чем они там говорят.

— Михаль, мы должны давать Тане выходной хотя бы раз в неделю. Она два года работает без отпусков, сидит тут безвылазно, это не здорово. Так она меня возненавидит, нельзя все время быть прикованной к старухе.

Михаль молчит. Ну, думаю, хрен тебе, Таня, а не личное время. Затянулась что-то пауза.

— А кто с тобой в этот день сидеть будет? Я тебя одну не оставлю.

— Значит, на этот день найдем ей подмену. Сколько уж этот раз в неделю будет стоить? Я могу из своих денег оплатить. Но нельзя держать человека в бесконечном рабстве.

— Мама!

— Что «мама»? Ты не хуже меня понимаешь, что это именно рабство и так нельзя.

— Да куда она пойдет? Что ей делать в этот день? С мужем своим бесконечные разборки вести?

Тут я включила стиралку и перестала слушать. Собственно, и слышать уже не могла, гудит машинка, трясется. Но Фанечка меня прямо расстрогала своей заботой. А с другой стороны, Михаль права: на фига мне выходной? Что я буду делать? Куда пойду? В гости к Томеру? То-то вся семья обрадуется. Особенно Гила. К Лехе? Он как раз рад будет, да толку-то? А что еще нам остается? Музеи, кинотеатры и прочий культурный досуг? Почему же так цинично, Таня? Тоже было бы неплохо, а то живешь в стране, а ее толком и не знаешь. Смотри, сколько интересного Фаня рассказывает. Так ведь она не одна такая. Не вредно тебе, Таня, и культурный уровень свой повысить, а не только овсянку на завтрак варить.

Долго ли, коротко ли, но в один прекрасный день закатывается в нашу квартиру («в нашу»! — отметила я) Михаль с толстой барышней лет 60-ти по имени Лена. Михаль проводит с ней тот же инструктаж, что в свое время и со мной, Лена искоса поглядывает на меня, видно, прикидывает, что тут происходит и как бы эту эмигрантку выжить. Знакомится с Фаней, удивляется, как та прекрасно говорит по-русски. Может, баба-то она и ничего, главное, чтобы меня не подсидела. Потому что если так, то черт с ним, с выходным. Мне это место дороже!

Михаль коротко сообщает, что я могу выбрать любой день на неделе, желательно не пятницу-субботу, только нужно заранее позвонить Лене вот по этому телефону, и спокойно идти дышать воздухом и заниматься своими делами. А сама смотрит на меня так, как будто своих дел у меня быть не может.

Себе я врать не стала. Выбрала минутку, позвонила Лехе:

— Привет! У тебя на неделе есть выходной? В субботу я не могу.

— Нет, — удивился. — А что?

— Да ничего, у меня просто свободный день вырисовывается, думала ты меня в музей сводишь.

— В музей? — да что ж он все время удивляется? Я что, клуша базарная, что не могу хотеть в музей?

— Леха, не переспрашивай бесконечно. Если нет у тебя на неделе…