Пропавший брат

— Вам что? — спросил недружелюбно факир, вынимая изо рта трубку и разглядывая выстриженную лесенкой голову Синяка.

— Это — мой знакомый... Василий Иваныч! — покраснев, сказал Петрик.

— Да, этот храбрый юноша — мой друг! — сказал Синяк. — А зашел я сюда потому, что хотел поговорить с вами наедине. Дело касается детей, и...

— Прошу! — с недоумением сказал факир и увел Василия Иваныча за перегородку.

Петрик, Володя и Боря остались втроем в полутемном углу. Они растерянно переглядывались и не знали, о чем говорить. Володя держал Борю за руку, перебирая его худенькие пальцы. Сердце его было преисполнено радости от неожиданной встречи, но он не находил слов, чтобы ее выразить.

— Мы за тобой больше года гонялись, — сказал он и улыбнулся.

— Я был очень далеко... В Маралихе! — словно оправдываясь, ответил Боря.

Володя хотел узнать, как Петрику удалось спастись после разгрома восстания, а Петрика интересовало, каким образом Володя очутился в Семипалатинске.

— Я на пароходе «Монгол» вместе с Анненковым ехал.

Тут только Володя вспомнил, что его ждет Гани, и спохватился:

— Подождите, я сейчас! Никуда не уходите.

С этими словами он выскочил из балагана и побежал разыскивать своего друга-казаха.

— Я нашел Петрика и Борю! — задыхаясь от счастья, сказал он певцу.

Гани вначале не поверил, но когда Володя повторил несколько раз, лицо его просветлело.

— Большая радость! — воскликнул он. — Где они?

— Вот тут, рядом. Пойдемте со мной.

Гани с Володей пришли в балаган в ту минуту, когда Синяк и факир выходили из-за перегородки. Все догадались, что Володя привел своего покровителя. Тут и состоялось общее знакомство.

— Три брата встретились! — сказал певец. — Такое радостное событие мы должны отметить.

И певец пригласил новых знакомых к себе в гости.

Факир и Синяк с удовольствием приняли приглашение: они поняли намерение Гани совместно обсудить дальнейшую судьбу ребят.

— Буду ждать вас вечером! — сказал Гани.

Договорились так: Петрик останется вместо Бори в балагане и заменит его в «рамке смерти». Эльза боялась, что Боря, взволнованный встречей с братьями, потеряет необходимое самообладание. Петрик с радостью согласился помогать факиру — балаганные представления индуса были для него необычайно заманчивыми. Синяк решил тоже остаться в балагане — здесь, среди многочисленных и все время меняющихся зрителей, он чувствовал себя в полной безопасности.

Гани вместе с Володей и Борей направился домой. Певец решил устроить хороший той. А для тоя нужен баран. Гани был уверен, что барана на ярмарке он достанет. Певец оглядывался по сторонам, надеясь увидеть в толпе нужного ему человека. Многие казахи с ним здоровались, но это были не те люди, которые могли его выручить.

— Гани! — вдруг раздался сзади хрипловатый голос.

Певец обернулся. Перед ним стоял толстый пожилой казах в лисьем малахае и крутил уздечку.

— Почему не поешь песни, Гани?

— Есть важные дела! — сказал певец и показал рукой на своих юных спутников.

Володя с Борей терпеливо слушали оживленный разговор, чувствуя, что певец рассказывает про них. Пожилой казах в лисьем малахае кивал головой и от удивления только причмокивал языком. А потом он повел Гани к своей отаре овец, и здесь певец получил в подарок крупного барана.

Гани был доволен. Он сам отрезал барану голову и сам помогал глухой старухе-хозяйке готовить угощение.

До вечера Боря и Володя рассказывали друг другу о своих скитаниях и приключениях. Они не заметили, как во дворе появились Тунемо-Ниго, Эльза, Синяк и Петрик.

Гани радушно встретил гостей и пригласил в хозяйкину комнату, где был накрыт низкий круглый стол. По казахскому обычаю, певец поднес баранью голову самому почетному гостю Синяку, но Василий Иванович не знал, что с ней делать. Ему пришел на помощь факир и, следуя советам Гани, разделил ее на части. Одно ухо он дал Петрику, другое Володе.

Обратившись к гостям, Гани сказал:

— Мой молодой друг Володя много рассказывал мне про Петрика и Борю. Я знаю, что им пришлось пережить. Моя душа радуется, что три брата наконец встретились. Мы, взрослые, обязаны им помочь вернуться домой.

— Обязательно! — воскликнула Эльза.

Результат этого тоя был самый неожиданный. Когда баран был съеден, факир объявил, что завтра днем он намерен покинуть Семипалатинск и отправиться в Омск. Чтобы все братья были вместе, факир брал с собой Петрика и Володю. Василий Иваныч заявил, что он тоже временно поступает на службу к Тунемо-Ниго и превращается в индуса.

— Отныне он будет моим братом по искусству! — сказал факир. — Эльза, тебе придется переделать плакат для нашего дальнейшего путешествия. По маршруту Семипалатинск — Омск отныне едут два брата Тунемо-Ниго!

Василий Иваныч и Тунемо мало походили на братьев, хотя и были оба рыжими. Только волосы факира имели нежно-золотистый цвет яичного желтка, а волосы Синяка напоминали киноварь осенних листьев.

Петрик недоумевал, почему Василий Иваныч на старости лет решил стать факиром. Потом догадался, что все это делалось ради конспирации. Синяк просто придумал удобный способ выбраться из города.

За тоем говорили о дальнейшей судьбе ребят. И хотя до закрытия ярмарки оставалось еще два дня, факир решил покинуть Семипалатинск.

Конец сибирской вандеи

На другой день Гани провожал фургон индусского факира в далекий путь. Он долго прощался с Володей. Петрик заметил повлажневшие глаза брата. Он крепко пожал руку казахскому певцу и шепнул:

— Спасибо вам!

Синяк отдал факиру почти все имевшиеся у него деньги — три тысячи рублей. Тунемо-Ниго в своем фургоне доставил Василия Иваныча до спокойной пристани на Иртыше, и здесь Синяк распрощался с мальчиками.

— Факир мне обещал довезти вас до Омска, — сказал он Петрику. — Я уплатил за каждого из вас по тысяче рублей. Когда будет свергнута власть Колчака, вы сможете уехать в Россию. Факир вас отправит. Я верю ему. Он порядочный человек, а жена его — образец добродетелей.

Синяк взял одноместную каюту и отплыл вниз по течению Иртыша. Факир завернул в ближайшую станицу, продал лошадь казакам и на другой день тоже отправился пароходом в Омск.

Пароход «Меркурий», тот самый, на котором год назад Петрик и Володя ехали на Алтай искать Борю, везет трех братьев в Омск. Они сидят на одной скамейке и делятся воспоминаниями о пережитых скитаниях.

Боря рассказывает про сожженную Маралиху, старика Софронова, как тот меткими выстрелами сшибал шишки с головы анненковского поручика. Петрик и Володя слушают его и в свою очередь вспоминают Бориса Петровича, пчеловода Кондратьева, Павла Петровича и бесстрашного товарища Захара.

— Ты сам видел, как он горел? — допытывался Петрик.

— Видел, как потащили в топку.

— Я отомщу им!

В глазах Петрика сверкает огонек ненависти, и он сжимает кулак.

А за круглым, толстым стеклом иллюминатора пенится и убегает зеленоватая иртышская вода, и видно, как низко над рекой пролетают остроклювые птицы, сопровождающие пароход.

На скамейке лежит закутанная Эльза. Глаза ее закрыты, но она не спит. Тунемо сидит возле больной жены, смотрит на нее грустными глазами и тихонько гладит по золотым волосам.

...Когда подъезжали к Павлодару, Боря, отправившийся с чайником за кипятком, неожиданно встретил своего друга по деткоммуне — Гришку Афанасьева. Рифмач был немного смущен. Он отвел Борю за пирамиду дров, и здесь между Большими Пальцами произошла задушевная беседа.

— Меня ищут! — шепотом сказал Рифмач. — Не называй меня Гришкой, а зови лучше Ванюхой. Понял? Держи язык за зубами и ешь пирог с грибами.

Афанасьев ехал с билетом, но без копейки денег. Боря познакомил его с братьями. Мальчики кормили Гришку потихоньку от факира французскими булками и бутербродами с колбасой. Прожорливый Рифмач ел много. Видимо, он долго голодал.

У Петрика с Гришкой завязалась дружба. Оба они с первой встречи поняли друг друга. Петрик рассказал новому товарищу про Усть-Каменогорское восстание, про Чайкина, с которым он спасся вплавь по Иртышу, про свои тюремные злоключения. Рифмач слушал очень внимательно, менялся в лице, переспрашивал, пытался что-то сказать, но так и не сказал.