Пропавший брат

— Стой! — закричал хорунжий. — Довольно! Становись в ряды!

Пленники стали плечом к плечу, как солдаты, вышедшие на учение.

И тут произошло то страшное, что осталось в памяти мальчиков на всю жизнь.

Высокий пленник вдруг выпрямился, поднял кулак и, потрясая им, отрывисто прохрипел:

— Палачи! Звери! Будьте вы прокляты! Будьте вы...

Петрик и Володя видели, как хорунжий взмахнул нагайкой. Беспорядочный залп разорвал небо. Высокий пленник упал первым. Он лежал на боку, уткнувшись лицом в снег и подогнув ноги. Возле него, пытаясь подняться на колени, корчился бородатый старик в дубленом оранжевом полушубке. Его добили прикладом.

«Что они делают!» — хотел закричать Володя и не смог. Над его ухом прозвучал чей-то голос:

— Пойдем скорее. Мне страшно.

Это говорил Петрик.

Первый раз за время скитальческой жизни Володя услышал от него такое признание.

— Я, — прошептал Петрик, задыхаясь, — я ненавижу их!

Это было совершенно невероятно: по щекам брата бежали слезы. Володя тоже плакал.

* * *

Ночь была на исходе, и звезды гасли, предвещая наступление скорого утра, когда Петрик и Володя вышли к Иртышу. Той же дорогой через реку они вернулись в Омск и, обходя выставленные на углах пикеты, благополучно добрались до своей улицы.

Борис Петрович не ночевал дома, об этом мальчики узнали от хозяйки дома Марьи Егоровны, вручившей им ключ.

— В городе бог знает что творится! — сказала Марья Егоровна. — Солдаты на грузовиках ездят с пулеметами. Ночью, сказывают, стрельба за Иртышом была. Кто говорит — рабочие бунтуют, кто — чехи. Лешак их понеси! Все делят что-то.

Петрик ни разу не упрекнул Володю в малодушии и не напомнил ему позорного поведения в Куломзино. Может быть, он просто стеснялся говорить о Володиных слезах. Ведь Петрик сам, когда стали расстреливать пленников, не выдержал и заплакал. Володя вздохнул. Он отлично понимал разницу между своими слезами и слезами брата. Краснея от стыда, он спросил:

— Ты меня очень ругаешь?

Петрик поднял удивленно брови.

— За что?

— А я заревел. И офицера назвал...

— Так ты же это нарочно! — сказал Петрик. — Я сразу догадался. Если бы ты не заплакал, я, может быть, сам на колени плюхнулся... как извозчик.

Володя растерянными глазами смотрел на брата. Нет, он не смеется. Он говорит серьезно.

— Да, я все это нарочно устроил! — вздохнул Володя. — Но только мне все-таки стыдно.

Петрик отлично понимал, что творилось в душе брата.

С большим нетерпением ребята ожидали возвращения Пирожникова. Он вернулся, когда стемнело, страшно измученный и усталый. Лицо его казалось похудевшим. Не раздеваясь, Борис Петрович сел к столу и, закрыв лицо ладонями, просидел так несколько минут.

Петрик и Володя переглянулись. Они подумали, что Пирожников плачет. Но когда комиссар опустил руки, братья увидели сухие глаза.

— Борис Петрович! — заговорил Петрик. — Борис Петрович!

— Да?

— Мы не были у Долинченко.

— Я знаю! Я все знаю, — тут лицо Пирожникова страдальчески исказилось. — Патруль не пустил?

— Нас солдаты арестовали! — сказал Володя. — На Иртыше... вместе с извозчиком.

— Вы были арестованы? — вскричал Пирожников. — Вы были там? В Куломзино?

Стараясь ничего не пропустить, ребята подробно рассказали о событиях прошедших суток: и про кавалеристов на реке, и про холодный амбар, и про пленников, и про Большого Пальца, и про военно-полевой суд, и про расстрел в степи.

Пирожников во время рассказа сидел молча, уставившись глазами в одну точку. Казалось, он вовсе не слушал. Но когда мальчики кончили рассказывать, Борис Петрович выскочил из кухни в мастерскую и забегал по комнате, бормоча под нос проклятия.

Раздался стук в дверь. В глазах комиссара отразилась тревога. Он быстро вынул наган и проверил патроны.

— Открыть? — спросил Петрик.

— Все равно, открывай.

Петрик вышел в сени.

Тревога оказалась напрасной. Это пришел тот самый высокий молодой человек в черном дубленом полушубке и пыжиковой шапке с длинными ушами, что приезжал вчера вечером.

Петрик и Володя вышли. Молодой человек снял шапку и сел на койку. Хозяин и гость закрылись. Беседа велась вначале шепотом, потом стали говорить вполголоса.

— Надо мотать удочки, а то застукают! — сказал гость. — Контрразведка рыщет по городу.

— Черт их бей! Не в шкуре дело. Комитет сохранить надо.

Борис Петрович что-то добавил, но мальчики не расслышали. Опять заговорил гость:

— Не растет у меня борода. Прямо хоть приклеивай. Вчера на улице подходит...

Снова стали говорить шепотом. Ребята слышали, как несколько раз Борис Петрович упомянул фамилию Долинченко, Иртышский район, потом тюрьму и восьмой полк. Долетела непонятная фраза о провокаторе, выдавшем две конспиративных квартиры во втором районе.

Петрик и Володя сидели затаив дыхание. Они понимали, что в городе происходили чрезвычайно важные события, грозившие большой опасностью для Бориса Петровича и молодого человека в пыжиковой шапке с длинными ушами.

Наконец, гость поднялся и, закурив папиросу, направился к двери. Пирожников вышел с ним вместе в сени и проводил до калитки.

Потом Володя поставил самовар, и за чаем Борис Петрович рассказал, как ночью большевики захватили тюрьму и выпустили на свободу заключенных. Он рассказывал с такими подробностями, что братья догадались, почему Борис Петрович не ночевал дома.

— Это вы их освобождали? — спросил Петрик.

Пирожников сделал вид, что не расслышал.

Остаток вечера говорили о Боре. Мальчики вспомнили беспризорника, и Володя очень жалел, что забыл спросить у Большого Пальца, где тот ночует. Хорошо бы его вновь найти и вместе с ним сходить в барак, где находился осенью Боря, и отсюда начать новые розыски.

— Теперь поздно жалеть! — сказал Петрик, сознавая свою оплошность. — Но ничего, разыщем.

Чай допили и стали укладываться спать.

— Думаю, что к нам не придут гости, — неуверенно произнес Пирожников. — А все-таки...

Он подумал минуту и решил лечь не раздеваясь. И мальчики заметили, что Борис Петрович еще раз проверил оружие.

Вот она, типография!

Найти пристанище беспризорников, где ночевал Борин приятель по детской коммуне, назвавший себя Большим Пальцем, оказалось не так просто, как предполагал вначале Петрик. Он ежедневно отправлялся на поиски в привокзальный район, но так и не смог обнаружить никаких следов Большого Пальца. Искать Петрику приходилось одному. Володя днем бывал занят в парикмахерской, а вечером ходить по городу было бесполезно.

Каждый день, когда Петрик возвращался домой, Володя встречал его молчаливым вопросительным взглядом и на мрачном лице брата читал печальный ответ.

— Не нашел?

— Нет!

Так прошел почти месяц. Но сегодня Петрику неожиданно улыбнулось счастье. Он обнаружил те самые бараки, о которых говорил Большой Палец. Инвалид, работавший при водоразборной будке, вспомнил, как осенью прошлого года в бараках жили целую неделю ребята, привезенные с самарского фронта. Их после отправляли мелкими партиями по уездным сибирским городам.

— Кто отправлял, дядя?

— Начальство! — сказал инвалид, выбивая пепел из трубки. — Об этом надо спросить коменданта. Он тогда командовал этими бараками и сейчас командует.

Инвалид пообещал Петрику показать коменданта и сдержал свое слово. Но на это ушла еще неделя.

— Вон он! — однажды сказал инвалид, показывая скрюченным пальцем. — Вишь, шагает с той стороны...

Петрик кинулся навстречу. При приближении офицера он почтительно снял шапку и остановился.

Поручик лениво сунул руку в карман и достал мелочь.

— Я не нищий! — обиделся мальчик. — Я газетчик.

— Что же тебе от меня надо?

Петрик рассказал про Борю, след которого сейчас отыскивался. Комендант задумался, вспоминая:

— Теперь, пожалуй, концов не сыщешь. Правда, их переписывали, но черт знает, кто переписывал и куда списки делись. Не знаю. Надо сходить в управление воинского начальника. Оттуда была бумага. И все дело находится у них. Знаешь, где воинский помещается?