Ротмистр Гордеев

Глава 3

Я лихорадочно закрутил головой. Есть! Врачебная кушетка для осмотра пациентов, а с неё до полу свисает белая простыня. Успел в последний момент, ноги пришлось подтянуть, чтобы не торчали — коротковата кушетка под мой рост.

Дверь открылась, шаги замерли в середине кабинета. Я задержал дыхание, прикинулся ветошью, стараясь не отсвечивать ничем. Послышался стук ведра, поставленного на пол. Плескание воды в ведре.

— Как сладко с тобою мне быть

И молча душой погружаться

В лазурные очи твои.

Зашаркала по полу половая тряпка на швабре. Слава богу, не японский шпион, не наша контрразведка — простая ночная приборка. А неплохой у приборщика санитара баритон. Фальшивит, правда, малость.

— Всю пылкость, все страсти души

Так сильно они выражают,

Как слово не выразит их.

И сердце трепещет невольно

При виде тебя!

Мокрая тряпка въехала под кушетку и ткнулась мне прямо в лицо. Чудом сдержался, не чихнул.

Тряпка ещё поелозила под кушеткой и исчезла. Счастье, что санитар не дотумкал заглянуть под простынь. Вот бы удивился. Пришлось бы что-то врать…

Фантазия у меня, конечно, есть, но придумать нечто правдоподобное… Это вряд ли.

Шаги удалились, хлопнула дверь. Повернулся в замке ключ.

Выждав немного, я выбрался из-под кушетки. Приник ухом к двери, прислушался.

Тишина…

Легонько дёрнул дверь. Как и думал — заперта. Только собрался заново отжать язычок замка, как услышал непонятную возню. Что там творится — даже выяснять не хочется.

Через дверь в коридор пока не попасть. Ничего, есть ещё окно.

Подцепил шпингалет, потянул наверх. Не идёт.

А нет… Идёт, но с трудом. Дёрг-дёрг. По миллиметру, но идёт.

Есть. Шпингалет выскочил из гнезда.

Осторожно, придерживая створку окна рукой, чтобы не скрипнуть лишний раз, приоткрываю её, выглядываю наружу.

Отлично. Темнота — друг молодёжи.

Первый этаж, под ногами мягкая земля. Никакого риска. Теперь прикрыть окно обратно поплотнее — авось никто не заметит, а и заметит, не обратит внимания, что его открывали.

Сворачиваю за угол, спокойно иду вдоль госпитальной стены. И тут из-за угла прямо на меня выныривает тёмная фигура. Тёмно-коричневый халат, руки с чётками молитвенно сложены на груди, бритый череп с удлинёнными мочками ушей… На ногах плетёные из лыка сандалии. Шея какая-то странная, слишком длинная… Из-под круглой плетёной соломенной шляпы огненным блеском сверкнули глаз. Да он растёт что ли? И шея удлиняется, вытягивается… Чертовщина какая-то.

Фигура монаха увеличивалась на глазах, шея удлинялась, словно змеиная… В приоткрытом рту ощерились острые, как иглы зубы. В груди кольнуло. Амулет?

Словно неведомая, но благожелательная ко мне сила подтолкнула взглянуть на странного монаха глаза в глаза. И с этаким выражением, как сверху вниз, будто не монах выше меня уже в два раза, а я его. Вроде, фигура противника даже перестала расти. Скорее наоборот — съёжилась, сровнявшись со мной ростом.

Стараюсь не отводить взгляда от его глаз.

Лето, тепло, а по спине ползут капли ледяного пота. Амулет уже не колет, а бьёт током, жжётся.

Не отводи глаза, только не отводи…

В этот момент из госпиталя страшно закричали. Истерический женский крик.

И сразу тишина испарилась под напором беготни, заполошных криков.

Монах щёлкнул своими зубами-иглами от досады, развернулся и припустил бегом прочь.

Делаю за ним по инерции пару шагов и тут же себя останавливаю.

Ну и куда собрался, дурень? Ночь местность незнакомая, а я в кальсонах и нательной рубахе, да куцый больничный халатец поверх. Тем более, тревога в госпитале не унималась.

У моей палаты народ и толпился. Из палаты двое санитаров выносят сомлевшую сестричку. Она, поди, и кричала, разбудив всю округу. Проталкиваюсь к двери.

— Позвольте, господа… Раз-решите!..

Глянул… и чудом удержал в себе содержимое желудка.

Миша, Мишель… артиллерист, которого я лишил удовольствия трахнуть какую-то кореяночку в порт-артурском заведении мадам… а, нет, мадмуазель Коко.

Лежит навзничь на своей койке, горло вырвано — одна сплошная кровавая дыра, и сам весь залит собственной кровью, и всё вокруг: койка, пол…

Кто же его так?

Поневоле подумаешь — «На его месте должен был быть я»… В горле моментально пересохло и засаднило, словно шершавым наждаком провели.

— Ротмистр! — раздаётся со спины. — Господин Гордеев.

Поскольку других Гордеевых тут нет, оборачиваюсь.

Незнакомый офицер, на погонах три звёздочки. Лет сорока пяти. Тёмные чуть седоватые на висках волосы.

— Так точно, — отвечаю нейтрально, — С кем имею?

— Подполковник Николов, — отвечает, — Управление 2-го генерал-квартирмейстера Главного штаба.

Это ещё что за чёрт? Тыловик, что ли? И чего ему от меня надо?

— Господин Обнорский временно уступил нам свой кабинет, — продолжает подполковник с тремя звёздочками. — Прошу пройти со мной.

— Ну раз так, то не могу отказать… Тем более, старшему по чину. — Развожу руками.

Что же ему надо от меня? Ой засыплюсь… Удастся ли списать на амнезию?

Ладно, всё равно выбора нет. Придерживаюсь выбранной линии поведения, а там — куда кривая вывезет.

Ключ в пальцах Николова делает пару оборотов в замке кабинета, покинутого мною так недавно.

Заходим.

Николов закрывает дверь — к счастью, не на ключ, — жестом предлагает присесть к столу.

Я не гордый — предлагают, присяду.

Сам Николов устраивается по-хозяйски на месте Обнорского. Щёлкает портсигаром, протягивает мне.

— Благодарю, ваше… — заминаюсь.

Бес его знает, как к нему тут обращаться: превосходительство, благородие, светлость?

— Мы тут без чинов, так что можно запросто — Сергей Красенович.

— Запросто, так запросто, — папиросу не беру, жду, что будет дальше.

Чувствую себя Штирлицем в кабинете Мюллера. Попал ты Лёха не детски.

— Простите любопытство, у вас такое необычное отчество, господин подполковник.

Почти чёрные глаза воткнулись в меня, словно те буравчики. Измеряют, взвешивают.

— Я болгарин. Семья отца уехала в Россию ещё до 78-го года.

Киваю. Дескать, понял теперь, не дурак. И тут, как молнией в мозг сверкнуло — это ж не интендант. Контрразведка, особист. «Молчи-молчи» на армейском жаргоне.

Аж в животе селезёнка с испугу ёкнула.

— Николай Михалыч, — продолжает болгарин русскоподданый совершенно нейтральным тоном. — А как случилось, что ночью вас не оказалось в палате вместе с несчастным соседом вашим?

— Выходил покурить, господин подполковник, — вру и не краснею.