Страница 67 из 77
Из гибельного ступора меня выводит дикий, полный какой-то вселенской тоски крик. Один из моих новичков из числа прибившихся стрелков, выскакивает на бруствер, бросив винтовку, и бредёт, словно потерянный в сторону японских позиций. Грохает выстрел со стороны противника, и бедолага-стрелок, споткнувшись, падает на землю, чтобы больше никогда уже не подняться. Призрачные тени демонов противника всё ближе. Всё сильнее ужас, охватывающий нас, и всё больше желание разом покончить с ним выскочив под рули врага или пустив себе пулю в лоб. Крутит живот замогильным холодом, выкручивает мозг наизнанку. Это ж какой гормональный шок переживают наши бедные организмы? Воздействие демонов, похоже, парализует выработку в организме серотонина, дофамина и норадреналина. Ещё один боец выскакивает из окопов и бежит в сторону врага — его гонит страх жизни и жажда смерти — единственного, как кажется, избавления. Пара выстрелов от противника, и этот бедолага, падает на землю и замирает. Из последних сил отвожу ствол нагана от собственного лба, всматриваюсь в донышки револьверных патронов в барабане. Отлично, серебряные имеют место быть. Стреляю в приближающихся демонов — они ростом с человека с горящим красным глазами. Вроде, попадаю, но большого ущерба не наношу. Как хочется сдохнуть прямо на месте. Из последних сил кидаю в демонов гранату. И снова никакого эффекта. Со стороны противника слышны команды и сигналы к атаке. Походу нам каюк… Возьмут, как тёпленьких. В таком состоянии мы даже мало-мальски серьёзного сопротивления не сможем оказать. Во рту, словно сирийская пустыня, язык прилип к гортани, даже слова из себяне выдавить. Дрожащими пальцами откручиваю пробку с фляжки, делаю глоток, другой сладкого чая. И… желание немедленно умереть отступает. Спасибо Кузьме. Где он кстати? Оглядываюсь. Скоробут скорчился на дне окопа, обхватив руками голову. С диким вскриком он выпрямляется и пытается выбраться из окопа. Ну, уж, дудки, ординарца я вам не отдам. Стаскиваю Кузьму обратно в окоп, отвешиваю пару пощёчин — не со зла, чтобы малость привести в себя. И вливаю в него несколько глотков чая. Чувствую, как его тоже потихоньку отпускает.
— Всем немедленно пить и есть! Если ничего нет, просите у товарищей! — Приказываю я.
От японских окопов раздаётся громкое «банзай». Топот десятков ног, словно барабанный бой, бьёт по ушам. Сую винтарь в руки Кузьмы.
— Огонь! — палю по наступающим из нагана. Мои не до конца пришедшие в себя бойцы ведут редкий неприцельный огонь по врагу. Редко взрываются уцелевшие после первой атаки растяжки. Вскрикивают, наткнувшиеся на наши отравленные дерьмом, колышки, японцы. Враг уже совсем близко к нашим позициям. В нагане снова пустеет барабан. Хватаю винтовку одного из погибших бойцов, передёргиваю затвор, целюсь. Выстрел…
— Вашбродь, — толкает меня в бок Кузьма, — Пулемёты же! Чего молчат?
Точно, сигнал. Пора. Дважды свищу свиристелью. Услышат ли? А если и они самоубились от демонских происков? Секунды тянутся, словно часы. Мы лихорадочно отстреливаемся. И наконец, сперва с левого фланга, а потом и с правового забили в четыре ствола кинжальным перекрёстным огнём наши «максимки». Молодец Жалдырин, молодцы ребята, Не поддались…
Японцы прут, как не в себе. Мы палим, как заведённые. Пулемётное тарахтенье на наших флангах слабеет и захлёбывается. Чёрт! Что там происходит? Как не хватает рации или хотя бы полевого телефона. Эк, размечтался. Даже послать бойца разузнать, что случилось, не выйдет — некого.
Противник у самого бруствера. Штыки у моих бойцов к винтовкам примкнуты заранее — так тут принято во время боя. Перекидываю револьвер в левую руку. Выхватываю заговоренную шашку.
— В рукопашную! Ура, братцы!
Выскакиваем из окопа. Прямо передо мной очередной японский гоблин-сикомэ с мечами-танто в обеих руках. Руны на моей шашке пылают, как костёр в тёмную ночь. Запускаю «мельницу», аж воздух свистит вокруг моего клинка. И стреляю сикомэ в коленку. Тот спотыкается, воет от боли. Лезвие моей шашки, впивается в его шею. Хлещет зеленоватая кровь. Противник хрипит и валится мне под ноги. Успеваю оглянуться на своих людей. Вокруг кровавая круговерть. Бойцы чисто крестьяне на покосе — кто штыком противника, как вилами, кто прикладом. Недаром в древнерусском языке слова «пахарь» и «воин» — однокоренные: «оратай» и «ратник».
Краем глаза вижу, как сбоку на Кузьмы выскакивает какой-то потомок самураев — вот-вот ткнёт Скоробута своим штыком в бок, а домовой даже развернуться не успеет. Наношу удар шашкой по локтю врага. Отрубленная рука вместе с винтовкой летит на землю. Из обрубка хлещет кровь. Японец верещит от боли. Стреляю ему в голову — всё равно не жилец.
Да где же пулемёты, мать их дери?
Словно в ответ на мой вопрос оживают оба пулемёта левого фланга, а затем и правого. Веер пуль косит врага. Японцы не выдерживают. Они откатываются вместе со своими демонами, оставляя на поле боя раненых и убитых. Дьявольские их демоны тоже отступают назад, разочарованно шурша на грани нашего слуха. «Мы ещё встретимся, обязательно встретимся…» — чудится мне в их злобном шёпоте.
Неужели, отбились. Сползаю на дно окопа и сижу совсем без сил, привалившись спиной к окопной стенке. Нательное бельё насквозь мокрое, да и мундир… Что же за напасть с которой мы столкнулись? (Примечание: здесь японцы выпустили против бойцов Гордеева синигами — это демоны, паразитирующие на человеческом страдании — они появляются на поле боя, в районах катастроф или эпидемий, усиливая у уцелевших жажду смерти, Справиться с ними можно только одним способом — едой и питьём. Гордееву повезло, что он интуитивно ухватил верный способ.)
Снова перемещаюсь к пулемётчикам, На этот раз на правый фланг.
Костин, Загретдинов, Яцко и Васильев. Костин и Яцко — из примкнувших к нам сибирских стрелков.
— Костин, с патронами как?
— Есть ещё малость запасец, Вашбродь, — отвечает боец, продолжая копаться с пулемётом — прочищает затвор и пулеприёмник от грязи.
— А чего перестали стрелять в разгар боя?
— Стволы закипели, Вашбродь. Спасибо, морячок наш водяной пособил — устроил нам собственный источник.
Костин кивает в угол окопа, где весело булькает небольшой родничок.
— Вы уж ему передайте, наше мерси.
— Обязательно.
Молодец водяной, сообразил, что водную преграду можно не только под ноги врагам бросить, но и пулемёты напоить.
За спиной стук копыт. Оглядываюсь. Шамхалов осаживает коня.
— Как вы, штабс-ротмистр?
— Вроде отбились.
— У соседей справа беда, японцы ворвались в окопы. Нужно помочь.
Нужно, так нужно!
— Бубнов! Ко мне.