Страница 37 из 77
Не знаю, как это работает, но скоро с нашим японским «соколом ясным» начинают твориться чудеса: он теряет к нам всякий интерес и бестолково носится в небе. Заканчивается эта история смачным ударом об скалу. Демон складывает крылья и камнем валится вниз.
— Насмерть? — спрашиваю я.
— А то! В лепёшку расшиб, — гордится собой унтер. — От меня ни одна сволочь легко не уйдёт.
— Объявляю тебе благодарность!
— Рад стараться, вашбродь! — Вместо словесной награды он бы предпочёл ещё разик приложиться к фляжке с самогонкой, но я ж себе не враг!
Итак, глаз неприятеля мы лишили, во всяком случае, на какое-то время. Это немного развязывает нам руки.
Ощутив прилив хорошего настроения, подъезжаю к Лизе: война войной, но ведь можно и немного пофлиртовать. Начинаю подкат с самых невинных фраз и комплиментов. Однако брат раскусывает мою тактику, его и без того узкие глаза сжимаются в щелочку. Лиза кидает в его сторону строгий взгляд, и Ли Цао внезапно говорит, что ему надо проверить дозоры, что косвенно поясняет мою догадку насчёт того, кто же тут главный.
Без него становится легче, я начинаю просто трепаться, вспоминая более-менее приличные истории из курсантской молодости и службы, переделывая их в соответствии с реалиями этого времени.
Сначала Ли Юань-Фэн долго крепится и если улыбается, то самым краешком губ, потом не выдерживает и начинает смеяться. Мне по душе её искренние эмоции. Мы быстро настраиваемся на общую волну. Оказывается, с ней довольно легко.
Потом речь заходит о вещах более серьёзных, и девушка мрачнеет.
— Как появился ваш отряд? — спрашиваю я.
— Это идея нашего отца. Он понял, что японцы не остановятся на Корее и постараются снова захватить Китай, а наша страна хорошо помнит, что такое японское иго. У нас в семье из поколения в поколения передаются предания о жестокости японцев и их коварстве. Мы впитываем их с молоком матери. Отец на свои деньги купил снаряжение для отряда и помог набрать людей. Мы делаем всё, чтобы навредить японцам: нападаем на небольшие гарнизоны, атакуем обозы, устраиваем диверсии в тылу. Кстати, если хотите разбогатеть — можете сдать нас японцам, они за наши головы объявили большую награду. Станете богатым человеком.
— Я подумаю, — киваю я и добавляю:
— Шутка!
— Кстати, таких «шутников» было несколько. И каждый из них был наказан за предательство, — с достоинством говорит Ли Юань-Фэн.
Я восхищаюсь храбростью этой хрупкой девушки.
— Но ведь война — не женское дело… Как ваш отец мог отпустить вас?
Она фыркает.
— Вы отстали от жизни, штабс-ротмистр. Китайские женщины готовы сражаться за свободу родины наряду с мужчинами. Разве у вас, в Европе, не так? Или вы забыли, например, о Жанне д’Арк?
Что называется — туше!
— Почему? — смущаюсь я. — Мы помним про Орлеанскую деву и других храбрых женщин. Просто война… она стала другой, более грязной, что ли…
— Благородство оставило не всех воинов, — смотрит она на меня так, что я вдруг ощущаю, как внутри закипают вены. — Вы ведь не такой, как многие.
— Разве?
— Да, в вас какая-то загадка, и я не знаю на неё ответ.
Я вздыхаю и стараюсь перевести разговор на другую тему.
В село, о котором говорил её братец, приезжаем ближе к вечеру. Оно ничем не отличается от других китайских поселений: очень шумное и суматошное.
Темнота такая, что не видно ни зги.
— Заночуем здесь, — объявляет Ли Цао. — Японцы не знают, где мы, так что нам ничего не грозит.
Мои бойцы смертельно устали, многие уже еле держатся в седле.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Но рано утром снова отправляемся в путь.
— Будь по-вашему, штабс-ротмистр. Сейчас я договорюсь со старостой, чтобы он нашёл для нас кров и пищу.
Переговоры заканчиваются тем, что под наши нужды выделяют несколько домов. Китайские семьи большие, поэтому приходится буквально ютиться, но для начальства, то есть для Ли Цао, его сестры и меня, находится жилище покомфортабельней. Нас селят на фатере самого старосты, мне выпадает отдельная кровать и даже с балдахином. Прежде мне тут такие не встречались.
Но сначала — дела! После ужина назначаю часовых, обговариваю пересменки. Ли Цао предлагает поделить дежурство с его бойцами. Подумав, соглашаюсь. Мои скоро от ветра падать начнут, а тут хоть какое-то послабление.
Покончив с оргвопросами, иду баиньки.
С удовольствием скидываю с себя грязные, пропахшие потом тряпки, разуваюсь — аромат от ног сногсшибающий! Можно газовую атаку устраивать.
Бани нет, но ординарец организовывает тазик с тёплой водой и мылом.
— Эх, не постираться, — вздыхает Кузьма. — За ночь не высохнет. Ну, хоть почищу…
Раздевшись догола, начинаю плескаться в воде, чувствую, как с грязью из тела уходит усталость.
Снова ловлю себя на мысли, что за мной наблюдают. Резко оборачиваюсь и вижу застывшую как тень Ли Юань-Фэн. Она не смущается и спокойно выдерживает мой взгляд.
Подходит ко мне ближе, отбирает мочалку и ласково ей проводит по моей груди.
— Ты очень красивый, Николай. Тебе это, наверное, часто говорили девушки…
Не знаю, что отвечать: скажу да — обидится, уйду в глухую отрицаловку — посчитает за лгуна. В этом случае надёжнее не говорить, а действовать.
Хочется накинуться на неё, порвать одежды, но я сдерживаю себя. Африканская страсть нравится далеко не всем женщинам, и пусть я чувствую, что Ли Юань-Фэн меня хочет, неосторожный порыв может погасить это желание.
Нежными движениями снимаю с неё наряд, нежно целую и, не давая замёрзнуть, на руках отношу на ложе. Опять покрываю поцелуями, но уже всю с ног до головы, дожидаюсь, когда она вспыхнет, и только тогда перехожу к главному.
Не понимаю, как она вдруг оказывается сверху, как изящным движением расправляет густые чёрные волосы, как склоняется надо мной и опускается всё ниже и ниже.
Моё тело начинает биться в конвульсиях, я вне себя от счастья, но всё равно не сдаюсь. Перехватываю инициативу, доказываю ей, что и у меня в арсенале есть ещё кое-что, и это ей нравится.
А потом мы лежим, сжимая друг друга в объятиях, наши глаза полны нежности и счастья.
Ли Юань-Фэн касается моего амулета.
— Ты охотник на демонов? — внезапно спрашивает она.
— Да, а что? Тебя что-то смущает?
Девушка улыбается.
— Ты очень странный охотник на демонов. Очень странный и очень красивый.
— Для мужчины главное быть немного симпатичнее обезьяны, — отшучиваюсь я.
Она смеётся. Мне нравится её смех, её волосы, глаза, шея, руки, ноги… Мне нравится в ней всё.
— Сегодня мне было хорошо, как никогда прежде, — признаюсь я.
Ли Юань-Фэн улыбается.