Страница 32 из 61
Так, обширная группа странствующих дракончиков основала первое известное истории постоянное поселение в живописной и благодатной долине. Только вот путь к этому успеху выдался таким трудным, что долина тут же получила название Долины слез. Поселение разрослось, кому-то стало тесно, и вскоре горстка храбрых путешественников вновь отправилось на поиски собственного просторного пристанища. Так дракончики впервые набрели на Царь-пик и, недолго думая и изнемогая от усталости и лишений, основали Хныкельбург.
Названия эти сочиняли те дракончики, что даже в таком незрелом состоянии общества сумели разглядеть важность руководящего начала и взвалили на себя бремя лидерства. Поэтому несложно догадаться, что думы их всегда были заняты народною судьбою, и в каждом из тяжелых путешествий им приходилось вдвойне несладко, ибо, покачиваясь в паланкине на плечах дракончиков-грузчиков во время горного перегона, государственный муж от нечего делать был вдвойне угнетен важными размышлениями и то и дело ронял слезу-другую.
Имя города Плаксингтона было призвано увековечить печаль его основателей, недовольных удаленностью от столицы, а имя города Слёзкинсберри выражало грусть его обитателей в связи с неблагоприятными, как правило, погодными условиями, неудобство от которых тем не менее с лихвой окупалось близостью золотых месторождений (о чем страждущие предпочитали умалчивать – пусть все видят, как тяжко им живется).
Привычка плакать по разным поводам для выражения чувств передавалась из поколения в поколения и наиболее остро проявила себя среди представителей знатных сословий в эпоху великих драконьих королей, когда пустить слезу в подходящий момент считалось правилом хорошего тона. В наши дни далеко не всякий дракон захнычет из вежливости, но в случае необыкновенной досады или неожиданной радости и не подумает сдерживать естественный порыв.
Чернодел
Сделалось прохладно и свежо, и к телу лип густой туман. Единорог величаво шагал вперед, не оборачиваясь, но будто бы чувствуя своих спутников и не давая им отстать. Он ступал там, где стволы располагались свободно, а корни не мешали проходу, но управляться с тележкой от этого было не легче. Альберто сопел и бормотал что-то себе под нос; шляпа его сползла назад и повисла на веревочке, рундук опасно накренился и грозил завалиться на бок, а сама повозка на каждой кочке издавала такой пронзительный стон, что казалось, что несчастная конструкция вот-вот развалится. Одежда неприятно липла к телу.
Но вскоре все переменилось.
– Смотрите! – шепотом воскликнул Зигфрид. – Это же дорога!
Деревья расступились, и они вынырнули на широкую аллею, которая убегала в обе стороны и терялась в туманной дали. Здесь осень воцарилась безраздельно. Кроны деревьев смыкались над их головами, нагибаясь навстречу друг другу и образуя удивительно ровный и плавный свод цвета поблекшего золота. Путников окутала легкая дымка.
Не говоря ни слова, Анри продолжил свой путь по дороге, но Зигфриду почудилось, что теперь единорог ступал настороженно и неуютно.
Могучие рытвины пронзали дорогу по всей длине, как будто исполинская колесница пронеслась по ней в дождливый день и навсегда оставила о себе неизлечимое воспоминание. Но каких же размеров должна быть такая колесница! Какой великан должен ею управлять!
Листья не спеша падали вниз, но там, наверху, оставалась еще одна бесконечность, которую хватило бы не на одну драконью осень. Вскоре сделалось светлее, и Зигфрид машинально посмотрел наверх. Кроны больше не тянулись друг к другу в молчаливой мольбе, они мерно качались на слабом ветру и обнажали осеннее небо. Сквозь пелену усталости, он удивился.
Туман начал отступать, и серое утро разразилось моросящим дождем. Где-то в рытвинах лужи, оберегаемые сенью и влагой, еще не успели высохнуть и теперь зарябили мелкими осенними крапинками, а где-то размеренно плавал широкий листик, занесенный сюда ветром и случаем.
В голове у Зигфрида ленивым сполохом пронеслась тысяча вопросов, но он отмахнулся от них. После бессонной ночи он не смог бы пошевелить языком, да и разве дозволительно говорить на такой пустынной дороге.
Дорога сделала петлю и побежала вверх, и взгляду их открылся замок.
Темные шпили уносились в небо, взмывая над лесом в безутешной попытке дотянуться до тусклого солнца. Порой было неясно, то ли это тонкая башенка едва показалась над потемневшей листвой, то ли это черный и безжизненный ствол убежал от своих собратьев в хмурую высь, в слепом подражании следуя за творением неизвестных рук.
Следуя за изгибом дороги, они начали восхождение. Альберто ступал из последних сил; Зигфрид, морщась от дождя и сражаясь с докучливым сном, ухватился за одну из оглобель, и дракончики, сжав зубы, вместе потащили повозку наверх.
Спустя вечность они обнаружили себя наверху, в тени угловатой, остроконечной громады из темного камня.
– Вот мы и пришли, – еле слышно сказал Анри. – Добро пожаловать в Чернодел.
Зигфрид опасливо посмотрел на шпили цвета воронова крыла. Их было семь – темная башня-молния посередине, пронзающая небо остроконечным пиком, и шесть башен поменьше, окружающих первую по спирали, одна выше другой, но даже самая высокая в полтора раза ниже главной. Зазубренная стена обнимала замок почти вплотную, сверкая каплями на неровных бойницах, а вокруг нее чернел ров, в который дракончики даже не решились заглянуть.
Дождь усилился, прогремел гром.
– Отворяй! – прошептал Анри, и решетка крепостных врат сама по себе скользнула наверх, наполняя воздух неприятными скрипами.
– Пропусти! – прошептал Анри, и подъемный мост загремел цепями, грузно опускаясь им навстречу. Все замолкло, только дождь шелестел о листья.
Впервые за долгое время Анри оглянулся.
– Ты веришь мне? – прямо спросил он Зигфрида, и дракончик кивнул. Зигфрид почувствовал, как неуютно заерзала вторая оглобля тележки. И пусть.
– Да, – произнес Зигфрид, скорее для Альберто, чем для единорога. Почему я ему верю? пронеслась неожиданная мысль. Потому что он единорог, ответил внутренний голос, и дракончик кивнул в такт этой новой мысли. Разве можно не верить единорогам?
Они прошли по мосту, миновали ворота и, вскарабкавшись по невысокой но крутой лестнице, оказались перед массивными железными дверьми и остановились. Анри терпеливо ждал.
Дождь усиливался, и хотелось поскорее укрыться от него где угодно, но почему-то из всех убежищ на свете этот замок казался самым неподходящим. Не лучше ли помокнуть на улице?
Ударила молния, и створки двери со скрежетом поползли в разные стороны, разгоняясь, пока каждая из них не загрохотала о черную стену. Анри зашел внутрь. Зигфрид, стараясь не глядеть на Альберто, проследовал за ним, из последних сил сжимая дрожащую оглоблю. Ему показалось, что по правую лапу кто-то пискнул.
Ступая мокрыми лапами по некогда богатому, но теперь безнадежно выцветшему и обветшалому ковру, они прошли на середину просторной залы.
Потолок утопал в тени. Канделябры на стройных шестах молча ждали чего-то, зияя пыльными слепыми свечами. Свет слабо струился сквозь узкие прорези на стенах, а в нишах вдоль стен свой бесшумный дозор несли под паутиной грозные латники.
– Какие странные доспехи, – поежился Альберто. – Приличный дракончик в такое не влезет – ни одной округлости, все такое узкое!
Зигфрид чуть не подпрыгнул, когда догадка поразила его.
– Я… Я видел таких в пещере!
Анри серьезно посмотрел на Зигфрида.
– Мы поговорим о твоих приключениях позже, Зигфрид – ей будет интересно послушать о странных существах, что ты повстречал. Мы остановимся здесь до конца дня, отдохнем и переночуем.
Зигфрид понимающе кивнул.
– Это очень неуютное место, – робко возразил Альберто.
– Тебя никто не тянул за нами, – напомнил единорог, недовольно покосившись на дракончика и его повозку. – Если хочешь остаться в нашей компании, не обсуждай мои решения.