Страница 129 из 138
Весть о смерти Клодетты разнеслась по деревне. Жители приносили карточки с выражением соболезнования и букеты зимних цветов из своих садов. Кто-то принес кексы и печенье. Иные предлагали помощь.
— Во время войны ваша мама много помогала фронту, — сказала одна старуха, принесшая имбирный кекс. — Мы все тогда участвовали в работе «Женского института».
— Я очень рада узнать об этом, — ответила Флоранс. — Спасибо за добрые слова и за угощение.
В день похорон было по-прежнему морозно, но на пронзительно-синем небе ярко светило солнце. В церкви собрались едва ли не все жители деревни. Поминки проводили в здании деревенской ратуши, поскольку домик Клодетты не мог вместить пришедших. В конце, когда люди начали расходиться, а Джек повел Викторию на качели, Элиза отозвала Флоранс в сторону.
— Ты знала, что Клодетта была здесь известной личностью? — спросила Элиза.
— Я знала, что она занималась помощью фронту. Должно быть, это сплотило жителей деревни. Такие дела объединяют.
— К тому же они не находились под оккупацией бошей.
— Да. Положение англичан сильно отличалось. Здесь все находились на одной стороне, чего не скажешь про Францию.
— Ты сумела поговорить с Элен? — поинтересовалась Элиза.
— По-моему, она не хочет со мной говорить.
— Я тоже это чувствую. Но когда все закончится, а это почти закончилось, у вас с ней не останется причин оттягивать разговор.
К сестрам подошла Розали:
— Здешний шерри никуда не годится. Поехали в отель, выпьем чего-нибудь повкуснее. — (Обе кивнули.) — Флоранс, я так рада, что ты… вовремя меня нашла, — добавила Розали.
Пока Розали ходила за Джеком и Викторией, Флоранс ждала сестер. Но появилась лишь Элиза.
— Элен не поедет.
— Где она?
— По-прежнему стоит у могилы. Читает все карточки.
— Иди к нашим. Я с ней поговорю, — сказала Флоранс.
Кладбище находилось за церковью. Флоранс направилась к могиле. С места упокоения Клодетты открывался живописный вид на окрестные поля, где паслись коровы.
— Элен… — робко произнесла Флоранс, подойдя ближе. — Мы можем поговорить?
Старшая сестра подняла голову, и у Флоранс сдавило горло — столько боли и смятения было в глазах Элен.
— В чем причина? — осторожно спросила Флоранс.
Глаза Элен вдруг остекленели.
— А ты не знаешь? — вопросом на вопрос ответила она.
Флоранс не знала, как реагировать. Неужели ее ответ касался Джека?
— Тогда я тебе расскажу, — продолжила Элен. — Можешь себе представить, каково в одиночку ухаживать за нашей матерью и в одиночку видеть ее каждодневное угасание?
— Поверь, я очень сожалею, что так получилось.
Похоже, Элен не слышала ее слов, а свои сопроводила резким горьким смешком:
— А знаешь, о чем она говорила все это время? — (Флоранс покачала головой.) — О тебе. О тебе и Розали. Больше ни о чем. Когда приехали Элиза с Викторией, маман едва взглянула на внучку. А ты шлялась по Мальте и под занавес появилась вместе с Джеком.
Флоранс не ожидала услышать такое. Проглотив обиду, она сказала:
— Элен, я не шлялась по Мальте. Я выполняла просьбу нашей матери. Элен, она умоляла меня. Да, умоляла найти Розали.
— Какое удобное объяснение! И теперь, наверное, ты ждешь моей похвалы?
Колючий ветер английской зимы лишь усугублял обстановку.
— Элен, прошу тебя! Тебе такое несвойственно. Разве мы не можем вести себя учтиво?
— Тебе было плевать на учтивость, когда ты взяла то, что захотела! — презрительно фыркнула Элен.
— Все было совсем не так.
— Не так?
— Конечно нет.
— Тогда как это было? Флоранс, ты же знала, что я люблю Джека. Ты знала, и это тебя не остановило.
Флоранс опустила голову. В словах сестры было слишком много правды.
— Ты рассчитывала, что я скажу: «Ничего страшного. Бери его, сестренка, я не возражаю»? Ты это надеялась от меня услышать?
— Прости меня, — осторожно начала Флоранс, понимая необходимость выбирать слова и ненавидя себя за то, что усугубляет душевную боль сестры. — Я надеялась, что по прошествии времени ты поймешь.
В глазах Элен было столько боли, что у Флоранс защемило сердце. Чувствовалось, после утомительных недель ухода за Клодеттой нервы сестры натянуты до предела. И Джек был лишь еще одним ударом из множества обрушившихся на Элен.
— И раз уж мы заговорили об учтивости, разве ты не могла исполнить свой дочерний долг перед Клодеттой?
— Элен, это нечестно! Она просила меня найти Розали. Я же тебе объяснила. Или это в расчет не берется?
— А прежде? Я говорю о том времени.
Флоранс ощущала свою беззащитность, но уступать не собиралась.
— Я предлагала матери остаться у нее и помогать ей. Она меня выпроводила.
— И ты еще тогда не могла сообщить мне, что она больна? Я могла бы что-то предпринять. Что-то более эффективное, чем сидеть и смотреть, как она медленно умирает.
— Это тоже несправедливое обвинение, — сказала Флоранс, стараясь сохранять спокойствие. — Я знаю, сколько всего тебе пришлось выдержать, но ты говоришь неразумные вещи. Я же тебе писала: Клодетта просила меня найти Розали. Я и не подозревала, что она больна. Откуда мне было знать? Она утверждала, что прекрасно себя чувствует.
— А тебе было удобно ей поверить.
— Я старалась расспросить ее о самочувствии.
— Значит, плохо старалась.
Время замедлилось и остановилось. Флоранс открыла рот, но не произнесла ни слова. Глаза были мокрыми от слез обиды, но обиду она проглотила. В чем-то Элен была права.
— Смотрю, милая малышка Флоранс вот-вот заплачет.
День и без того был тяжелым, и теперь еще эти упреки. Флоранс смахнула слезы.
— Мы только-только похоронили нашу мать, — сказала она, по-прежнему выдерживая спокойный тон. — Я тебя просто не узнаю.
Они смотрели друг на друга. Флоранс была шокирована холодным, безжалостным взглядом Элен. Интуиция подсказывала ей, что лучше отступить, но скопившийся гнев неожиданно вырвался наружу.
— Боже мой, Элен, и когда ты стала такой сукой?! — пробормотала она.
— Я? — удивилась Элен.
— Да. Джек рассказывал, что написал тебе, как только мы приехали в Англию. Он объяснил свое отношение к тебе. И после двух с лишним лет ты до сих пор сердишься?
— Я не получала от Джека никаких писем, — призналась Элен.
— Он написал только одно. Он мне сказал.
— Ну да, вы с ним сговорились, и он написал.
— Он мне рассказал гораздо позже. Возможно, письмо затерялось.
— Если оно вообще было написано.
— Конечно было.
— И ты веришь всему, что говорит Джек?