Потаенный дворец

Глава 42

После той встречи Рива сторонилась Бобби. Она видела его на галерее, но изо всех сил старалась не оказаться рядом с ним. Линда заметила странность в ее поведении и отозвала в угол:

— Не знаю, что с вами происходит, но настоятельно рекомендую сосредоточиться на работе. Ошибка каждой из нас может обернуться гибелью кого-нибудь из пилотов. Надеюсь, это вам понятно? — (Рива кивнула.) — Ну вот и умница, — добродушно добавила Линда. — Война тяжела для всех нас. Вы кого-то потеряли? Я угадала?

— В определенном смысле.

Линда похлопала ее по плечу.

После этого предостережения Рива не поднимала глаз к галерее и думала только о работе.

Через пару недель, после очередного сигнала «Внимание, противник!», одна из женщин залилась слезами. Линда быстро увела ее.

— Что случилось? — шепотом спросила Рива, повернувшись к Тилли, двадцатилетней крашеной блондинке.

— Она замужем. У нее был роман с кем-то из военных. Теперь Линде придется ее уволить. — (Рива тут же подумала о Бобби.) — Командование военно-воздушных сил не может запретить холостому персоналу встречаться во внеслужебное время. Но к супружеским изменам они относятся строго. Считается, что это понижает моральный дух военных. Ее любовником был летчик. Я слышала, его уже куда-то перевели.

Дневные дежурства были похожи одно на другое и почти не отличались событиями, зато ночные становились все напряженнее и тяжелее. Дежурства разбивались на четыре смены, и в каждой было занято до четырнадцати женщин. Наблюдение за небом велось круглосуточно, не прекращаясь ни на час. Обстановка в командно-координационном центре стала очень напряженной. Мужчины и женщины трудились наравне. От правильных действий каждого зависели жизни. Эмоции могли зашкаливать, но люди запирали их внутри. Весь пар выпускали в выходные.

Как и все сотрудники центра Ласкариса, Рива имела специальный пропуск на случай, если ночью ее остановит военная полиция. Бдительность стала частью образа жизни. В темноте категорически запрещалось закуривать. Уличное освещение было выключено на неопределенное время. Ночи стали по-настоящему темными.

Былые вечерние развлечения перенесли на дневное время. Танцы устраивались с трех до шести, но Рива редко туда ходила. «Пусть туда зеленые девчонки бегают», — думала она. Ей нравилось гулять, но она старалась держаться поближе к убежищам и укрытиям. Для этой цели были приспособлены железнодорожные туннели, погреба, подвалы и скалы из песчаника, внутри которых за минувшие века проделали немало проходов и туннелей.

В одну из таких прогулок по Садам Верхней Баракки она вновь наткнулась на Бобби. Хотя «наткнулась» было не совсем точным словом. Она заметила его раньше, чем он ее, и застыла на месте. Увидев Риву, Бобби остановился, затем медленно двинулся к ней, опираясь на палку. Ее сердце растаяло. Она закусила губу, чтобы сдержать неожиданно появившиеся слезы.

— Привет, Рива, — поздоровался он и улыбнулся.

Выглядел он таким одиноким, что она непроизвольно протянула руку, хотя и не собиралась этого делать.

Он взял ее руку.

— Может, сядем? — предложила она. — Твоя нога…

— Да. Сейчас мне трудновато ходить.

— Болит?

— Иногда.

Но Рива видела, как он поморщился, когда сгибал ногу, чтобы сесть.

— Ой, Бобби! — выдохнула она.

— Никак не ожидал увидеть тебя в центре Ласкариса. Меня это потрясло.

— Меня тоже, когда в первый день я увидела тебя на галерее.

— Можем мы хотя бы снова быть друзьями? Знаю, ты не желаешь об этом слышать, но я скучал по тебе. Рива, я невыразимо скучал по тебе!

— Почему ты уехал, ничего не сообщив? Это ударило по мне больнее всего.

— Трусость с моей стороны. Обыкновенная трусость.

— И воля твоей матери. Женитьба была ее планом? — (Он мрачно кивнул.) — Как она?

— Лучше не спрашивай.

— А дети? — поинтересовалась Рива. — У тебя остались дети?

Бобби покачал головой.

— Послушай, я был несправедлив к тебе и к своей жене тоже. Я не любил ее. Не мог любить. Я хорошо к ней относился, заботился, когда она заболела, но полюбить ее не мог. На ее месте всегда была ты, Рива. Я…

— Прекрати, Бобби! Перестань. Я не хочу этого слышать.

Он пристально смотрел на нее:

— Я должен сказать. Расставание с тобой было величайшей ошибкой моей жизни.

Рива проглотила стоявший в горле комок, а когда заговорила, в голосе было больше горечи, чем ей хотелось бы.

— Но, бросив меня, ты решил свои финансовые проблемы. Значит, все прекрасно?

— Рива, пожалуйста… — (Она покачала головой.) — Это… это съедает меня изнутри. Я прошу меня простить.

— Я… — начала она и замолчала, неожиданно поняв простую вещь.

— Что ты хотела сказать?

— Тебе ведь нужно не мое прощение. Ты должен сам себя простить.

Бобби вперился в землю. Оба молчали.

— Жизнь коротка, — нарушил молчание Бобби. — Особенно сейчас. Ты это знаешь. Есть хоть какой-то шанс, что нам удастся начать сначала?

И вдруг все эти годы завершили полный круг. Рива силилась принять случившееся, но время непонятным образом сжалось, словно и не было двенадцати прошедших лет, не было душевной боли, горя и гнева.

— Может, и есть, — ответила она.

Он прижал ее к себе так крепко, что ей стало трудно дышать.

— Отпусти, — с трудом произнесла она.

— Пока жив, я тебя никуда не отпущу.

В последующие недели им выпадали лишь крупицы свободного времени, и эти драгоценные часы они начали проводить вместе, в основном в Мдине, вдали от любопытных глаз. Они стремились уединиться, хотя Аддисон только радовался, снова видя их такими счастливыми. Они очень дорожили временем, которое проводили вдвоем. Их отношения изменились, став менее яркими и искрящимися. Оттенки их любви сделались приглушеннее. Эта любовь была отмечена жизненным опытом, горечью предательства, а теперь и прощения. Судьба начертала им быть вместе, и, невзирая на прошлое, они вновь соединились. Риве казалось, что еще тогда она поняла, чем является их любовь. Оказалось, ничего-то она не поняла. Движущей силой их любви двенадцать лет назад были желание, страсть, возбуждение и тоска. Та любовь была зависимостью. Упиваясь любовью, они приходили в неистовство, поглощались друг другом и едва не разрушились от этого.