Страница 5 из 6
что это каж дого жалко?
зверей — за то, что они звери, и воду — за то, то льется, и злого — за его несчастье, и себя — за свое безумье.
(57)
10. Дом
Б
удем жить мы долго, т а к долго, к ак ж ивут у воды деревья, как вода им корни ум ы вает
и зем ля с ними к небу выходит, Е лизавета к М арии.
Будем жить мы долго, долго.
Выстроим два вы соких дома: тот из золота, этот из м рака, и оба ш ум ят, к а к море.
Б удут дум ать, что нас уже нет...
Т ут-то мы им и скаж ем :
П о воде невидимой и быстрой
уплы вает сердце человека,
там летает ветхое время,
как голубь из Н оева века.
( 58)
п. Сон
С и н и тся блудному сыну,
снится на смертном ложе,
как он уезжает из дома.
На нем веселое платье,
на руке — прадедовский перстень, лошадь ему брат выводит.
Хорошо бывает рано утром:
за спиной гудят рожки и струны, впереди еще лучше играют,
А собаки, слуги и служанки
у ворот собрались и смотрят, желают счастливой дороги.
12. Заключение
В каждой печальной вещи
есть перстень или зап и ска, к а к в условленны х дуп лах.
В каждом слове есть дорога, путь унылый и страстны й.
А тот, кто ск азал , что может, —
слезы его не об этом,
и надеж да у него другая.
Кто не зн ал ее — не узн ает.
Кто зн ает — снова удивится, снова в уме улы бнется
и похвалит милосердного Бога.
1981
(60)
С тихотворения из
второй тетради,
не наш едш ие в ней
себе места
Пир
К то умеет читать по звездам
или раскладывать камни,
песок варить и иголки,
чтобы узнать, что будет
из того, что бывает, —
тот еще знает немного.
Жизнь — как вино молодое.
Сколько его ни выпей,
ума оно не отнимет
и языка не развяжет.
Лучше не добивайся.
А как огни потушат
и все по домам разойдутся
или за столом задремлют —
то-то страшно будет подумать, где ты был и по какому делу, с кем и о чем совещался.
(62)
Другая колыбельная
СП
И
, голубчик, не то тебя бросят, бросят и глядеть не будут, как жница оставила сына
на краю ячменного поля.
Сама жнет и слезы утирает.
- Мама, мама, кто ко мне подходит, кто это встал надо мною?
То стоят три чудные старухи, то три седые волчицы.
Качают они, утешают,
нажуют они мелкого маку.
Маку ребенок не хочет,
плачет, а никто не слышит.
(63)
Старушки
К ак старый терпеливый художник, я люблю разглядывать лица
набожных и злых старушек:
смертные их губы
и бессмертную силу,
которая им губы сжала,
(будто сидит там ангел,
столбцами складывает деньги:
пятаки и легкие копейки...
Кыш! — говорит он детям,
птицам и попрошайкам —
кыш, говорит, отойдите:
не видите, чем я занят?) —
гляжу — и в уме рисую:
как себя перед зеркалом темным.
(64)
Бусы
• Л а з у р н ы й б а б у ш к и н п е р с т е н ь , прадедовы книги —
это я отдам, быть может.
А стеклянные бусы
что-то мне слишком жалко.
Пестрые они, простые,
как сад и в саду павлины, а их сердце из звезд и чешуек.
Или озеро, а в озере рыбы: то черный вынырнет, то алый, то кроткий, кроткий зеленый —
никогда он уже не вернется, и зачем ему возвращаться?
Не люблю я бедных и богатых, ни эту страну, ни другие,
ни время дня, ни время года —
а люблю, что мнится и винится: таинственное веселье.
Ни цены ему нет, ни смысла.
Путешествие
1С^огда кончится это несчастье
или счастье это отвернется, отойдет, как высокие волны, я пойду по знакомой дороге, наконец-то, куда мне велели.
Буду тогда слушать, что услышу, говорить, чтобы мне говорили:
- Вот, я ждал тебя — и дождался; знал всегда —и теперь узнаю.
Разве я что забуду? —
Каждый хочет, чтоб его узнали: птицы бы к нему слетались, умершие вставали живыми,
звери зверят приводили,
и медленно катилось время,
как молния в раннем детстве.
1981
(66)
Старые песни
Третья
тетрадь
Памяти бабушки
Дарьи Семеновны Седаковой
(68)
п ойдем, пойдем, моя радость,
пойдем с тобой по нашему саду, поглядим, что сделалось на свете!
Подай ты мне, голубчик, руку, принеси мою старую клюшку.
Пойдем, а то лето проходит.
Ничего, что я лежу в могиле, —
чего человек не забудет!
Из сада видно мелкую реку, в реке видно каждую рыбу.
иА то же я такое сотворила, что свеча моя горит неясно, мигает, как глаза больные,
бессонные тусклые очи? —
Вспомню — много; забуду — еще больше.
Не хочу ни забывать, ни помнить.
Ах, много я на людей смотрела
и знаю странные вещи:
знаю, что душа — младенец,
младенец до последнего часа.
всему, всему она верит
и спит в разбойничьем вертепе.
ж енская доля — это прялка
как на старых надгробьях,
и зимняя ночь без рассказов.
Росла сиротой, старела вдовой, потом сама себе постыла.
Падала с неба золотая нитка, падала, земли не достала.
Что же так сердце ноет?
Из глубины океана
выплывала чудесная рыба,
несла она жемчужный перстень, до берега не доплыла.
Что в груди как вьюга воет?
Крикнуть бы — нечем крикнуть
как жалко прекрасную землю!
к то родится в черный понедельник, тот уже о счастье не думай: хорошо, если так обойдется
под твоей пропащей звездою.
Родилась я в черный понедельник
между Рождеством и Крещеньем, когда ходит старая стужа,
как медведь на липовой ходуле:
- Кто там, дескать, варит мое мясо, кто мою шерсть прядет-мотает? —
и мигали мелкие звезды,
одна другой неизвестней.
И мне снилось, как меня любили, и ни в чем мне не было отказа, гребнем золотым чесали косы, на серебряных санках возили
и читали из таинственной книги
слова, какие я забыла.
1 С .ак из глубокого колодца
или со звезды далекой
смотрит бабушка из каждой вещи:
- Ничего, ничего мы не знаем.
Что видели — сказать не можем.
Ходим, как две побирушки.
Не дадут — и на том спасибо.
Про других мы ничего не знаем.
Б ы л и бы мастера на свете, выстроили бы часовню
над нашим целебным колодцем
вместо той, какую здесь взорвали...