Повелители торнадо

– Я императрица Тьора и Хаубурга, наследственная королева Глондара, я уверена, что мой народ и крестианские воины поддержат меня. Я не хочу зла Эрику, он, возможно, ещё ребенок и не понимает, что делает. Но если бог забрал моих детей, а меня оставил, значит это имело какую-то цель. И я вижу эту цель в возрождении нашего народа и нашей веры.

– Хорошо, я вижу Вашу решимость, лошади готовы. Два монаха проводят Вас в Хаубург. Наши священники и монахи подготовят паству, но многое зависит только от Вас. Эрик может и ребенок, но он марионетка Ансельма и северных язычников, не забывайте об этом.

Анихильда, не отвечая, вышла из часовни и бросила взгляд на серую монастырскую стену, увитую зеленым плющом, за которой она провела последние годы.

На дорожке, усыпанной гравием, её уже ждал конюх с лошадью. Два сопровождающих монаха были верхом на лошадях с привязанными по бокам тюками. Анихильда достаточно легко для своего возраста впорхнула в дамское седло и попрощалась с вышедшим из часовни настоятелем Андерсом.

Она медленно ехала по дороге в Хаубург, размышляя о прошлом и своем предназначении. Монахи приотстали и ехали не почтительном расстоянии, в любой момент готовые прийти на помощь.

Императрица не простила Карелу смерть Хельги, опасности, которым подверглась их вторая дочь. Вместо того, чтобы быть рядом и защищать семью, он носился с безумными идеями спасения мира. Хотя мир уже был спасен, спасен богом. Но Карел возомнил себя равным ему, особенно после того, как встретил ту женщину, Джулию. И что же дальше, он сам принёс в жертву их вторую дочь. И если известие о гибели Хельги надломило императрицу, которая нашла утешение и самоуспокоение в религии, то смерть второй дочери словно разбудила Анихильду. Нужно действовать, бог уже дважды сказал ей это, забрав к себе её любимых, плоть от её плоти. Сигнал был ей понятен, она должна возродить святую веру. Но сможет ли она? Не берет ли она себя много, как это делал Карел? Нет, отринула женщина сомнения. Она потомок великих королей и героев, она справится.

В таком настроении Анихильда въехала в Хаубург. Город жил своей жизнью, люди сновали по свои делам, торговались с продавцами продуктов, откуда-то донесся запах свежевыпеченного хлеба, который на мгновение заглушил запах навоза, повсеместно разбросанного по булыжным мостовым узких улочек Хаубурга. Никто не узнавал в черной всаднице императрицу, она направилась прямо во дворец.

Анихильда въехала на опущенный мост, ведущий во дворец, крепость, расположенную в центре города. Ворота во дворец были открыты, но их охраняла группа селлингов.

История повторяется, подумала Анихильда, и направила своего коня на стражу.

– А ну стой, куда? – один из воинов лениво преградил путь.

– Я приехала занять свой дворец, – спокойно ответила женщина.

– Что это значит? – растерялся солдат.

– Передай Эрику, своему начальству, кто-там ещё у вас главный, что вернулась императрица Анихильда и пусть подготовят мне мои покои.

Солдаты подошли ближе, недоверчиво рассматривая всадницу.

– Вы оглохли! Живо выполнять! – громко приказала Анихильда.

Солдаты не задумываясь расступились, по привычке выполняя приказ, настолько убедительно он прозвучал. Анихильда с монахами въехала во внутренний двор, а один из стражников побежал докладывать.

Эрик по обыкновению сидел на троне, непринужденно болтая с группой придворных, пришедших польстить новому государю, а заодно может выторговывать себе какие-то преференции.

– Какая такая Анихильда? – удивился он начальнику стражи. Императрица! Эта старуха здесь? Но я ещё не посылал за ней, – растерянно закончил Эрик, глядя на входящую вслед за стражником женщину.

– Да, эта старуха здесь, – подтвердила Анихильда, рассматривая Эрика. И она твоя императрица. Не рано ли ты занял этот трон, мальчик?

– Но, это как так, – растерянно промямлил Эрик.

Появление Анихильды для него было полной неожиданностью, как и её вид. Он себе представлял её сгорбленной старухой с крючковатым носом, нечесаными космами, бормочущую непонятный и полностью безумный бред. А тут перед ним стояла уверенная в себе повелительница.

– А вот так, – пошла в атаку Анихильда. Слезай с трона и распорядись, чтобы мне подготовили мои покои, где можно переодеться с дороги, пока ты собираешь министров на совет.

– Стоп, стоп, стоп, – проговорил приходящий в себя Эрик. Так не пойдёт.

– Что не пойдет? – спросила Анихильда.

– Я здесь главный! Я сын Карела, и я император! А ты иди назад, возвращайся туда, ну, где ты там была!

– Я там, где и должна быть в своем дворце, а ты должен мне подчиниться или будешь наказан.

Но Эрик уже начал приходить в себя. Он привстал с трона, приняв какое-то решение. В это время в зал влетел Ноэлис, которому доложили о происходящем и увидел Анихильду, растерянных придворных и Эрика.

– Стража, – завопил краснеющий от гнева Эрик, – взять её! В тюрьму, к Номаю!

Стражники растерянно топтались, не зная, что делать. Это были селлинги и формально они были подданными Анихильды. Начальник стражи посмотрел на Ноэлиса. Ноэлис тоже был подданым Анихильды, но Эрик своим поведением загнал его в угол. Или они или Анихильда. Он кивнул начальнику, а тот сделал знак своим солдатам. Селлинги окружили императрицу, обнажив мечи.

– Ты сделал ошибку, – спокойно сказала Эрику Анихильда. Я вернусь сюда.

Она молча посмотрела на стоявшего у стены зала Ноэлиса и вышла в окружении стражи.

– Подождите, – сказала она во дворе стражникам и обратилась к монахам, – езжайте к владыке и всё расскажите.

– Будет исполнено, – ответил один из монахов.

– А теперь идём в тюрьму, – сказала Анихильда своему конвою.

Селлинги выполнили приказ буквально. Они зажгли факелы и отвели императрицу в камеру, расположенную напротив камеры, где сидел Номай. Камеры представляли собой небольшие комнаты, два на два метра с деревянными нарами, покрытыми соломой. Одной стены у камер не было, её заменяла решетка.

Когда факелы осветили Номая, тот приподнялся с нар посмотреть, что происходит.

– Боже мой, Ваше Императорское Высочество, – удивился он.

– Я здесь пленница, как и ты Номай, рада тебя увидеть, хотя и в таких неприятных обстоятельствах.

– Я тоже счастлив Вас увидеть, но предпочел бы другое место. Эрик, сошел с ума, должно быть.

Стража впустила Анихильду в камеру, замок был закрыт, и солдаты с факелами удалились. Коридор погрузился во тьму.

– Когда здесь кормят? – спросила темноту императрица.

– Три раза в день, думаю, через пару часов будут, – ответила ей темнота голосом Номая. Но Вы голодны – удивился Номай, – еда здесь совсем плохая и неподобающая для Вашего Императорского Высочества.

– А я и не собираюсь здесь оставаться надолго, – проговорила Анихильда, нащупывая длинный кинжал, прикрепленный под юбкой к бедру.

Янук

Янук вышел из шатра и приложил руку к глазам козырьком, пытаясь разглядеть кто пожаловал. В их лагерь въезжал новый отряд конницы. Воздух плыл от жары.

– Мерик, – сказал кто-то, тоже вышедший из палатки посмотреть, в чём дело.

Хорошо, подумал Янук. Собралось уже более десятка царей нулгов. Но Мерик имел большое войско. Янук не любил Мерика. Они враждовали уже много лет, но иметь сейчас Мерика в союзниках было очень хорошо.

Когда стемнело и стало прохладнее, Янук пошёл на сбор царей и вождей племен нулгов. В центре лагеря стоял большой шатер, в котором собралось уже более тридцати человек, некоторых Янук знал лично, о некоторых только слышал. Все выглядели очень озабоченными и нервными. Янук не помнил со времен нападения на Тьор такого количества собравшихся вождей, у кого-то было несколько десятков воинов, у кого-то сотни.

Внезапно шум разговоров прекратился и в шатер вошел инициатор сбора, главный царь нулгов Маракан. Его, иссеченное шрамами и покрытое морщинами, лицо приковало взгляды остальных собравшихся. После небольшой паузы Маркан произнес: