Страница 61 из 114
— Я полагал, вы курите «Гордость Гротода».
Сэр Пемброуз лишь усмехнулся…
Вскоре заказ принесли. Человек, прикидывавшийся мистером Драбблоу из девятой квартиры, сделал глоток кофе и зажег папиретку.
После того, как официант удалился, он начал свой рассказ…
…«Охотник на плотоядные растения»… Подумать только, а ведь когда-то я и помыслить не мог, что меня ждет такая судьба. Моя жизнь связана с плотоядными растениями с самого детства, и не сказать, что юные годы — это то, что хочется вспоминать, сидя у камина долгими зимними вечерами.
Родители мои, большие любители театра, почти все время проводили в Старом центре или на Набережных. Как вам известно, детям в Габене запрещено посещать театр, и, чтобы я не оставался один, отец с матерью отводили меня к дедушке.
Мой дедушка человеком был веселым и добросердечным. Он всегда ждал меня с нетерпением и неизменно заваривал душистый чай с имбирем. До сих пор, когда чувствую запах имбиря, вспоминаю, как смешно старик шамкал губами, улыбаясь.
Я любил дедушку, любил гостить у него. Но было в его доме кое-что, что вызывало у меня настоящий ужас. «Кое-что» стояло в углу гостиной, росло в горшке и, как мне казалось, неусыпно наблюдало за всем, что происходит в квартире. Мухоловка Бергмана, тварь с пухлым вислым бутоном-ловушкой, в котором с легкостью мог поместиться человек целиком, почти не шевелилась, но я искренне верил, что она просто прикидывается.
Дедушка, в свою очередь, относился к растению, как к старому другу: регулярно его поливал, подрезал сухие лозы, даже обсуждал с ним новости из газет. А еще он заказывал для него мух, которых привозили с рынков Хартума, — каждая была размером с кулак взрослого мужчины. Этими страшилищами он и кормил свое растение — всегда четыре раза в день. Но я знал — догадывался! — что мухоловке мало, что эта тварь в горшке пускает свои слюни на добычу покрупнее.
Сидя на дедушкином диване, я буквально спиной ощущал, как растение наблюдает за мной. Я говорил деду, что боюсь эту тварь, что она хочет меня сожрать, но он лишь отшучивался и уверял, что эти мухоловки для человека не опасны. И тем не менее, невзирая на его слова, меня охватывала дрожь всякий раз, как я глядел на растение в углу, а ночами меня мучили кошмары.
Как сейчас помню, мне снилось, что проклятая мухоловка оживает в тот самый миг, как в квартире гаснет свет, начинает шевелиться, а потом выкапывается из своего горшка и на корнях, как на щупальцах, медленно, но неотступно ползет по гостиной, взбирается на лестницу, а потом, добравшись до двери моей спальни, обхватывает ручку лозой… дверь скрипит, открываясь, и… а затем я неизменно просыпался с криком и в холодном поту.
Родители всерьез не воспринимали мои страхи, мама так и вовсе считала, что меня мучают кошмары из-за того, что я ем сладкое. Хорошо, что отец не позволил ей лишить меня той единственной конфеты, которую мне давали раз в день на ланч.
Впрочем, скоро возможное лишение конфеты перестало казаться мне чем-то таким уж ужасным. Случилось то самое, роковое событие, навсегда изменившее мою жизнь.
Однажды дедушка пропал. Он просто исчез. Бесследно.
Родители отвезли меня к нему, как обычно, но дверь никто не открыл. «Видимо, он забыл о том, что должен был приглядеть за Уолтером, и просто куда-то вышел», — так они решили и вынужденно отменили свои планы. Спектакль, на который родители собирались, был уже далеко не премьерой, и все равно мама в тот вечер раз из раза напоминала мне, какая я обуза.
На письма дедушка не отвечал и на следующий день также дверь не открыл. Тут уж всем стало ясно, что что-то стряслось. Родители вызвали констебля, тот вскрыл замок и провел нас в квартиру.
Пальто и шляпа дедушки висели на вешалке в прихожей, но самого его дома не оказалось. Учитывая, что входная дверь была заперта изнутри, констебль лишь развел руками.
Я знал, что произошло на самом деле. Я пытался сказать, что дедушку сожрало растение из его гостиной, но мне никто не поверил — полицейский расхохотался, а мать пригрозила мне поркой, если я продолжу настаивать на своих бреднях.
Дедушка так и не нашелся. Я не мог спать ночами — теперь кошмары являлись постоянно, и в каждом из них растение из гостиной набрасывалось на моего деда.
Я начал бояться всех мухоловок — даже крошечных, поскольку знал, что однажды они вырастут и сожрут кого-нибудь. Этот страх не оставлял меня ни на мгновение, он заполонил меня всего, подчинил себе. Вы, господин доктор, должны знать, как называется подобное состояние. Фобия, верно.
Время шло, и моя фобия росла вместе со мной. Порой доходило до того, что у меня перехватывало дыхание и я начинал задыхаться, стоило мне оказаться в одном помещении с плотоядным растением.
Родители, конечно же, знали о моей болезни. Мать считала, что я просто все выдумываю, чтобы привлечь к себе внимание, но отец мне поверил. Настолько, что пригласил к нам доктора Рауха из лечебницы для душевнобольных «Эрринхауз». О, этот страх в ваших глазах, доктор Доу! Само собой, вы знаете, о ком идет речь. Вынужден подтвердить: в жизни этот человек столь же жуткий, как и в тех аудиодрамах, которые описывают его злодеяния. И хоть тогда еще никто не знал о его чудовищных экспериментах, а сам он считался уважаемым врачом в области психиатрии, те чувства, которые он вызывал одним лишь своим присутствием… Я не могу это описать. «Кошмар» — наиболее подходящее слово.
Мы остались с доктором Раухом наедине, и, признаюсь вам, в тот миг я на какое-то время забыл свои прежние страхи: вы не будете бояться огонька свечи, глядя на пожар, так?
И тем не менее, я и сам не заметил, как все ему выложил: о растениях, о дедушке и о прочем. И тогда он сказал то, что навсегда отложилось в моей голове: «Страх — это вымысел, болезнь разума». Именно из разговора с ним я и узнал это слово… «фобия»…
Доктор Раух начал учить меня, как победить фобию. Он сказал: «Чтобы вылечиться от ужаса, нужно делать регулярные прививки страха и постепенно увеличивать дозу». А потом он дал мне кое-что. Крошечный бумажный конвертик, в котором было одно-единственное маленькое коричневое зернышко.
Как только я понял, что это, у меня случился очередной приступ. Я так и видел, как из этого зернышка выбивается росток, как он все увеличивается, пока не заполняет собой уже всю комнату…
Доктор Раух уставился на меня своим взглядом профессионального мучителя и улыбнулся, словно наслаждаясь моим ужасом. Он сказал: «На столе лежат клещи для колки сахара, мальчик. Если ты хочешь убить свой страх, поднимись со стула, подойди к столу, возьми клещи и расколи это зернышко. Либо ты найдешь в себе силы, либо задохнешься».
Не передать словами, как мне было тяжело просто понять, что от меня требуется, но я смог. Я уничтожил зернышко — раскрошил его клещами. И тогда доктор Раух зааплодировал. Он сказал: «Ты уже убил свою фобию. Дело за малым. Закопать ее труп поглубже».
Сказать, что он сильно преувеличивал — значит, ничего не сказать: как и прежде, я все еще задыхался от одного вида плотоядных растений, и они регулярно продолжали сниться мне в кошмарах. Но у меня не было выбора, и я начал этот ужасный эксперимент над собой по рецепту бессердечного доктора.
Я начал с зернышка. Отец клал его на подоконник и оставлял меня с ним наедине. В первый раз я продержался двадцать секунд. Во второй — двадцать пять. В третий — почти минуту. Уже на четвертый раз я смог высидеть в одной комнате с этим будущим монстром четыре с половиной минуты, пока страх не вытеснил весь воздух из моих легких.
Пытка продолжалась до тех пор, пока леденящий душу ужас перед зернышком постепенно не превратился в простое недоверие к нему. Вскоре я уже мог находиться рядом с ним часами, не испытывая ни одного симптома фобии. В какой-то момент закончились даже кошмары.
Радоваться, впрочем, было слишком рано — предстояло самое сложное. Зернышко почти перестало вызывать у меня какие-либо болезненные позывы, и настал черед его посадить. Все верно, вы не ослышались. Я должен был собственными руками вырастить плотоядную тварь, такую же, как и та, которая сожрала моего деда. И я сделал это. Поместил зернышко в землю в небольшом горшке и регулярно поливал его, втайне надеясь, что из него ничего не вырастет.