Зарево. Пекло

Натянула плотные черные штаны, похожие на форму; завязала берцы, схватила пожитки и вылетела из душной кабины, затем замирая на месте. У раковин стояла Сара, облокотившись о стену и скрестив руки на груди.

– Крис попросил удостовериться, что ты в порядке, – спокойно доложила она, однако участливо всматриваясь в мое лицо. – Но, судя по всему, все не так прекрасно, как ты говорила, – я нехотя подошла к запотевшему зеркалу, вытерла его, всматриваясь в свое отражение.

– Все в порядке, – ответила твердо, обернувшись к Саре. Та цокнула.

– Ну, это звучит почти убедительно, – хмыкнула, сделала шаг ко мне, захватывая в свои крепкие объятия. – Котик, говорю нашим оболтусам, и тебе скажу: не держи эмоции в себе, хуже будет. Лучше выскажи, выкричи, выплачь. Не держи в себе. Если тебе будут нужны мои уши или мое плечо, помни о том, что я рядом.

– Я бесконечно благодарна тебе, Сара. Правда, – я отпрянула от девушки, посмотрела ей в глаза. Улыбнулась искренне и мягко.

– Хотя бы в этом случае ты говоришь откровенно, – лицо Сары просеяло. – Крису, так понимаю, говорить о слезах мы не будем? – Карани лукаво сощурилась, а я спешно закивала.

– Я понимаю, что всем нам страшно. Что все растеряны и опустошены, но смотря на вас, я стараюсь соответствовать и держаться. Так сказать, следую завету Льюиса "не отчаиваться".

– Знаешь, Штеф, как бы Крис не продвигал эту идею в массы, он сам порой забывает об этом. Или предпочитает забыть. Так или иначе, нужно собственный непоколебимый стержень иметь, чтобы действительно постоянно себе об этом завете напоминать. Как бы там не было, мы ведь бойцы не по профессии, а по духу? А потому все нам под силу. Прорвемся, правда? – я обмерла, глядя на Карани. Она говорила именно то, что мне было нужно услышать.

– Прорвемся, – утвердительно кивнула. – И со всем справимся. А теперь пойдем ко всем, боюсь, мы выбьемся из данного Робертом времени. И, если прямо совсем разоткровенничаться, нужно поспеть, пока Норман не опорожнил свою фляжку.

***

Поздним вечером, как Грин и обещал, мы были представлены другим выжившим. Все это происходило в большой столовой, находившееся не в самой резиденции, но в примыкающем к ней здании (как раз в том, где и обосновалась большая часть остальных проживающих здесь людей) – это было трехэтажное сооружение вытянутой формы и соединенное со зданием резиденции общей галереей второго этажа.

Пока Грин в сотый раз описывал то, как здесь проживают спасшиеся, я этих самых людей жадно рассматривала. Были дети, были подростки. Мужчины, женщины, темные, светлые; одетые с иголочки и оборванцы. Были все. Загнанные и напуганные, потерянные и абсолютно спокойные. Были и те, кто нас осматривал с большим интересом и скрупулезностью, чем мы их.

Наконец нам была представлена та темноволосая девушка – Виктория Кремер. В лучшие времена работала врачом, и теперь следила за медицинской комнатой. С горгоновцами она сразу попыталась найти общий язык. Крайне доброжелательно со всеми беседовала, представила нам брата-близнеца Даниэля и младшую сестру Монику, которая, в отличие от брата с сестрой, могла похвастаться копной светлых кучерявых волос и миловидным личиком.

Грин указал нам и на свою юную дочь – Эмми; она держала в руках блокнот, в котором в дальнейшем аккуратно вывела наши имена. Пока девушка записывала, я заглянула через ее плечо – не считая нас, в резиденции находилось пятьдесят восемь человек.

Самое удивительное, что эта книга с именами здесь проживающих, была единственным, что объединяло их. Дисциплина и контроль, ставшие для меня столь привычными из-за нахождения среди "Горгоны", здесь не осуществлялись от слова совсем, а руководящая роль Грина существовала чисто номинально. Все, чем он здесь заведовал, была книга с именами, да связка ключей от кабинетов. У каждого свои припасы, каждый делал, что хотел и когда хотел; мог спокойно покинуть территорию резиденции, мог возвращаться, когда заблагорассудится. Режим потребления света и воды, о котором нам так много говорили, соблюдался тоже не идеально; когда Сборт узнал, что дежурства не назначаются, и вовсе помрачнел, хоть и промолчал.

С особенным интересом нас разглядывали дети. Их было человек двенадцать; все сидели поодаль, за длинным столом. Судя по всему, детей специально посадили подальше, ведь и взрослые оглядывали горгоновцев с опаской. Вскоре я поняла, что на меня, смотрят с таким же выражением, как и на военных. Я стояла с горгоновцами, была одета похожим на них образом. И если Сэм стоял, улыбаясь, воодушевленный, благодарный и искренне счастливый, то я скорее скептически осматривалась, анализируя окружающих меня людей.

Сборт был напряжен. С каждым движением Грина, с каждым шевелением среди собравшихся, с каждым новым словом или пояснением Роберт все серьезнел. Последней каплей, как мне кажется, стала настоятельная просьба Джона о том, чтобы военные не передвигались на территории резиденции с оружием. Роберт ни то закашлялся, ни то засмеялся. Он поднял в успокоительном жесте руки.

– Нет, – коротко и четко сказал он, и его полный внутренней силы голос в глухой акустике зала звучал куда убедительнее, чем голос Джона, – мои ребята имеют полное право иметь при себе оружие. Если у вас не налажена система охраны от внешних и внутренних угроз, я считаю вполне обоснованным иметь при себе средство самозащиты, – Сборт говорил спокойно, с расстановкой. – Я не иду на конфликт, и принимаю возможность дискуссии и нахождения консенсуса. Завтра с утра, на свежую голову, предлагаю обсудить все детали нашего сосуществования. И прочие вопросы. А сегодня, Джон, мы побеседуем один на один; полагаю, нам есть что обсудить.

– Безусловно, безусловно. Но, все же, об оружии. У нас не так много правил, и потому я настоятельно прошу вас выполнять имеющиеся, – постарался вставить Грин, но он волновался, и его дрогнувший голос был…Чуть менее веским.

– Ваши правила не имеют никакого смысла без четкого их структурирования и ясной системы санкций за их нарушение, – Роберт чуть улыбнулся, качнув головой, – стараясь контролировать в мелочах, вы теряете общую дисциплину, а это всегда грозит… Неприятностями, – осторожно проговорил он, окинув притихших людей взглядом. – В условиях нынешней ситуации вам нужна не только охрана и защита, ради чего, собственно, вы и пригласили нас сюда. Но это, опять же, я предлагаю обсудить все детально и поэтапно. Есть даже незначительные вещи, которые стоит, однако, обговаривать без лишних ушей, – Сборт кивнул на малышню. Грин переглянулся с группой людей за ближайшим столом. Те сдержанно, некоторые и нехотя, кивнули.

– Тогда обсудим все поэтапно, – выдохнул Грин, повернувшись к Роберту. Тот глянул на часы.

– Пятнадцать минут одиннадцатого, – почти про себя проговорил командир. – Джон, подойди в мой кабинет минут через тридцать. Остальным до утра, – и, не одарив прочих собравшихся и взглядом, повернулся к горгоновцам. Махнул рукой, все спешно покинули свои места, скоро направляясь к дверям из столовой. Когда выходили, Роберт тихо сказал, чтобы услышали только мы, – сейчас все идете за мной.

5

Все молчали.

Роберт расположился на высоком кожаном кресле за столом у окна, сцепил руки в замок и, похлопывая большими пальцами друг о друга, молча наблюдал за нами. Только Крис, стоявший у окна, не попадал в угол обзора командира. Льюис был хмур и сосредоточен.

Михаэль ходил из угла в угол, напряженно думая и перехватив руки за спиной. Норман баловался с монеткой; за ним меланхолично наблюдала Сара. Стэн сидел на полу, облокотившись о стену и закрыв глаза. Стивен просматривал старые документы из шкафа, а мы с Сэмом аккуратно сидели на темно-зеленом диване; Сэм, боясь пошевелиться, и я, опершись о ноги предплечьями.

Каждый занимался чем-то своим, витал в своих мыслях, и не думал нарушать тишину, воцарившуюся с момента нашего выхода из столовой. Невидимое напряжение практически ощутимо почти на физическом уровне. Никто не решался начать говорить, потому что было непонятно с чего начать.