Эдвард Григ

Пер Гюнт лениво расхаживал среди гостей и вдруг остановился. Молоденькая белокурая девушка проходила мимо, держась за юбку матери и опустив глаза. В руке у нее был молитвенник. Пер никогда прежде не видал эту девочку, но ни одна принцесса его мечтаний не была так прекрасна и так необходима ему. Значит, не только в сказках, но и в самой жизни бывают чудеса! И он остановился перед этим чудом, созерцая его в неисчерпаемом восторге.

Он узнал ее имя — Сольвейг, что значит: солнечный путь. Он хотел сказать ей, что отныне она будет солнечным путем в его темной жизни. Но она, вероятно, не поняла его. Сначала она танцевала с ним довольно охотно, но потом, когда он назвал свое имя, вдруг убежала, сказав, что ей нужно поправить подвязку на чулке.

Ну и заметался же он! Ему хотелось разнести в щепки весь праздничный двор и дом! Все смеялись над ним. Найдя Сольвейг, он бросился к ней. Но она была осторожна и прошла мимо. Когда же он в отчаянии пригрозил ей, что явится ночью, превращенный в тролля, и съест ее маленькую сестру, она подняла на него свои светлые глаза — ни у кого не было таких глаз! — и сказала: «Какой ты стал безобразный!» И он отошел, скрежеща зубами.

(«Музыка! — думал Ибсен. — Не только отдельные эпизоды, но все действие с начала до конца должно быть пронизано народной музыкой. И есть только один человек, который сумеет сделать это!»)

…Когда наступил вечер, среди гостей распространился слух, что красивая Ингрид, невеста, внезапно исчезла. Пер Гюнт запер глупого жениха в амбар и бежал с невестой в горы. А еще раньше он посадил свою мать на крышу, чтобы она не мешала. И старая Озе сидела на крыше до рассвета и махала руками. Издали ее принимали за ветряную мельницу, и оттого никто не снимал ее, а криков ее не было слышно: гости отплясывали спрингар и скрипачи «жарили от уха до уха», так что парочка успела уйти далеко. Ингрид торжествовала. А у Пера все время было злое лицо.

…Старая Озе долго сидела на крыше. Когда же испуганные крестьяне подошли поближе и обнаружили, что не мельница машет крыльями, а женщина взобралась на такую высоту, они приняли ее за нечистую силу и хотели убежать. Но Озе заголосила, и ее узнали. Очутившись на земле, она сама указала, в какую сторону бежал ее сын, так она была зла на него! Родичи Ингрид пригрозили убить на месте похитителя. Но Озе тут стала кричать, что не позволит им убить ее дорогого мальчика, который лучше их всех. Подобные противоречия были в ее характере. Так, например, увидав издали Пера и Ингрид, она прошипела: «Хоть бы ты себе шею свернул, проклятый!» Но в ту же минуту, испугавшись за него, потому что тропинки были крутые, она громко крикнула: «Осторожнее, не оступись!»

А у Пера было в это время отвратительно на душе. Он похитил чужую невесту не потому, что любил ее или прельстился богатством ее отца. Просто он хотел отомстить Сольвейг и, кстати, проучить своих недругов, которые смеялись над ним. Но вот теперь желание мстить прошло, а Ингрид сразу стала чужой и ненужной. Она плакала и жаловалась на его бессердечие. А вдали еще не смолкли звуки танцев.

И медленно, медленно возвращалась Ингрид навстречу отцу и всей родне. Ее подвенечное платье было изорвано о скалы, ноги изранены. А уж на сердце…

(«Музыка, — думал Ибсен, — грустная, жалобная, вроде тех причитаний, которые я не раз слыхал… Впрочем, не знаю…»)

До сих пор все было очень реально, как бывает в любой норвежской деревне. Пер Гюнт был объявлен вне закона за похищение чужой невесты, и ему пришлось скрываться в горах. Вот тут-то он и очутился в пещере короля гор.

Началось с того, что он встретил в горах девушку в странном наряде из листьев. Она назвала себя дочерью короля гор. Некоторые мысли, высказанные ею, показались Перу довольно верными, например мысль о том, что черное — это белое, а безобразное — прекрасно. Он и сам часто так думал. Правда, одежда принцессы несколько напоминала зеленые лохмотья, а лицо временами искажалось странной гримасой. Но ведь не каждый же день живая принцесса делает тебе предложение, а она явно намекала на это. И ему ведь все равно нет возврата домой. «Сюда, мой скакун!» — крикнула принцесса. На ее зов прискакал огромный поросенок, и парочка мигом очутилась в пещере короля гор Довре.

…Вначале Пер ничего не мог разобрать. Какие-то тени обступили его в полумраке; они стали дробиться, подниматься, и уже над головой летал густой рой странных крылатых зверюшек. Это были тролли и кобольды — дети, внуки и правнуки короля гор.

…Король сидел на мшистом троне

В короне черно-золотой…

У него, кажется, было две головы. Впрочем, в глазах у Пера все двоилось… Король Довре говорил с ним вежливо, как дипломат. Он внушал Перу, что ему надо заглушить в себе все человеческое и сделаться настоящим троллем. Следует выпить вино троллей (омерзительный напиток!). Пер выпил. Потом тролльчата привязали ему длинный хвост — знак особого достоинства…

Пер на все соглашался. Быть королем, хотя бы и у троллей, — этого не мог предложить ему отец Ингрид! Он позволил прицепить себе хвост, выпил горькое вино, махнул рукой на безобразие принцессы, но, когда король Довре предложил ему небольшую операцию: надрезать левый глаз, чтобы все видеть так, как видят тролли, Пер заупрямился. Как у него ни шумело в голове, но мысль, что он останется троллем навсегда, ужаснула его. Он бросился к выходу. Но не тут-то было! Он натыкался на острые камни, а тролли и тролльчата кусали, щипали и царапали его, грозили зажарить на вертеле и сварить его в супе. Пер делал неимоверные усилия, чтобы проснуться. Вне себя он упал на груду сухих листьев и потерял сознание. В это время раздался колокольный звон, дворец короля рухнул, и все исчезло.

А старая неутомимая Озе всюду искала своего сына, и семья переселенцев помогала ей. Но отец этой семьи сказал ей: «Зачем вы ищете его? Он погиб, и душа его погибла». Одна лишь старшая дочь, Сольвейг, — уж не отравой ли опоили девушку? — не отходила от Озе и все просила, чтобы она рассказала про Пера как можно больше, как можно больше! И о детстве и об отрочестве — все, что возможно! «Полно, милая, ведь ты устанешь слушать все это! За двадцать лет, шутка ли, сколько накопилось!» Но Сольвейг подняла свои светлые глаза и отвечала:

О нет! Скорее вы

Устанете рассказывать, чем я

Устану слушать!

… И в первый же снежный зимний день она покинула свой дом и свою семью и прибежала на лыжах в самую глубь леса. О, как ее тянуло сюда! Ей так трудно дышалось дома! И, когда она бежала в лесную глушь, встречные прохожие спрашивали ее: «Куда ты, девушка?» И она отвечала: «Домой!»

Жаль было родных, и все же она прибежала туда, где одинокий Пер построил себе избушку. В руках у Сольвейг был маленький узелок — все ее имущество. Она сказала, что никогда не вернется к родным и разделит с ним всю его жизнь.

Итак, перед ним открылся Солнечный путь. И это был не сон, не мечта, а подлинная жизнь, чудо жизни. Его счастье было слишком велико, чтобы он мог говорить. Он молчал. Он только попросил Сольвейг подождать его в избушке, пока он принесет из леса дрова… Он шел с топором по лесу и задыхался от радости, и не понимал, что с ним делается. Но разве может долго длиться чудо жизни? Разве человек достоин этого? Особенно человек, который уже побывал в царстве троллей и не победил их! Встреча с троллями — это большое испытание, и от того, как ты вел себя с ними, зависит иногда твое будущее. На повороте Пер Гюнт увидал хромую женщину в зеленых лохмотьях, которая тащила за руку маленького уродливого мальчика, тоже хромого и оборванного. Женщина увязалась за Пером, не отставала от него, лепетала какую-то чепуху, но, когда он внимательно всмотрелся в нее, то узнал дочь короля Довре, а в маленьком тролленке, который несколько раз назвал его папой, Пер стал различать собственные черты.