У подножия Саян

Перед началом больших ветров весны Лапчар поехал в Шивилиг. Нужно было пополнить запасы продуктов, купить кое-что, справить неотложные дела.

От Кулузуна до колхозного центра — день добрый езды, и путь этот совсем нелегок: дорога не проторена, местами шел пешком, взяв лошадь под уздцы. Во второй половине дня его застал буран. До стоянки оставалось не так много. Вдруг конь остановился, как вкопанный. Лапчар прошел вперед и увидел лежавшего поперек заметенной дороги человека...

Они долго сидели втроем, разговаривая, пили чай. Как хорошо было Эресу с ними. У него есть такие друзья!

Лапчар поднялся. Надо накормить овец. Эрес вызвался пойти с ним.

Ветер бушевал по-прежнему. Выпускать овец из кошары в такую непогодь — значило погубить не один десяток. Посоветовавшись, друзья взяли большие кожаные мешки, набили их сеном, сметанным в тугой стожок у кошары, и вошли внутрь. Овцы окружили их плотной блеющей массой, жадно хватали разбрасываемое сено, тянулись к мешкам, остро пахнущим летом... А вернувшись, снова говорили, так и не легли спать.

Эрес торопился. Чабан ждет не дождется помощи.

Утром Лапчар оседлал двух коней, чтобы проводить Эреса. Тот поблагодарил Анай-кыс, попрощался. Она долго смотрела им вслед и улыбалась.

— Если бы ты не отполз от коня, все, конец, — сказал Лапчар, когда они отъехали от зимовья. — Я бы просто не заметил тебя!

— Верно, — кивнул, удивляясь своему спокойствию, Эрес. — Счастье, что я куда-то пополз в беспамятстве, со смертью боролся.

И ему вспомнилось, как в те страшные минуты, в полубреду, задыхаясь от снега и ветра, он думал о Долаане, слышал ее смех — ласковый, звонкий. Вот тогда-то он, уже ничего не соображая, пополз к дороге, бросив теплый бок коня. Рассказать ей об этом — улыбнется. А что у нее на душе — разве поймешь. И все-таки он благодарен ей.

Чабан переживал, слушая рассказ Лапчара о случившемся. Он хлопал себя по коленям, качал головой. Он решительно отказался от услуг Эреса, когда тот вызвался ехать за сеном. «Отдыхай, набирайся тепла». Взял с собой Лапчара.

Утром было светло, солнечно. Последние порывы большого ветра подмели небо. И, как это всегда бывает в Туве, вслед за бураном показались первые признаки весны.

Вершины гор и перевалов облысели: ветер снял с них снежный покров. Потемнели леса, пахнуло влажным воздухом гор.

...Утренние и вечерние заморозки. Закатные розовые зори — это ли не приметы наступающей весны! Скоро прилетят скворцы. Над стоянками закружатся в свободном парении коршуны. В тайге начнутся нескончаемые птичьи концерты. И ничто уже не сможет заарканить весну, удержать ее буйный порыв.

Эрес вышел из юрты. Перед ним распахнулись степи Агылыга во всей своей первозданной красе. Снежные просторы, по которым уже перекатывались лучи весеннего солнца, резали, слепили глаза. Когда Эрес ехал сюда, все тонуло в белой круговерти, и он не мог даже представить эту неоглядную ширь, от которой захватывало дух.

Некоторое время он стоял, глубоко дыша запахами просыпающейся земли. Потом не спеша оседлал коня и выехал на горку, пологим курганом высившуюся недалеко от стоянки чабана. Кругом белели поля, на них то там, то тут выбегали стайками из тайги кудлатые березки. Вот бы проехаться по этим просторам на тракторе, взрыхлить их и засеять хлебом! Сколько зерна соберешь!..

На своем отдохнувшем за двое суток коне Эрес скакал от полянки к полянке, от проталины к проталине. Иногда спешивался, брал в руки горсть промерзшей земли, мял ее в теплых ладонях и, отогрев, бросал по ветру... Земля прилипала к пальцам, лоснилась. Плодородная, разве можно этого не видеть? Теперь ему не терпелось вернуться и поговорить с таргой. Как можно не замечать того, что готово принести людям радость и богатство, — нетронутую плугом землю?!

Вернувшись на стоянку, Эрес поделился своими мыслями с чабаном. Тот сказал:

— Один молодой парень загорелся желанием освоить эти земли. Неподалеку отсюда, — чабан махнул рукой, — его могила... Так вот, этот парень приехал сюда с лошадьми поднимать целину. И что же? В первую же ночь его убили. А кто — неизвестно. С тех пор дело заглохло.

В тот же день Эрес тронулся в обратный путь. Ехал и думал, как будет говорить с председателем — спокойно, убедительно. Торопиться надо, скоро весна... Конечно, колхоз не откажет, даст хотя бы один трактор.

Пожалуй, кое-кто будет упорствовать: осторожность прежде всего. Но таргаларов можно уговорить. В конце концов никакого риска, а выигрыш явный — десятки, сотни гектаров новой пахоты. Нет, медлить нельзя...

Эрес спустился с горочки и невдалеке увидел то, что искал его взгляд, — могильный холмик. Подъехал поближе. На скосе могилы ржавел старый плуг. Ни надписи, ни памятника. Оградка из металлических прутьев.

«Такой плуг, — вспомнилось Эресу, — в народе называли «подмогой». Государство давало плуги бесплатно, как дар и помощь».

Многое передумал Эрес, стоя у одинокой могилы. Что за человек он был? Сюда, в это безлюдье, трус не заберется. Конечно, это был герой, он хотел обуздать дикие степи, заставить их служить людям. Стало обидно за смельчака, чья мечта так и осталась неосуществленной.

Эрес снял шапку, поклонился одинокой могиле, отдавая дань тому, кто покоился в ней, и зашагал к своему коню.

Всю дорогу мысли его были заняты судьбой храбреца-землепашца, и его образ, неведомый, далекий, неизменно связывался с его, Эреса, планами...

Похолодало. Грива коня покрылась инеем. Проезжая мимо обвала Чазарадыра, Эрес обернулся — ему показалось, будто справа мелькнула тень. Он придержал коня и увидел лису. Рыжая плутовка неторопливо и как-то странно, вприпрыжку, убегала в сторону скал. Внимательно присмотревшись, Эрес понял: лиса тащила с собой капкан — она прихрамывала. Эрес свистнул и лиса шмыгнула к ущелью. Тогда он привязал своего коня к кустам и пошел по следу.

Вот и обрыв. Он глянул вниз. На выступе стены, в неглубокой расщелине, сверкали глаза зверька. Ему захотелось выгнать лису наверх.

Он окинул и сторону, ища камень побольше: швырнул в пропасть — вот шуму будет. Сковырнул ногой крупный, гладкий от ветра булыжник. И — замер: в ямке лежал сверток. Наметанным глазом определил — тряпка сухая, чистая. Он развернул ее и не поверил глазам: револьвер системы наган. В гнездах — патроны. Он выложил их на ладонь, нажал на спусковой крючок — сработал. Пощелкал — все в полной исправности. Вороненая сталь чуть лоснилась от смазки. Оглянувшись по сторонам, положил револьвер в карман.

Про лису Эрес давно забыл, всю дорогу раздумывал, кому мог принадлежать наган. Стороной мелькнула мысль: «Кто-то охотится здесь, ставит капканы».

Прибыв в поселок, направился к колхозной конторе.

Напрасно спешил! На двери правления висел огромный замок, похожий на черную собачку, свернувшуюся от мороза. «Что ж, придется завтра», — подумал он и нехотя направился к Шырбан-Кокам.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

В эту ночь Эрес спал плохо, тревожно. То и дело просыпался, ворочался, вспоминая события последних дней и все, что было с ними связано. Буран, овцы, могила смельчака, Далаана.

Поднялся он рано: чего зря мять постель. Наскоро умылся и вспомнил о револьвере. Он всегда уходил чуть свет, словно его ждали дела, не терпящие отлагательства. Вчера они перемолвились двумя-тремя словами, Эресу не хотелось разводить беседу — он ушел к себе. Достав наган, Эрес еще раз осмотрел его, разобрал и вычистил до блеска. В армии его автомат обычно сиял, как зеркало.

Когда он протирал патроны, неслышно вошел Мыйыс-Кулак. Увидев револьвер, на мгновение застыл, затем принялся с нескрываемым любопытством разглядывать, словно на столе перед ним лежала невиданная диковина. Потом, так же молча, взял его в руки, неумело повертел и осторожно, двумя руками, положил.

— Никогда не держал в своих руках ничего, кроме метлы и веника...

— Это револьвер! — прокричал Эрес, не спуская глаз со старика. — Нашел в верховье Агылыга. Сдам его в милицию.