Страница 4 из 25
Главарь поднялся с трона и зло прищурился.
– Оставь их! – с сиплой ненавистью проговорил он. – Для этих двоих у меня имеются особые планы, – лиходей снова захлебнулся нервным перекатывающимся смехом.
– В загон всех! – скомандовала Литара.
Главарь и его спутница повернулись к арене спиной и скрылись в недрах Крактан. Пятеро надзирателей, присматривающие за толпой со стороны, зашевелились и, подкрепляя свое главенство грязной бранью вперемешку с жесткими пинками, суетливо принялись разворачивать скопище плененных канри. Одноухий стражник с обиженной физиономией долго смотрел на меня, затем дождался, когда я повернусь спиной и исподтишка нанес хлесткий удар дубинкой в мою незащищенную спину. Между лопаток вспыхнуло ощутимое болезненное жжение, быстро расползающееся к плечам и пояснице. Я сдавленно закряхтел и рухнул на одно колено.
– Вот так, – раздался сзади тонкий смешливый голосок подлого громилы. – Что? Думал я оставлю свое ухо тебе бесплатно? Не дождешься, ящерица. Наш хозяин не прощает обид, и мы тоже. Надеюсь, что ты, шваль, не протянешь до завтрашнего утра. А если будешь еще жив, то мы с ребятами заглянем к тебе на светскую беседу.
– Борк! – строго окликнул толстяка один из конвоиров. – Что сказал Люто? Оставь его. Сам знаешь, что бывает за неподчинение командиру.
Сальный верзила скорчил виноватую гримасу, кивнул и заспешил в начало колонны.
Нас гнали по песчаному плато вглубь арены, где располагались открытые нараспашку деревянные створки ворот, ведущих, как можно было предположить, во внутренние коридоры. И уже через несколько мгновений мы гуськом проталкивались по темным затхлым тоннелям твердыни. Где-то вдалеке слышался звук падающей воды. Должно быть, один из подземных источников заявлял о своем существовании. Пахло сыростью, гнилью, безнадегой, а еще пуще отчаянием. Минуя несколько поворотов, мы оказались в большом круглом каменном мешке. С высокого потолка свисали ржавые клетки, дно которых заполняло рваное истлевшее тряпье и серые, выскобленные временем кости. В покрытых плесенью стенах, в три яруса друг над другом, виднелись решетки камер. К каждому этажу прилегали узкие потрескавшиеся ступени, вдоль коих на значительном расстоянии друг от друга чадили факелы, испуская тусклое марево янтарного света. Это была настоящая тюрьма.
Пленников разделили по трое и распихали по разным казематам, разместив всех как можно дальше друг от друга. Я и Тамиор были заперты вместе с одним из служек кабака, где нас и пленили. Худощавый канри молчал и не реагировал на любые попытки завести разговор. Казалось, что бедняга не имел сил оправиться от случившегося и, замкнувшись в себе, безутешно ждал конца. Давинти также исчез из вида, впрочем, его напуганный и одновременно возмущенный ропот доносился до нашей камеры откуда-то снизу.
– Принимай гостей, Думитур! – выкрикнул конвоир, вешая замок на засов последней клетки.
– Слышу-слышу, – раздалось в ответ. – Наконец-то и мне будет с кем словечком перекинуться. А то уже с месяц в тишине да безмолвии. Видать, Люто не торопился на этот раз.
– Наслаждайся, – сухо бросил стражник и нырнул во тьму коридора.
Одна из решеток пронзительно заскрипела. Мы с белобородым удивленно прильнули к металлическим прутьям, отделяющим нас от свободы, и уставились на далекое дно тюремной ямы, откуда и исходил звук.
По пути сюда я старательно запоминал каждый изгиб, всякую пядь катакомб, однако усталый взор так и не смог приметить чего-то хоть сколько-нибудь необычного. Теперь же камера, расположенная на отшибе нижнего полукруга клеток и показавшаяся мне прежде вовсе пустой, медленно наполнялась бледным свечением. Приглядевшись, я различил границы низкой кровати, наскоро, кое-как сколоченный узкий стол с горящей свечой и такой же неказистый табурет.
Худощавая тень внутри зашевелилась, створки подались вперед, и на пороге каземата появился скрюченный силуэт. Это был старый, покрытый древними морщинами человек. Время не пожалело его тело. Вместо правой ноги, незнакомец опирался на костыль, справленный из сучковатой коряги. А левая рука, начисто лишенная кисти и половины предплечья, свисала вдоль туловища безвольной культей. Голова старика не имела ни единого волоса. Зато лоб и лысую макушку сплошняком покрывала россыпь бугристых шрамов. Страшные увечья рваными уродливыми бороздами сползали на скулы, подбородок, обхватывали тонкую шею и, наконец, превращали пожилой облик в жуткое подобие истрепанной лоскутной куклы. Одет человек был в драные кожаные лохмотья, что, возможно, в далеком прошлом служили ему неплохой защитой, но ныне представляли собой лишь отголосок былого, как и он сам.
Дед медленно, опираясь на костыль, выбрался на середину булыжной мозаики пола темницы и деловито почавкал пересохшим ртом.
– Посмотрим-посмотрим, кого нынче принес соленый ветер, – жадно втянув затхлый воздух, беззлобно улыбнулся он и заковылял вдоль стен, с усилием всматриваясь в полумрак камер. – Так-так, – удовлетворенно проговорил Думитур, – кто тут у нас? Канри? Старые глаза уже совсем не те. Подводят. Видят порой то, чего нет, – посетовал он и вновь шумно зашмыгал носом. – А вот нюх… На нюх я всегда мог положиться. Не обманул он меня, значит, и сейчас. С три десятка канри, человек, тил и броктар, – заключил странный старикан. – Какое разнообразие. Насыщенное представление должно получиться.
– Ты еще кто такой?! – прорычал Тамиор, вращая затылком из стороны в сторону и пытаясь плотнее прижаться лицом к прутьям решетки, чтобы рассмотреть загадочного калеку. – Если тебя, старая развалина, приставили в качестве сторожевого пса, то значит, я определенно ошибался насчет Люто. Этот кусок вонючего мяса еще более безрассуден, чем я думал. Потому что после того, как мы выберемся из камеры, нас будет невозможно остановить. И дряхлому старикашке это уж точно не под силу, – бородач перевел дух и уже спокойно продолжил: – А если ты такой же заключенный, как и мы все, то почему не сидишь в своей конуре, а прогуливаешься на свободе?
– Интересно-интересно, – раздалось снизу. – Люди… Всегда дерзкие, яростные, рвущиеся в бой по причине и без нее. Хе-хе-хе, – старик сухо хмыкнул. – Когда-то я и сам был таким же… Вечер обещает быть зрелищным.
– Проклятье! Да, кто ты?! – нервно воскликнул рыцарь. – Говори! Иначе…
– Иначе что?! – резко перебил белобородого незнакомец. – Хотя, это не важно. Я все равно отвечу на твой вопрос, человек. Я здесь не для того, чтобы поддерживать бестолковую перебранку.
Послышалось шарканье.
– Молодость, – со вздохом и нотками печали протянул калека, – необъятное желание получить все ответы, не сходя с места и без каких-либо промедлений. М-д-а-а… Хотя я поддерживаю твое стремление потрепать языком.
Старик принялся, кряхтя, подниматься по узкой лестнице и через некоторое время предстал перед нами по другую сторону клетки. Вблизи его внешность поражала и отталкивала еще больше. Сухая серая кожа напоминала камень. Части туловища, не прикрытые обрывками одежд, пестрили темными рытвинами и хребтами рубцов от былых ранений. На нем буквально не было ни единого целого места. Перекошенная физиономия, правая сторона которой напоминала ломоть оплавленного сыра, улыбалась и смотрела на собеседников единственным зрячим глазом.
– Меня зовут Думитур, – дружелюбно проговорил он и устало оперся плечом о сырую поблескивающую поверхность стены. – Я не надсмотрщик и узником давно себя не чту. Я – нечто вроде местной достопримечательности, если можно так выразиться, – Думитур усмехнулся. – Эдакое старейшее наследие здешней коллекции боли и страданий. Хотя следует признать, когда-то давно я был и на вашем месте. Правда, меня тогда было несколько больше, – калека окинул взглядом свои отсутствующие конечности, приложился культей к подбородку и, подвигав предплечьем косую челюсть поочередно в разные стороны до глухого щелчка, насильно вернул ее в привычное положение. – А по вам двоим, – сипло добавил он, – и не скажешь, что вы дрожите от страха или неведения, на худой конец. Но все остальные наверняка сейчас судорожно гадают, чтобы все это могло значить и как бы поскорее убраться с проклятого острова. Так?! – насмешливо выкрикнул старикашка, повернув голову к центру каменного мешка.