Страница 23 из 26
— Я там морковку почистил, — сообщил он. — И картошку. Адусь, правда, очень спина болит, а супа хочется. Ну порадуй нас, пожалуйста.
— Ладно, — Ада вздохнула. — Идёмте домой. Я там такое подслушала... дома расскажу.
***
— В общем, он стоит пятнадцать тысяч, — рассказывала Ада. — И Юрий действительно купил его спьяну, решил сыновей порадовать. Но! — она подняла палец вверх. — Скорее всего, они не станут его забирать в город. Хотят бросить на даче.
— И что с того? — поинтересовался Роман. — Это не первый раз, вообще-то.
— Да то, что можно будет его подобрать, и отдать кому-то, — ответила Ада. — Если он им всё равно не нужен.
— Не получится, — тут же сказал Яр. — Потому что бросят они его в сентябре. А уходим мы... Ром, когда мы уходим?
— Тридцать первого августа, — ответил Роман.
— Не совпадает, видишь? — Ян чуть виновато посмотрел на Аду. — Они ещё не уедут. И даже если уедут, мы всё равно не успеем его пристроить.
— Да и не факт, что кот к тому времени будет жив, — добавил Роман. — Ты же знаешь этих детей.
Ада ничего не ответила. Отвернулась, и принялась мешать суп в небольшой кастрюльке, стоявшей на плитке. Роман молча посмотрел на Яра, тот беспомощно развел руками. Мол, что делать-то? Врать? А смысл? Самообман в данном случае глупость несусветная, надо принимать, как данность, то, что есть — всё равно ведь будет оно так, как будет. Увы.
— Ада, если что-то изменится, мы воспользуемся ситуацией, — осторожно произнес Яр. — Но ты пойми, это же...
— Я всё понимаю, — глухо ответила Ада. — Всё. Не думай, я не настолько глупа, как вам того хочется. Просто больно очень. Мне его жалко.
— Всех тебе жалко, кому этого не требуется, — Роман рассердился. — Ты бы нас лучше пожалела. Или хотя бы себя.
— Я не могу себя, — ответила Ада, не поворачиваясь. — Я себя ненавижу, Ром, и ты об этом знаешь. Давайте сейчас не будем об этом, — попросила она. — Садитесь есть. Суп и правда вкусный получился.
***
— Что ты делаешь? — с любопытством спросила Берта, подсаживаясь к Эри. Та сидела за столом, и на тетрадном листе рисовала какие-то непонятные схемки, больше всего напоминающие то ли детские каракули, то ли почеркушки художника-абстракциониста. Какие-то кружочки, точки, пересекающиеся линии...
— Думаю, — отозвалась рассеянно Эри. — Пытаюсь кое-что для себя понять.
— И что именно? — Берте стало интересно.
— Понимаешь, еще давным-давно я для себя сделала одно открытие... если его можно так назвать... — Эри задумалась, подбирая слова. — Таких, как мы с тобой — много, понимаешь? Мы с ребятами говорили тогда про осколки голограммы. То есть нас получается в разы больше, чем их.
— Эээ... погоди, — Берта потерла переносицу. — Наблюдателей?
— Ну да, — кивнула Эри. — И не только. Его женщин — тоже. Таких, как Джессика. Такие, как мы, знают что-то о черных и рыжих. А те женщины, они видят прекрасного принца, если это можно так назвать. То есть у нас есть какие-то идеалы, что ли. Или предвидение. Предчувствие, что-то вроде того.
Эри, впрочем, как и всегда в подобных случаях, говорила немного неуверенно, словно пыталась нащупать, уловить какую-то не совсем сформировавшуюся, ускользающую мысль — но Берта отлично знала, что мысли такого рода у Эри отнюдь не праздны, и чаще всего эта мысль потом способна трансформироваться в модель, причем весьма серьёзную. Но для начала нужно, конечно, разобраться, что именно Эри почувствовала. Она именно что чувствует, и порой эти ощущения в достаточной степени трудно передать словами.
— Ты имеешь в виду, что подобное притягивает подобное? — осторожно спросила Берта.
— Не совсем, — покачала головой Эри. — Это было бы слишком просто, а тут получается сложнее. Вот смотри...
Она перевернула тетрадный лист, и нарисовала на нём три кружочка, в самом центре. Два рядом, один чуть в стороне.
— Это они, — объяснила Эри. — Архэ. Их трое, видишь?
Берта кивнула.
— А теперь смотри дальше...
Рядом с кружочком, расположенным в стороне, появился ещё один.
— Это она. Женщина. Спутница. Или, в некоторых случаях, Связующая Барда, — Эри улыбнулась. — Теперь дальше.
Рядом с двумя другими кружочками появилось ещё три.
— Это, допустим, ты, а это — мужики. Фэб и Кир, например. Или, как у нас, Рэд и Саб, — объяснила Эри. — Встречающие и Наблюдатель.
— Хорошо, поняла, — кивнула Берта. — И что из этого следует?
— Сейчас поймешь. Они трое — не рожденные. Воссозданные. Всегда. Правильно?
Берта снова кивнула.
— А вот мы — нет, — Эри подняла голову, и посмотрела на Берту задумчивым взглядом. — Мы всегда — рожденные. У нас были мама и папа, или, в случае рауф, были старшие отцы, определяющие, и мамы. Так?
— Ну... да. И?
— Ну и вот, — пожала плечами Эри. — Нас всегда больше, Бертик. И я стала, кажется, догадываться, почему. Смотри, что у меня пока что получается.
Чуть ниже Эри нарисовала один кружочек, разделив его полосочками на три части, а ниже нарисовала какую-то невнятную схему — то ли сиур, то ли подобие сиура. И принялась ставить внутри этой схемы множество точек, где-то гуще, где-то реже.
— Что это такое? — нахмурилась Берта.
— Сейчас объясню. Вот это место, — Эри обвела ручкой свои каракули, — кластер пространства, в который должны попасть каким-то образом они трое. Я не про конкретное что-то, я про вообще. И в этом кластере начинаем появляться... ну, мы, — она пожала плечами. — Множество нас. Кто-то сильнее, кто-то слабее, где-то нас больше, где-то нас меньше, но мы всегда, понимаешь, всегда появляемся там, где должны появиться они. Понимаешь?
Берта вдруг почувствовала, что у неё мороз пробежал по коже. Потому что Эри была права. Целиком и полностью права.
— Вот эти три пары, — Эри кивком указала на очередной дневник. — Мы не искали, но там, где были Фламма и Амрит, и Наблюдатель, и Связующая появились бы обязательно. Скорее всего, они там и были уже, просто не дожили до момента встречи. Потому что все погибли раньше, и Амрит, и оба брата, и... наверное, они тоже. Вторая пара — поехали искать что? А кого нашли? На болоте, чёрти где они находят... правильно. Связующую и Наблюдателя. В сильно искаженном виде, конечно, но ведь находят же! Здесь. Связующая и Наблюдатель уже присутствовали при появлении Романа и братьев, ведь так? Да, Связующая погибла, но Наблюдатель — жива. По сей день.
— А мужчины? — с интересом спросила Берта.