Страница 24 из 26
— Ну, их тут не могло быть, но если бы Яр и Ян вышли за пределы этого мира, они бы нашлись, — уверенно ответила Эри. Настолько уверенно, что Берте снова стало не по себе. — Думаю, что если их поискать, они найдутся. Если, конечно, они ещё живы. В этом кластере немало миров рауф, ты же знаешь.
Берта кивнула. Верно. Немало.
— Я вот еще что думаю. Ада не погибла из-за того, что погиб Ян, — Эри покачала головой. — Если бы он не погиб, она бы уже умерла. Просто потому что так надо. Или — или.
— Знаешь, это надо подумать, — Берта посмотрела на исчерканный листок. — Некое рациональное зерно в том, что ты говоришь, есть. Но, опять же, нам нужны дополнительные данные. Потому что выборка маловата, согласись. Пять групп. Это ни о чем.
— Согласна, — тут же кивнула Эри. — Слишком мало. Но давай правда про это подумаем. Не просто так же это всё...
— А вот это верно. Конечно, не просто так, — Берта улыбнулась. — И как это у тебя получается каждый раз?
— Что именно? — не поняла Эри.
— Нестандартно мыслить, — пояснила Берта.
— Не знаю, — Эри пожала плечами. — Давай дневники читать. А то я что-то увлеклась, а работа сама себя не сделает.
— Давай, — Берта придвинула к себе тетрадь. — Это у нас... ага... это от восемнадцати лет, и дальше. После смерти Яна.
— Да, да, — покивала Эри. — Она тут уже другая. Совсем другая. Потому что ребенком и подростком она после восемнадцати быть перестала.
***
"...ужасный скандал. Я ездила туда, как на работу, каждую неделю, и про это узнала мама. Господи, как она кричала! Стекла дрожали. Она была в бешенстве, и даже ударила меня пару раз, потому что решила, что я брала у неё деньги, чтобы купить ему поесть, а я ничего не брала, я покупала на те, что зарабатывала сама. Да и что я могла привезти? Хлеб, пряники, сигареты, чай. Правда, чай мне сказали больше не привозить, потому что чай, оказывается, нельзя, его или украдут, или сделают чифирь. Но мама решила, что я на её деньги таскаю Яру еду в дурдом. Я не смогла ничего доказать. И никогда не смогу, она мне не верит.
Буду ездить дальше. Мне уже есть восемнадцать лет, я совершеннолетняя, и могу решать такие вещи сама. Да, я боюсь, что она может выгнать меня из дома, но это значит лишь то, что мне надо быть осторожнее, и не попадаться больше. Я знаю, что меня сдала маме староста нашей группы, потому что я сбежала с практики, чтобы к нему поехать, значит, больше с практики не убегу, буду приезжать вечером.
Яр и раньше был худеньким, а теперь вообще похудел так, что на него смотреть страшно. Он почти ничего не ест, мало говорит, и отвечает невпопад. Врач объяснил, что это из-за лекарств, которые ему дают, и что, видимо, так до конца курса приема этих лекарств с ним будет, потому что других лекарств не существует. Яр со мной говорит, но только про одно. Про то, что у него отобрали Яна, и закопали, и что Яну там холодно. Он просил меня спасти брата, но я не смогу, конечно, выкопать урну, и привезти ему. Это невозможно. Во-первых, урну тут же отберут, и снова зароют. Во-вторых, меня или в тюрьму посадят, или туда же, где сейчас Яр. В-третьих, я боюсь этой урны, или... нет, неправильно. Не боюсь. Мне больно внутри, когда... (зачеркнуто, неразборчиво) Я видела её на похоронах, мне этого хватило. Она чёрная, как ночное небо, и эта табличка... (зачеркнуто)
Мне приходится теперь прятать дневники от мамы. Она пыталась их выкинуть, случайно нашла во время уборки, и отнесла на помойку. Я доставала свои тетрадки из контейнера, вся перепачкалась, порвала кофту, и был ещё один скандал. Теперь прячу дневники в подушку своей тахты. Почему она меня ненавидит? Я же люблю её. Чем я заслужила такое отношение к себе? Хотя нет, заслужить-то я заслужила, но почему она каждый день и час старается напомнить мне об этом?..«
— Да, отношения у них не очень, — заметил Лин.
— Это ты преуменьшил размер проблемы, — покачала головой Эри. — У меня было нечто подобное. Я знаю, как это... когда вот так. Может быть, дальше станет понятнее, почему у них получилось вот такое, но догадки у меня есть.
— Отец, — тут же сказала Берта. — Женщина просто отыгралась на дочери, как мне кажется, за свои неудачи в личной жизни.
— Нет, не думаю, — Эри повернулась к ней. — Ада сама хороша, Бертик. Более чем хороша, уж поверь мне. Ты не заметила некоторые несоответствия? Ада врёт. Я такая же лгунья, ну, была, по крайней мере, и, поверь, в этом нет ничего хорошего. Ада — врёт, повторю. И на учёбе, и матери. А цель её вранья вовсе не благая. Это эгоизм чистой воды.
— Да ладно, — тут же возразил Скрипач.
— Вот и ладно, — ответила Эри. — Яру её присутствие не требуется. Он в больнице, ему и без того плохо. С учебой у Ады не очень, в этом я больше чем уверена. Денег в семье мало. А она делает что? Таскает в больницу пряники, которые бедный парень съесть просто не сумеет. Внешне её поступки выглядят вроде бы благородно. Жалостливая девушка пытается заботиться о попавшем в беду друге. На практике всё не так. И зря вы думаете, что она этого не понимает. Она понимает. Но продолжает делать то, что делает.
— Эк ты загнула, — покачал головой Скрипач. — Мать там тоже хороша. Выкидывать чужие записи — такое себе занятие, уж прости.
— А я и не говорила, что мать там ангел, — возразила Эри. — Мать та еще сволочь, но, рыжий, правда, они друг друга стоят. Давайте дальше почитаем, может быть, всё станет понятнее.
«...что говорит Роман про это. Рома к нему ездил, но поесть ничего не отвез, сказал, что купил мыло, и зубной порошок, вроде ему сказали, что это можно. Он поговорил с врачом. Говорит, диагноз сложный, основной вроде бы шизофрения, но как-то он сказал, что параноидная шизофрения, потому что там и депрессия, и паранойя, и что-то ещё, я не запомнила, что. Яр постоянно говорит, что Яну там холодно. И что его надо забрать оттуда, чтобы согреть. Он убежден, что против него и Яна есть какой-то заговор, поэтому Яна они спрятали под землю, а его, Яра, посадили сюда, чтобы он не мог помочь брату.
Чёрт, пишу про это всё, и у меня трясутся руки. Это ужасно. Он был такой веселый, такой хороший, а сейчас он как тень, как призрак, с потухшими глазами, худой, запущенный. Единственное, что он делает не по приказу — это моется. И он, и Ян всегда были очень чистоплотными, и вот эта самая чистоплотность то единственное, что в нём осталось от прежнего веселого здорового Яра.