Страница 128 из 161
Сетуя на то, как бездарно и безвкусно обмотвали голову Блэки, доктор размотал тряпки. Под ними обнаружились три длинных и глубоких пореза, оставленных когтями.
— Все совсем плохо, доктор?
— Никогда не понимал этого. — доктор Доу принялся очищать раны. — Люди то и дело говорят «совсем плохо». Как будто есть не совсем плохо. И как будто у кого-то есть специальный измеритель беды. Тосты подгорели, оторвало ногу, умер дедушка… Что из этого «совсем плохо»?
— По… полагаю, все, кроме тостов.
Доктор покачал головой.
— Позволю себе не согласиться. Железный комиссар из Дома-с-синей-крышей прекрасно себя чувствует с новой механической ногой — он и думать забыл о мучавшей его десятилетиями подагре. Когда умер мой дед, все наше семейство вздохнуло свободно — он был тем еще мерзавцем: никому не посоветую такого деда — даже злейшему врагу. И все это в то время, как мой день становится бесповоротно испорчен, когда утренние тосты оказываются подгоревшими. Сейчас будет очень больно.
Доктор взял со столика с инструментами кривую иглу и нить.
— Полагаю, придется наложить восемнадцать швов, — сказал он. — Или… нет, все-таки девятнадцать. И шрамы останутся. Постарайтесь не двигаться.
Доктор принялся зашивать, а Блэки заскрипел зубами и застонал.
— Полагаю, все это для вас в новинку, — говорил доктор, проводя стежок за стежком. — И тем не менее вы недурно справляетесь.
— Я… я должен вас ненавидеть, доктор, за то, что вы сделали, — процедил крысолов. — Но… уууу… я всякий раз напоминаю себе, что у вас не было выбора.
— Не шевелитесь.
— Хуже всего ночами, когда все эти люди засыпают. Я… я не могу сомкнуть глаз и все думаю, как она там, и…
— Я ведь велел вам не шевелиться.
— Мне… мне очень страшно, понимаете?
Доктор на миг остановился, словно хотел что-то сказать, но уже в следующую секунду продолжил свою работу.
Перед глазами у Блэки все плыло. Боль превратилась в жар и тупое ощущение чьего-то стороннего воздействия, когда игла протыкает кожу, а нить скользит сквозь нее со слышным лишь ему шорохом.
Вскоре все было закончено. Доктор взял ножницы и перерезал нить. Протер лоб Блэки салфеткой и уставился не моргая, будто бы любуясь своей работой.
— Вы правы, доктор. — проговорил крысолов, глядя в эти темные холодные глаза. — Это все для меня… в новинку. Я в кошмаре. И никогда не проснусь. Так мне кажется, и с каждым днем уверенность в этом становится все сильнее… Я оказался в бандитском логове, среди бесчестных и беспринципных людей. Они принимают участие в мухлеже с крысиными боями и еще во множестве темных дел… Представляете, доктор, они подбрасывают крыс в дома горожан, чтобы их вызвали!
— Неужели?
Доктор Доу вернулся за свой стол, закурил и сцепил пальцы.
— Любопытно-любопытно… — Он бросил задумчивый взгляд на человека, лежавшего без движения на хирургическом столе.
— Что именно вам кажется любопытным?
Доктор не спешил отвечать. Он уставился прямо перед собой и будто бы вышел из комнаты — притом, что, как и прежде, продолжал сидеть на своем стуле.
— Кажется, пришло время пригласить сюда господ Смолла и Мэпла, — сказал он и его взгляд потяжелел. — Пришло время сделать то, что я обещал себе не делать: воспользоваться услугами Братства крысоловов.
***
В доме № 7 в переулке Трокар все спали. В нем поселилась звенящая тишина. Было слышно, как в гостиной тикают часы, а в комнате Джаспера сонно жужжит пчела Клара.
Фредерик Фиш пошевелил кончиком носа, поморщился, сперва открыл один глаз, затем другой, после чего оторвал голову от подушки.
В кабинете доктора Доу было темно.
Убедившись, что никто не станет свидетелем его неожиданной оживленности, Фиш слез с хирургического стола, размял шею и широко зевнул. Он потянулся, похрустев едва ли не всеми косточками в теле.
На дело нельзя идти с затекшей ногой — это вам скажет любой грабитель или жулик, поэтому еще какое-то время Фиш немного постоял на месте, попинал непослушной босой пяткой пол, пока конечность не соизволила «включиться». Кто-то мог бы усомниться: «Какое еще у Фиша может быть дело в этом доме?», — но правда заключалась в том, что прямо сейчас экстравагантного грабителя банков, выходца из Льотомна и просто обладателя распрекрасной лысины ожидало очередное ограбление.
Несмотря на свою известную непоколебимость и непосредственность, чувствовал себя сейчас Фиш неловко и неуютно, немного стыдился и совсем чуть-чуть испытывал стеснение. И нет, вовсе не потому, что он намеревался ограбить приютивших его людей, заботливого доктора, его восхищенного племянника и талантливую в кухонных делах экономку. А потому, что при нем не было его черной жуликовской маски — без нее он чувствовал себя совершенно голым, и при этом его не смущало наличие больничной рубахи. Но делать нечего — маску достать неоткуда, в то время как дело отлагательств не терпит.
Фиш подкрался к шкафу с лекарствами, открыл его и принялся возить по полкам носом, пытаясь разглядеть этикетки. Глаза, кажется, в достаточной степени свыклись с темнотой, и вот он уже почти-почти способен различить надписи… Нет! Без свечи не обойдешься — он все-таки не Каркин.
Фиш подкрался на цыпочках к докторскому столу — здесь где-то должны быть спички…
Фырк-фырк… и спичка загорается. От серы защипало в носу, и, едва сдерживая чих, грабитель банков вернулся к шкафу. Он быстро отыскал нужные склянки («Триттон и пациенты» и «Капли “Коппс” доктора О») и, завладев ими, шмыгнул за докторский стол.
Спичка погасла, Фиш выждал несколько мгновений, вслушиваясь, после чего зажег еще одну. Выдвинув ящик и достав оттуда листок писчей бумаги и ручку с чернильницей, принялся что-то поспешно рисовать. Штрихи были грубыми и неровными, но постепенно из них вырастало нечто осмысленное, хоть и непонятное для любого постороннего: вот голова-капюшон, а вот и кармашек на груди…
Вскоре рисунок был готов. И тут Фиш услышал звук, который ужаснул его. Его живот урчал. Урчащий живот может выдать любого взломщика — это знают все жулики. Да и вообще Фиш поймал себя на том, что больше не в силах бороться с голодом.
Он задул спичку, подкрался к двери и выглянул в коридор. Темно и тихо. Двинулся к лестнице, ступая на цыпочках.
Подобная авантюра с его стороны была очень рискованной: если кто-нибудь заметит его, шныряющим по дому в то время, как он должен лежать себе без сознания после талантливо сыгранного приступа, вся легенда рухнет в одночасье. Блохх настойчиво рекомендовал ему лежать в кабинете доктора до самого конца и прикидываться, но это же так скучно! К тому же Блохха здесь не было. У Блохха в животе пыль не перекатывалась, в то время как где-то внизу лежало целое блюдо с чем-то сладким — и даже, возможно, с коврижками миссис Трикк. Хуже будет, если это опять «Твитти», как прошлой ночью. Из всех сладостей печенье «Твитти» Фиш не любил сильнее всего, поскольку его изготавливали на фабриках, а в понимании грабителя банков из Льотомна сладости — это штучный продукт, который должен выходить только лишь из-под пальцев талантливого кондитера. Он не любил «Твитти», и поэтому в поедании его всегда вел себя очень скромно — мог съесть всего лишь две-три пачки за раз, и ни печеньем больше. Но сейчас выбирать не приходилось — не мог же он разбудить миссис Трикк с просьбой приготовиться что-нибудь вкусненькое.
Фиш спустился вниз и наощупь двинулся по гостиной. Зажигать спичку он не решался, и его глаза вновь стали обычными человеческими, ничего в темноте не различающими, бесполезными глазами.
— Осторожнее, раззява! — шикнул он на себя, стукнувшись коленом об один из вечно попадающихся на пути предметов мебели — кажется, это был стул из полосатого гарнитура.
О! Вот и кресло у камина! Вот и журнальный столик! Где-то здесь должна стоять ваза со сладостями, и… и тут Фиш допустил первую оплошность… Он забыл, что гостит в доме, в котором, помимо него, находится еще один охотник за сладостями: ваза предательски пустовала.