Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 58 из 70

Глава 15

Молчаливый спутник в штатском коридорами проводил Бориса к небольшому залу. Там по сторонам красивой и широкой двери стояли два таких же молодца. Охранник обменялся с ними взглядами и, оставив им Бориса для присмотра, тенью проскользнул за дверь. Пока он выяснял там обстановку, в зал вкатили несколько тележек с супницами и судками. Их толкали женщины в белых передниках и в таких же кокошниках на головах. Подкатив свой груз к дверям, они остановились. Двое в штатском, ловко поднимая крышки супниц и судков, быстро осмотрели содержимое и дали знак везти еду за дверь.

В этот миг Борис сообразил, к кому его позвали и что происходит там, за дверью. Охренеть — не встать! Чтоб какого-то певца притащили к руководству СССР… Для чего? Явно не расстреливать — прямо здесь, в банкетном зале, на глазах кремлевских небожителей… Сочинить такое даже либерасты, те, которые в его прошлой жизни люто ненавидели «совок», не додумались. И еще он ощутил, как забурчало в животе. Он не ел с полудня, перед выступлением ему и не хотелось, но сейчас почувствовал зверский голод. А всему причиной бдительность охраны. Их контроль судков и супниц наполнил помещение умопомрачительными запахами.

Из-за двери выскользнул охранник.

— Примут! — сообщил Борису и строго добавил: — Вести себя прилично. Самому разговор не начинать, ждать, пока спросят. Пригласят к столу — садитесь, нет — на месте оставайтесь. За столом держать себя достойно. Пить умеренно, едой не увлекаться. Есть мало, по кусочку. А не то вдруг спросят вас о чем-то, а рот едой забит… Вам понятно?

— Да, — сказал Борис.

— Заходите!

За порогом Борис встал и осмотрелся. Перед ним развернулся просторный зал, а в шагах пяти находился накрытый белоснежной скатертью стол в форме буквы «П». За столом знакомые лица персон, чьи портреты граждане несут на демонстрациях. В центре перекладины буквы «П» восседает Леонид Ильич, с обеих сторон от него — Подгорный с Сусловым и остальные. Кто-то ест, Суслов что-то говорит генсеку. Брежнев слушает, кивая головой.

Появление Бориса заметили не сразу. Первым разглядел его генсек.

— А-а, вот и певец, — объявил он вслух. — Подойди, герой.

По его голосу понятно было, что генсек с товарищами праздник уже начал отмечать, накатив на грудь не менее стакана. Борис приблизился.

— Вот кто заставил всех нас встать, — Брежнев погрозил Борису пальцем и внезапно рассмеялся. — Молодец, Коровка! Душевно пел, растрогал до слез. Так и нужно исполнять. Только, думаю, Магомаев спел бы эту песню лучше.

— Он и будет ее дальше петь, — сказал Борис. — Просто в этот раз организаторы поставили меня. Посчитали, наверное, что Герой Советского Союза на таком концерте будет к месту. Ни по голосу, ни по музыкальному таланту с Магомаевым сравнить меня нельзя.

— Скромный! — Брежнев хмыкнул. — Но старался, и не только на концерте. Книгу написал хорошую, рисунки там душевные. Молодец! Спасибо.

— Вам спасибо, Леонид Ильич, — поспешил Борис. — За квартиру и поддержку.

— Заслужил, — генсек махнул рукой. — Все бы так старались отработать. А не то им дашь, чего попросят, а потом отдачи не дождешься. Лишь болтать горазды… Ты присядь, герой, выпей с ветеранами.

Не успел Борис моргнуть, как за спиной появился стул. Перед ним на скатерти возникли тарелки и столовые приборы. Рядом встала рюмка, ее наполнили прозрачной жидкостью.

— Тост скажи! — велел Брежнев.

Борис вскочил.

— За Победу! За героев — павших и живых. За вас, товарищи!

По-гусарски опрокинул рюмку в рот. Водка жидким пламенем скользнула в пищевод и наполнила желудок теплотой.





— Хорошо сказал, — кивнул генсек. — Только многовато под одну-то рюмку. — Думаешь, что больше не нальем?

Он захохотал, другие поддержали.

— Ты присядь, — махнул рукой генсек. — Покушай, выпей, сколько хочешь, а на нас внимания не обращай.

Борис последовал совету. Официантка наполнила тарелку вкуснятиной — жареными котлетами, нежным пюре, добавила салатиков и хлеба. Поначалу он старался следовать указаниям охранника, ел помалу, ожидая, что его вдруг о чем-то спросят. Только окружающие о нем забыли. Ели, пили, что-то обсуждали меж собою… Борис не слушал. Тот факт, что он здесь сидит, тешило его гордыню. Ведь других-то не позвали. Значит правильным путем идет, может быть, со временем удастся как-то повлиять на ход истории.

За столом произносили тосты. В этот миг Борису тоже наполняли рюмку, он ее послушно выпивал, опасаясь вызвать недовольство. И довольно скоро окосел. Не сказать, чтоб совсем, но в голове уже шумело. Внезапно Брежнев, обсуждавший что-то с Сусловым, вспомнил о певце.

— А давай его вот спросим, — предложил, ткнув пальцем в гостя. — А скажи-ка нам, герой, как у нас в стране с культурой? Все ли хорошо, цветет она и пахнет, или же чего-то не хватает?

— Леонид Ильич, — Борис развел руками, — как я могу говорить про всю культуру? Там же столько направлений! Музыка, литература, живопись и многое другое. Это же творчество. Не мне о нем судить.

— Хорошо, скажи о музыке, — согласился Брежнев. — В ней ты разбираешься?

— Отчасти. Там, где речь о песнях.

— Ну, и как тебе они? — спросил генсек.

Если бы Борис не выпил столько…

— Много есть хороших, — сказал, подумав, — но и мусора хватает. Это в принципе не страшно, невозможно даже лучшим композиторам сочинять одни шедевры. Плохо, что есть немало замечательных песен, только их не услышать ни на радио, ни по телевидению.

— Почему? — спросил генсек.

— Не допускают. У нас есть целая плеяда композиторов, поэтов, исполнителей, их еще нередко называют бардами. Сами сочиняют и поют. Я живой тому пример. Многие из них талантливы. Вот, к примеру, Окуджава, Визбор и Высоцкий. Окуджава в прошлом фронтовик, воевал, был ранен. Член КПСС. Визбор тоже коммунист. Песни пишут замечательные, с любовью к Родине, только их нигде не слышно. Более того, их авторов ругают. На недавнем съезде композиторов Кабалевский[79] призвал разобраться с так называемыми бардами. Чем они ему мешают, интересно? Ведь они не пишут опер и симфоний, как тот же Кабалевский. Только такова позиция Союза композиторов. Его возглавляет Тихон Хренников, который был назначен лично Сталиным и с тех самых пор руководит всей музыкой Советского Союза как настоящий сталинист. Все, что ему по не нраву, — не пускать в эфир! Ну а с бардами так вовсе разобраться… Разве можно так с творцами-патриотами? Я, возможно, ошибаюсь, Леонид Ильич, но, если б с музыкой у нас все было хорошо, вы бы мне такой вопрос не задавали.

Про порядки в Союзе композиторов Борис слышал от знакомых исполнителей. Ну и сам немного помнил из прошлой жизни. Авторскую музыку он любил.

— Слышал? — Брежнев повернулся к Суслову.

— Да уж! — член Политбюро нахмурился. — Наплел певец… Ладно Визбор с Окуджавой, к ним претензий я пока не слышал. Но Высоцкий! Разложившийся морально человек. Блатные песни сочиняет.

— Ну, во-первых, это в прошлом и по молодости, — возразил Борис. — А еще Высоцкому приписывают то, чего он не писал. Во-вторых, у него есть замечательные песни о войне. Что не удивительно — Высоцкий сын фронтовика. Да, возможно, с ним не все так просто. Так любой творец — натура сложная и порой противоречивая. Только разве не задача партии воспитать таких, как он, в преданности идеалам коммунизма? Кто-нибудь с Высоцким говорил на эту тему? Учредил над ним опеку, как над молодым, но перспективным автором? Сомневаюсь. Вместо этого поэта и актера разнесли в печати, обвинив его во всех грехах. То есть дали колом по башке. И какая в этом польза для страны, народа?