Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 79 из 81

— У неё два сына маленьких на руках, погодки, один больной, — проговорила бабушка. — Ну и идиотка, конечно. Куда ж без этого.

— Что собираешься делать? — спросил я.

— Да, голову сломала, не знаю, что делать. Мать её сейчас в больнице с младшим в Брянске. Эмма с отчимом и старшим из погодок осталась одна в доме. Вот ее отчим и расслабился совсем.

— Главное, самого страшного ещё не произошло, — сказал я, хлопнув себя ладонями по коленям. — А всё остальное решаемо. У неё бабушки-дедушки какие-нибудь есть?

— Есть дядя, брат покойного отца, — оживилась бабуля. — Живёт здесь с семьёй.

— Что за мужик?

— Нормальный мужик, водителем у нас на механическом заводе работает. Жена его нянечка в детском саду.

— Знаешь, где они живут?

— Эмма наверняка знает.

— Отлично, — проговорил я, вставая. — Этот вопрос надо решить. Сейчас. Раз и навсегда.

Я вышел в кухню.

— Эмма, что отчим, пьет? — спросил я девушку.

— Бывает, — ответила она, испуганно глядя на меня.

— Сейчас тоже пьяный?

— Нет, вроде.

— Отлично. Ты сегодня здесь оставайся с тётей Полей. Да, ба? — повернулся я к бабушке.

Она сначала мотнула головой отрицательно, потом, передумав, закивала согласно.

— Конечно, даже с ночёвкой можно, на Инкиной кровати пусть ложится.

— А мы с тобой сейчас прогуляемся перед сном. Да? — подошёл я к бабуле и подмигнул.

— Э… Да, да, — ответила она и пошла одеваться.

— Куда вы? — спросила обеспокоенная мама.

— Депутатский запрос оформим, — отшутился я, пошёл переоделся и вернулся в кухню.

— Всё хорошо будет, — сказал я растерянной Эмме, — не волнуйся.

— А как же брат? — спросила она. — Он ещё маленький.

— Не переживай, придумаем что-нибудь, — ответил я. — Отчим же пару часов с ним посидит, справится?

Девушка неопределённо пожала плечами. Из своей спальни вышла бабушка.

— Эмма, Герман с Валей в каком точно доме живут? — спросила она.

— За Большим мостом сразу по правой стороне четвёртый дом, — ответила ей Эмма. — А что вы собираетесь делать?

— Что надо, — ответила бабуля. — Мы пошли.

Мы вдвоём с бабушкой вышли на улицу и пошли в сторону улицы Ленина. Было скользко, я подставил бабуле локоть. Так мы дошли до перекрёстка и свернули налево. Подходя к Большому мосту, с которого я когда-то сиганул, она замедлила шаг, думая о чём-то своём. Какой-то вопрос в связи с этим у меня всё крутился на языке, но я никак не мог вспомнить какой. Так мы и прошли через мост, думая каждый свою думу.





— Что она там говорила, четвёртый дом справа? — проговорил я, переводя бабулю через дорогу.

Мы подошли к калитке нужного нам дома. В нескольких окнах горел свет. Отлично, кто-то из хозяев дома. Я заглянул через забор, пытаясь определить, есть ли тут собака. Никого не увидел, но, на всякий случай, хотел постучать калиткой, чтобы спровоцировать собаку, если она есть. Но калитка открылась, я прошёл первым во двор. Собака не выскочила, я пошёл к дому. Бабушка за мной.

На мой стук в дверь никто не вышел. Я пошёл, постучал в окно. Вскоре вышла молодая женщина невысокого роста, в теле, с русыми волосами, собранными в короткий хвост.

— Добрый вечер, — поздоровался я и выдвинул вперед себя бабулю.

— Здравствуй, Валя, — сказала она. — Герман дома?

— Дома, проходите, — пригласила нас Валя. — Что случилось?

Дом здесь современной постройки. Потолки высокие. Мы вошли в просторную веранду на всю длину дома. Справа здесь была летняя кухня. Слева дверь, похожая на санузел. У входной двери вешалка и галошница.

Мы разделись и вошли в дом. Он делился коридором на две половины. Нас пригласили пройти по коридору в проходную комнату, которая служила здесь гостиной. Слева по коридору была полноценная изолированная кухня, справа изолированная комната. Из проходной комнаты слева вход в изолированную комнату, примыкающую к кухне. У них тут две печи. Одну я заметил в кухне. И здесь в гостиной печь была частью стены, топилась она, получается, из соседней комнаты.

Мне понравилась планировка, очень практично.

Вскоре к нам вышел заспанный парень лет тридцати-тридцати пяти в черных старых брюках и майке-алкоголичке. Бросилось в глаза очевидное фамильное сходство с Эммой: высокий, стройный, белокурый, тонкие черты лица.

— Что случилось? — спросил он озабоченным голосом, даже не поздоровавшись. Не проснулся ещё, наверное.

Я предоставил бабушке объясняться.

— Герман, у Эммы неприятности, — начала с ходу она, тоже не посчитав нужным поздороваться. — Ленка в Брянске с младшим сыном. Эмма одна со старшим из братьев осталась с отчимом. Он ей проходу не даёт. Сегодня она от него еле вырвалась, сейчас у нас дома сидит, домой идти боится.

— Этот козёл совсем охренел?! — воскликнул Герман. Лицо у него сильно покраснело. Он встал и вышел из комнаты.

Жена Валя побежала за ним, причитая что-то про бедного ребёнка. Бабушка пошла следом. Я за ней.

В комнате напротив кухни располагалась спальня супругов. Герман лихорадочно натягивал на себя уличную одежду. Валентина тоже собралась одеваться, но он рявкнул на неё:

— Ты куда? С детьми кто останется?

— Куда же ты один к нему? — растерянно чуть не плача спросила она.

— Я с ним пойду, — попыталась успокоить её бабуля.

Я хотел сказать, что я тоже пойду, но вспомнил, что меня здесь никто всерьёз не воспринимает и промолчал.

Герман как ужаленный выскочил из дома, мы с бабушкой поспешили за ним. Резвым шагом миновали мост, чуть не бегом добежали по улице Ленина до перекрёстка с нашей улицей, но, всё равно, немного отстали от Германа. Бабуля была очень взволнована и тяжёло дышала. Я опасался за неё. Дом Эммы оказался через дом от нашего по той же стороне.

Герман первым на наших глазах ворвался в дом. Нам ещё понадобилось какое-то время, чтобы догнать его.

Когда мы вбежали, услышали громкий испуганный плач ребёнка.

Старый дом не был разделён на комнаты, только одна перегородка, и та не до потолка, отделяла один угол в большой хате. Посередине этой хаты на полу лежал Герман, верхом на нём сидел здоровенный бугай в трусах и майке и молотил Германа здоровенными кулачищами так, что тот только успевал закрывать лицо. Ни о каком сопротивлении со стороны Германа не было и речи.

На койке рядом сидел в одном белье малыш лет трёх-четырёх и горько плакал.

Я подошёл сзади к бугаю и ударил его со всей своей подростковой дури рёбрами ладоней по ушам.

Бугай завис, но не потерял сознание. Герман быстро сориентировался, столкнул его с себя, перевернул лицом вниз, сел сверху и закричал мне:

— Дай что-нибудь, руки ему связать.