Страница 34 из 81
Глава 11
Я хотел её дожать, но она не успела мне ничего рассказать. Мы подошли к булочной и наткнулись на деда Терентия. Он вышел нам навстречу с авоськой полной всякого хлеба, батонов и булочек.
— ЗдорОво, юнга, — воскликнул он, увидев меня и протянул руку.
Я с радостью поздоровался, а дед переключился на бабулю:
— Товарищ депутат. Как там с моим вопросом? Дадут нам побольше комнатёнку для кружка судомоделирования?
— Я запросы написала, отправила. Ждём ответы.
— Спасибо. Целую ручки. — Тут он снова переключился на меня. — Приходи вечером. Мне альбом отдали про Российский императорский флот за 1916 год. Посмотрим. До встречи, юнга.
Дед протянул мне руку, мы попрощались, и он пошёл в сторону своего дома, а мы с бабушкой вошли в булочную.
Я помахал тёте Маше, сидевшей на кассе. И занялся изучением ассортимента в этом магазине. На стеллажах лежали буханки черного и белого хлеба. Их брали сами. За плюшками, сдобами, рогаликами, печеньем и пряниками на вес шли к прилавку. Странная, конечно, система.
Весь хлеб на стеллажах голый. Проверить его свежесть можно было большой вилкой, привязанной к гвоздику. Я настолько привык к товару в упаковке, что постоянно ловил себя на мысли, что удивляюсь каждый раз и не могу поверить, что мы и правда раньше жили без пакетов. Да блин, мне психологически было очень некомфортно кидать хлеб в дырявую авоську. А вот запах свежеиспеченного хлеба валил с ног. От него я тоже отвык. Вкусный, насыщенный, почуяв его хотелось просто взять эту буханку и откусить прямо от нее. Да, собственно, так я и делал в детстве. Если посылали в магазин за хлебом, а хлеб был свежий, то домой я приносил порядком надкусанные буханки.
Был в магазине ещё кондитерский отдел. Вот там я задержался. Пирожные, сочники, коржики с орешками. И торты: Бисквитно-кремовый с белковым кремом и Сказка. Вот оно! Белковый крем. Вкус детства.
Мне здесь всё больше нравится. Осталось только найти способ денег заработать. 2.39 за торт, вроде, небольшая цена, но просить всё время денег у женщин как-то несерьёзно. Я хоть и в теле пацана, но сознание мужика-добытчика так просто не поменяешь. Да и зачем. Взрослый мозг в юном возрасте — это ли не мечта! Пойду сегодня к деду Терентию альбом смотреть, посоветуюсь, где подработать можно.
Бабуля взвесила сушек с маком и велела пробить мне 42 копейки. Я пошёл к тёте Маше. Пока я стоял в очереди в кассу, подошла бабушка и сказала пробить ещё два простых батона и буханку чёрного. Я впал в ступор.
— Это сколько? — переспросил я её.
— Ну, считай: два батона по 13 и черный по 16.
— 42 копейки? Правильно? А сушки сколько были? — я пока считал, ту сумму забыл.
— 42 копейки за сушки, 42 за хлеб, — учила меня бабуля.
Как же тут сложно. Хорошо хоть цены не меняются никогда. Постепенно все вспомню и освоюсь.
— А нельзя кассирше просто перечислить, что хочешь взять, — с надеждой спросил я, — а она сама посчитает?
— Цену ты всё равно должен ей назвать, батоны бывают разные: по 13 копеек, по 18, по 25. Чёрный тоже разный: по 16 копеек, по 18. Есть еще серый хлеб. Есть белый буханка. Это просто, — успокоила она меня.
Мы закупились в булочной и пошли дальше.
Бабушка без конца встречала знакомых. С кем-то просто здоровалась. С кем-то останавливалась переброситься парой слов.
Наконец-то мы дошли до дома Никифоровны. Бабуля уверенно вошла в калитку. Я за ней. Навстречу к нам выбежал небольшой тёмно-коричневый пёсель, дружелюбно лая и радостно повизгивая. Двортерьер на коротких ножках Эльвиру явно знал. Он подбежал к ней, кланяясь на ходу и отчаянно виляя хвостом. Увидев меня, он, также лая и повизгивая, подбежал ко мне, обежал вокруг и понесся обратно к бабуле.
— Чапа, Чапа, — приговаривала она.
На шум из дома вышла женщина, возрастная, седая, среднего роста, полноватая. Неулыбчивая и строгая.
— Привет, Эля. Заходите, — сказала она и кивнула мне головой. — У меня как раз пироги скоро поспеют.
Я вошел за Эльвирой в темные сени. Сразу захотелось включить свет. Я огляделся в поисках выключателя. Нашёл, пощелкал. Тишина. В смысле, темнота. Тоже, что ли, лампочка перегорела. Заметив мои манипуляции, бабуля обратилась к подруге:
— Есть у тебя лампа новая? Пашка починит сейчас свет.
— Была где-то. Вы проходите, — ответила Никифоровна и ушла в хату.
Мы прошли в кухню. Типичная изба, усмехнулся я про себя. Похожее, как у нас, расположение комнат, только средняя стена была немного сдвинута в другую сторону. Здесь кухня и одна из спален были меньше, чем две комнаты на другой половине избы.
Мы с бабушкой присели за стол. В хате пахло домашней выпечкой. Вскоре Никифоровна принесла лампочку, и я пошел в сени.
На дворе стоял день. Я положил новую лампу на подоконник. В маленькое окно проникало совсем немного света, но его хватило, чтобы при ближайшем рассмотрении заметить, что карболитовый патрон треснул. Я взял его в руку, чтобы выкрутить лампу, но патрон частично рассыпался у меня в руках. Причем лампочка осталась висеть на каких-то соплях. Оставлять всё как есть было нельзя. Я с усилием выкрутил лампу, окончательно доломав патрон. Куски его и старую лампу я принес на кухню и положил на стол.
— Перегрелся видимо, — сказал я. — Новый патрон нужен.
Я взял старую лампу, крутил, крутил, ничего не понял: лампа как будто покрылась туманом изнутри. На цоколе была чёрная метка.
— Патрона у меня нет, — сказала Никифоровна. — А где лампа новая?
Я забыл про неё. Пришлось встать и принести.
— Сейчас чай пить будем, — сказала Никифоровна, вставая. Она унесла лампы и патрон, и вернулась с тремя одинаковыми чашками и тремя блюдцами. Поставила их на стол. Эльвира принялась их расставлять, по-хозяйски взяла заварник и разлила по чашкам заварку.
Тем временем Никифоровна достала из печи пироги. У меня уже давно слюнки на них текли. Никифоровна каждый смазала сливочным маслом, переложила в корзинку застеленную льняной салфеткой и торжественно поставила корзинку на стол.
Мы сидели за столом и потягивали чай маленькими глотками. Пироги были ещё очень горячие. Я взял один и положил себе на блюдце, чтобы остывал.
— Знаешь, как обидно, — продолжила разговор с бабулей Никифоровна. — У меня никого нет, мне хапать добро не для кого. Я взяла себе одни сапоги и хожу в них четвертый год. Ну сколько мне одной надо? А они же мешками несут! И всё-то у них сходится.
Я взглянул на нее. Глаза у неё были сердитые.
— Ты уже на пенсии. Может, хватит работать? Сама же говоришь, сколько тебе одной надо? С кем ты там воевать собралась?