Сын ветра

Однажды ясным солнечным утром, когда Номта-ве-Ланга оставалась наедине с верной служанкой, до ее слуха донеслась веселая песня девушек Бакубы. Номта-ве-Ланга тотчас догадалась, что это подруги отправились к дальней реке на купание, и вот-вот они пройдут мимо большого дворца. Тогда она послала служанку к Кабазане с просьбой заглянуть к ней на минутку. Служанка со всех ног кинулась выполнять поручение, вскоре она вернулась и сказала, что Кабазана сейчас придет.

И впрямь, почти тотчас в комнату вошла Кабазана, да не одна, а еще с двумя подружками, своими ровесницами. Каково же было удивление девушек, когда они застали Номта-ве-Лангу не лежащей на тростниковой постели, а стоящий посреди комнаты, к тому же одетой в одежду своей служанки, а ту — лежащей вместо принцессы и укутанной с головой, чтобы думали, будто принцесса спит, и не беспокоили понапрасну.

— Т-с-с-с! Ни слова! Я иду с вами,— прошептала Номта-ве-Ланга, не дав подружкам и рта раскрыть.

Она вытолкала Кабазану и обеих ее спутниц из комнаты и потащила прочь от дворца, пока не вернулся кто-нибудь из взрослых служанок. Девушки просто не знали, как отнестись к затее принцессы — они одновременно были и обескуражены, и заражены ее задором. В конце концов они решили: так и быть, помогут принцессе в ее дерзком тайном замысле. Кабазана и обе ее спутницы обступили принцессу, и вот так, вчетвером, они побежали по малохоженой тропинке догонять остальных девушек. На этот раз их собралось особенно много, никак не меньше двух сотен. Увидев Номта-ве-Лангу, девицы затараторили, захихикали и, взбудораженные общей тайной, спешным шагом продолжили поход.

Вдруг Номта-ве-Ланге пришло в голову, что ее проделка наверняка уже разоблачена и вот-вот им вслед будет выслана погоня. Поэтому, как только большой дворец скрылся из виду, она предложила девушкам сменить направление и пойти не туда, где они обычно купались, а к глубоководной заводи Луланге, где вообще никто никогда не купается.

— К Луланге? — удивилась Кабазана.— Неужели ты никогда не слышала, что люди ее называют заводью, откуда нет возврата?

— Ах, это пустая болтовня! — воскликнула принцесса. — Выдумки вздорных стариков, которые и в реку-то боятся окунуться. Вперед, подружки, за мной! — И, смеясь, добавила: — А впрочем, если заводь Луланге окажется тем самым местом, где нас поджидает счастье, мы и сами не захотим оттуда возвращаться домой, не так ли?

Беспечным смехом ответили девушки на слова Номта-ве-Ланги и уже безо всяких сомнений продолжили путь. Никогда прежде не бывали они в этих местах, и никто из них не слышал, чтобы кто-нибудь из народа Бакуба посетил берег заводи Луланге. Однако все прекрасно знали, в каком направлении надо идти. Это была глубокая и весьма протяженная заводь на той же самой большой реке, где девушки обычно купались в своей любимой уютной заводи, только значительно ниже по течению. И до той, и до другой было примерно одинаково ходу. Девушки шли быстрым шагом, предпочитая узкие нехоженые тропы, дабы не наткнуться случайно на кого-нибудь, кто бы мог узнать принцессу.

Чтобы выйти прямо к заводи Луланге, девушкам пришлось сделать большой крюк и перебраться через гребень горы. Оттуда, с высоты, им открылся вид на реку с заводью Луланге, которая, казалось, не имела ни дна, ни берегов. Впрочем, заводь оказалась вовсе не такой широкой, как полагали девушки, просто берега ее густо поросли кустарником и деревьями, и их почти не было видно. Ветви некоторых деревьев так низко склонились над водой, что листва погрузилась в недвижную темную воду, будто утонула. И ни единой тропки не было видно вокруг. Значит, и впрямь люди ходят сюда крайне редко, если только вообще ходят. Некоторыми из девиц овладело сомнение, а самые боязливые готовы уже были повернуть назад.

— Вперед, девы Бакубы! — раздался громкий голос Номта-ве-Ланги.— Никто не посмеет назвать нас трусихами только потому, что мы сробели из-за россказней вздорных стариков. Вы только взгляните вон на те лужайки с сочной зеленой травой. Для кого же и создана вся эта красота, если не для нас?! Не для того ли, чтобы нам мягче лежалось на берегу?!

Девушки наперегонки помчались вниз с горы, на бегу продираясь сквозь густые заросли, пока не очутились наконец на тех самых зеленых лужайках, которые первой углядела принцесса. Здесь они разложили свои корзины с припасами, скинули с себя длинные юбки и накидки, сняли украшения и остались в одних только набедренных повязках. Все свои вещи девушки аккуратно сложили в общую кучу посреди лужайки. А затем, взявшись за руки, повели хоровод вокруг этой кучи с одеждой. Принцесса стояла рядом с Кабазаной, которая, как всегда, была заправилой. Сперва Кабазана повела хоровод в правую сторону — и все быстрей и быстрей закружились плясуньи, отбивая такт босыми ступнями по земле. Лишь мелодично позвякивают снизки ярких бус у них на талиях. Девушки сделали три круга, и тут Кабазана на миг остановилась и повела хоровод в другую сторону. И снова закружились плясуньи — аж до ряби в глазах,— только дзинькают яркие бусины на талиях да топают босые ноги по шелковистой траве. Вдруг, широко раскинув руки, Кабазана с криком побежала к воде и плюхнулась в реку. Тотчас ее примеру последовали остальные — с пронзительным визгом и хохотом стали девицы с разбегу кидаться в воду — плюх! плюх! плюх! Номта-ве-Ланга оказалась последней.

Девушки резвились в воде, плавали наперегонки то вверх, то вниз по течению, не заплывая, однако, на глубину. Наплававшись вдосталь, они вышли на берег и стали играть в догонялки. А притомившись и разгорячившись от беготни, снова кинулись в воду. Потом они нежились на прибрежной траве, а те, в ком еще не остыл задор, никак не хотели вылезать из воды. Они выстроились в длинную цепочку вдоль берега и даже в воде умудрялись отплясывать, отбивая такт ладонями по воде. Кое-кто затеял игру в прятки среди прибрежных деревьев и кустов. Другие — собирали вкусные дикие плоды и угощали ими подруг. А тут незаметно подошла обеденная пора. Подкрепившись, девушки разбрелись по речному берегу — кто уселся тесным кружком поодаль на прибрежных камнях и завел песенки, кто просто болтал, нежась в солнечных лучах. И так продолжалось довольно долго.

Однако девушки постарше, несмотря на забавы, не забывали время от времени внимательно поглядывать на солнце, и как только увидели, что оно пошло на закат и полуденные тени начали удлиняться, первыми заявили, что пора собираться домой. Номта-ве-Ланга заупрямилась:

— Нет, еще рано! Солнце и не думает садиться. Ну, давайте хоть немного поплаваем и хотя бы разок поводим хоровод.

Принцессу поддержало большинство подружек — им тоже совсем не хотелось возвращаться домой. Последнее слово оставалось за Кабазаной — и она заявила, что надо немедленно отправляться домой. Но принцесса упрашивала, умоляла подружек еще хоть ненадолго остаться на этом прекрасном берегу:

— Ах, подружки, подумайте обо мне! Как только мы вернемся домой, меня снова запрячут в эту противную темную комнату и заставят целыми днями лежать без движения на тростниковой постели. Давайте последний разок искупаемся.

— Ладно,— согласилась Кабазана,— вставайте в хоровод!

И точно так же, как в первый раз, девушки, подчиняясь командам Кабазаны, повели хоровод, потом вслед за своей предводительницей с громкими криками бросились в воду. Вокруг Номта-ве-Ланги собралась большая компания молоденьких девушек, и они так самозабвенно хлопали ладонями по воде, так громко смеялись и визжали, что не слышали голоса Кабазаны, которая уже несколько раз повторила им, что пора собираться, а то становится поздно. Наконец терпению Кабазаны пришел конец, и она принялась выговаривать принцессе:

— Ну почему, нкосазана, ты так скверно обращаешься с нами? По твоей милости мы и так уже запятнали свою честь, ибо покрываем твое дерзкое небрежение древним обычаям. А думаешь ли ты о том, какие еще бедствия могут обрушиться на нас за то, что мы нарушили покой этой запретной заводи?

— Погоди, не шуми! — молвила с отчаянием в голосе принцесса.— Дорогие мои соплеменницы, прошу вас, поймите меня. Я так увлеклась, что обо всем на свете позабыла. Я так соскучилась по вас, дорогие мои подружки, что просто не в силах расстаться с вами, тем более что меня сразу же по возвращении снова запрут в одиночестве. Но ничего, видно, не поделаешь, давайте собираться домой.